Ожог любовью

Несколько дней ходила в полном напряжении, ожидая и вместе с тем страшась встречи с ним. Боялась его взгляда, обвинительных слов. Боялась разоблачения одноклассников. С испугом оборачивалась на громкие крики, страшась услышать обвинение. А смех, я стала болезненно на него реагировать – каждый раз оборачивалась и присматривалась, не на меня ли глядят смеющиеся.

 Говорят время лечит все, и нервы в том числе. Особенно когда тебе восемнадцать лет и когда множество новых событий закручивают в жизненный водоворот. Нет, я не забыла, но как-то просто отпустила это событие. И только Евгению Евгеньевичу и Светлане Викторовне по-прежнему не могла смотреть в глаза.

В суете и волнении прошел месяц. Последний звонок отзвенел, тесты сданы, впереди остался только громкий праздник, которого с нетерпением ждет каждый школьник – выпускной.

Делая в салоне прическу и макияж, я зачарованно смотрела в зеркало, постепенно не узнавая себя. Каждая черточка, каждый едва ощутимый мазок кисточки по моему лицу совершенно менял образ. Из застенчивой юной девушки спустя час превратилась во взрослую женщину. Макияж совершено изменил меня. Я выглядела слишком по-взрослому, как-то надменно. Меня не очень обрадовало творение рук мастера, но что-то менять было слишком поздно.

 Вот чем я была полностью довольна, так это прическа. Светло русые локоны были уложены в высокую прическу и украшены веточкой сверкающих камней. Уши и шею также ощутимо отяжелял серебренный набор, с темно синими камнями, привезенный отцом из какой-то командировки. Он тогда говорил, что просто не смог удержаться и не купить этот набор, когда увидел оттенок камней, так сильно напоминающий цвет моих глаз.

Все это время я так ни разу и не встретилась с Петром Васильевичем. Безумно боялась, страшилась встречи и вместе с тем очень скучала. Не было возможности спросить у кого-то о нем, а неизвестность порою хуже самой горькой правды.

Торжественная часть выпускного бала подходила к концу. Мероприятие проходило на улице около школы. Собралась большая толпа, но даже она в своем плотном кругу не могла уберечь от пронзительного холодного ветра. Не помню, чтобы раньше июнь так низко опускал столбики градусников.

 Платье с открытыми плечами, еще несколько часов назад казалось прекраснейшим. Сейчас же я отдала бы его за любую более-менее теплую кофту. В начале вечера мы с девочками гордо восседали на креслах, напоминая королев, но спустя два часа скукожились и дрожали как бродячие собаки на зимнем морозе.

Я с нетерпением ждала окончания торжества в нашу честь. Уже поздно вечером, можно сказать ночью все это закончилось. Череда громких слов и пафосных фраз, череда похвал и льстивых обращений. Для меня это все звучало слишком кричаще, слишком наигранно, но кто я такая, чтобы менять весь этот устрой выработанный годами? Благоговение перед учителями, которые еще вчера имели над нами власть, растворилось. Сегодня они просто люди, такие же, как мы, со своими плюсами и минусами, со своими страхами и пороками.

А вот о пороках я вспомнила не вовремя. Уже несколько минут беспрерывно всматривалась в него. Учитель физкультуры. Перт Васильевич. Он стоял в толпе зрителей, но не заметить его было просто невозможно - возвышался над всеми примерно на голову. С тех пор, как я его не видела, он, кажется, стал еще притягательней, еще красивей. Не отрывая взгляда, всматривался в мои глаза. Меня пугал его взгляд и вместе с тем манил, завораживал. Он пленил омутом своих темных как ночь глаз. На таком расстоянии не возможно было разглядеть их цвет, но я знала какой он. Я отчетливо знала этот оттенок карего, с золотыми бликами. Сколько раз я тайком смотрела в них, глупо надеясь, что останусь незамеченной. И я ею оставалась – незаметной, такой как все – одной из сотен влюбленных в него учениц. До того памятного дня, до того как решилась на самый безумный в своей жизни поступок.

Жалею ли я об этом? Не знаю.

Нет. Скорее всего, нет. Я отвела взгляд и посмотрела на ведущих праздника. Молодые учительницы начальных классов что-то рассказывали, что-то по сценарию, который мы уже множество раз проходили. Их слова пролетали мимо, где-то за гранью моего восприятия. Глаза смотрели на них, ничего не замечая. Единственное, что я сейчас ощущала, был его взгляд. Он обжигал, вызывал трепет и дрожь в кончиках пальцев. Он сводил с ума и заставлял дрожать все тело, но уже не от холода, от чего-то другого - того, имени чему я еще не знала.

Торжественная часть праздника закончилась. Впереди ожидала ночь гуляния в клубе. Но прежде – прежде дань уважения школе, учителям и в первую очередь родителям. В актовом зале нас ожидал фуршетный стол с легкими закусками и шампанское. Сегодня мы могли смело позволить себе этот алкогольный напиток в присутствии даже самых строгих учителей.

Несколько бокалов игристого, и нам не терпится умчаться из-под бдительных глаз учителей и родителей. На улице ждут заблаговременно вызванные такси в ожидании хороших чаевых. А мы не торопимся, вернее торопимся, но не по этому. Сегодня наш день, день, когда мы можем себе позволить многое.

Шампанское ударило в голову – не сильно – в самый раз. Слегка добавило уверенности и раскрепостило, но уж никак не путало мысли. Желтые шашки такси ярко светились в темноте, и мы как бабочки на огонек, скорее поспешили к машинам.

Я не знаю, почему оглянулась, что меня заставило посмотреть на тенистую аллею.

Там стоял он. Не в майке и спортивках, как мы привыкли его видеть. Петр Васильевич был в костюме. Черная рубашка сливалась с окружающей темнотой, еще более ярко оттеняя загорелую кожу. Он стоял, облокотившись на машину в ожидании кого-то. Кого? Неужели меня.

Сердце пропустило один удар, второй, а потом помчалось с бешенной скоростью. Кровь прилила к щекам, окрашивая их в багряный цвет. Руки сами потянулись к лицу, прикасаясь, проверяя на ощупь, нет ли там чего-то выдающего мое состояние. А потом коснулись губ, которые вмиг пересохли. Они помнили его поцелуи – страстные, требовательные.