Страница 32 из 48
Но, к сожалению, сам автор, наметив этот путь, не идет по нему, а совершает логический скачок в сторону или в противоположном правильному направлении – я уж не знаю куда, чтобы вывести на сцену, как deus ex machina, различие между некоторыми, по его мнению, особенно интересными и в то же время трудными вопросами («таких вопросов в каждой науке немного»), с одной стороны, и всеми прочими вопросами, с другой стороны, и установить постулат, что вся система науки должна быть предоставлена учебнику, а предметом лекций должны быть эти избранные «немногие» вопросы, для чего достаточно, может быть, одной лекции в неделю или еще меньшего количества лекций (минимума автор не называет), а «максимальное их количество не должно превышать 2–3 часов в неделю на предмет (а не 6, как по действующему Уставу)». Ведь «общие учители», «имеющие успех», «сохранившие секрет», не изобретенным автором секретом пользуются: они читают не несколько лекций, посвященных избранным вопросам, максимум 2–3 часа в неделю, а систематические курсы, причем некоторым наукам посвящается не шесть годичных лекций, а значительно больше, ибо чтение продолжается больше года или делится между двумя преподавателями. И, между прочим, читалось прежде и читается «общими учителями» столько лекций, сколько их читается, не потому, что это было предписано Уставом (сообщение автора, что по Уставу полагается по 6 часов на каждый предмет, ошибочно), а потому, что нельзя больше читать по каждой науке без обременения слушателей слишком большим числом лекций. Если по какой науке читается шесть годичных лекций (или еще меньше, например пять, четыре, три), то именно потому, что, как ни желательно увеличение их числа, приходится ограничиваться ввиду многих других важных наук. И это скажет автору каждый любящий и уважающий свою науку и свое профессорское дело профессор, особенно же те, которые обладают искомым «секретом» успеха лекций. Во всяком же случае по тому пути исследования, который столь удачно наметил автор, он бы никогда не мог прийти к тому открытию, которое он сделал, – просто потому, что секрет успеха лекций «к счастию, многочисленных» профессоров должен состоять в том, что они делают, а не в том, чего они вовсе не делают.
Путь изучения фактов дает только очевидное и несомненное опровержение, а никоим образом не подтверждение теоретических мыслей и практических предложений автора.
Между прочим, под наиболее интересными и вместе с тем наиболее сложными и трудными вопросами автор разумеет «общие вопросы о сущности, цели и методах науки, о ее роли в общей схеме человеческого знания и об основных ее посылках. Эта часть является наиболее интересною и в то же время наиболее трудною для понимания и для изложения; ее можно назвать частью методологическою, ибо в ней играет наиболее важную роль вопрос, как изложить данную проблему» (автор, вероятно, хотел сказать: как ставить и путем каких научных приемов решать проблемы данной категории, ибо, конечно, не в «изложении» дело в научной методологии).
Не мне спорить против мысли автора о важности, интересности и трудности этих методологических проблем. Доказательству важности и разработке этих проблем в области юридических наук посвящены все мои научные труды и силы[30].
Отсутствие методологической сознательности в области правоведения и обычное незнакомство юристов с научной методологией, а равно отсутствие интереса к методологическим проблемам их наук и почти полное отсутствие соответственных исследований представляются мне основным недостатком и пробелом этих наук; ближайшею и существенною задачею нашего поколения представляется мне методологический пересмотр постановки юридических наук и восполнения этого именно пробела науки о праве вообще.
Но, несмотря на всю мою приверженность именно к проблемам, названным автором, и радость по поводу возвеличения их с его стороны, я все-таки считаю долгом высказаться здесь против возведения их в единственный или даже главный предмет университетских чтений. Я даже не советую посвящать им сколько-нибудь значительной части общих лекционных курсов по университетским наукам.
Между прочим, я в начале своей преподавательской деятельности так увлекался этими проблемами и в лекциях, что посвящал специально методологическому «Введению» (в общем смысле совокупности проблем, указываемых автором), положим, не все лекции, но все-таки около трети времени. Но по мере преподавательского опыта я с каждым годом сокращал эту часть курса в пользу менее абстрактных, материальных (в отличие от формальных, методологических) проблем моей науки и все еще дальше иду в сокращении этой части курса, как я сам ни люблю эти именно проблемы; я предполагаю даже со временем низвести ее в общем курсе до возможно кратких, совсем уже не могущих быть выброшенными общих определений и пояснений, а объявить вместо этого специальный методологический курс для особенно образованных (в частности, в области философии, логики и научной методологии, но и в области материального содержания юридических наук) студентов с приглашением и «оставленных при университете», буде кто из них пожелает прийти послушать, ибо только такие, уже образованные юристы, обладающие еще и известным минимумом образования в области гносеологии, общей логики и общей научной методологии, обладают надлежащей подготовкой для оценки и вполне сознательного усвоения этих проблем, составляющих для других в существе дела науку о неизвестной им еще науке. Прежде нужно ознакомиться с материальным содержанием самой науки, а потом уже делаются интересными и понятными рассуждения об этом – по крайней мере хотя бы в общих чертах – уже знакомом предмете.
Поэтому я думаю, что не только мои первые опыты именно в рекомендуемом автором направлении были неудачны (мне известно, что некоторые отчаивались и отставали за невозможностью следить), но что и другие преподавательского успеха на этой почве не достигли бы.
Что же касается «общих учителей» и их «секрета», то и подавно можно ручаться, что он кроется не в «методологической части»: в этом наглядно убеждает содержание печатных руководств по разным юридическим наукам – не только, так сказать, среднего типа учебников по юридическим наукам, но даже и наиболее знаменитых руководств наиболее авторитетных юристов и первых светил наших наук. Методологическая часть здесь обыкновенно блещет полным и абсолютным отсутствием, так что приходится разве удивляться инстинктивному научному такту и врожденному таланту этих ученых, обыкновенно вовсе не рассуждающих о приемах мышления, о надлежащей постановке и научных методах решения их проблем и т. д. и тем не менее инстинктивно удачно или даже гениально мыслящих и решающих подлежащие материальные проблемы. Иногда же приходится скорбеть о неразвитости методологической части и думать, сколь еще более крупных и ценных результатов они бы достигли при их эрудиции и таланте, если бы наши науки обладали развитым методологическим базисом.
В указаниях автора заключается зерно истины постольку, поскольку дело идет о том, чтобы не наполнять лекции материалом для памяти и запоминания, а не для ума и мышления. Конечно, нелепо было бы посвящать лекции перечислениям разных исключений (вроде: много есть имен на «-is» masculini generis и т. д.), цифр, имен и т. п. Для сего предназначается особого рода занятие, состоящее в многократном повторении для запоминания и именуемое на учебном жаргоне зубристикою (между прочим, занятие, в известной мере необходимое и в университете, но, конечно, невозможное во время лекции). Лекция есть громкое мышление, а не громкое долбление. Но это, конечно, не составляет «секрет» некоторых только профессоров, а представляет общеизвестную и само собою разумеющуюся истину. Впрочем, я готов признать, что напомнить ее некоторым университетским преподавателям, может быть, не было бы лишним делом, но это напоминание имело бы скорее характер не сообщения новой истины, а обращения к чувству долга: оно имело бы смысл требования не избавлять себя путем чтения своего учебника или писаной или печатной компиляции из чужих учебников от труда старательного приготовления к лекциям.
30
Основная цель моих немецких монографий – не в решении специальных проблем, а в доказательстве возможности и необходимости создания науки политики права и в выработке основных посылок и научного метода для решения вопросов законодательной политики. В сочинениях и статьях на русском языке, сверх этих проблем, имеется в виду надлежащая постановка догматики права, очищения догматики от искажений, внесенных так называемою практическо-догматическою школою – теорией «интересов» (Jhering); уяснение связи юридико-догматического метода с идеей законности и необходимости соблюдения чистоты этого метода, в частности гонимой и осмеиваемой в последнее время под влиянием учений Иеринга «юридической логики» и «конструкции» со стороны толкующих и применяющих право как важного условия материального и духовного благосостояния и прогресса народа. Главная цель сочинений по теории права – развить, обосновать и применить к решению подлежащих проблем психологическую точку зрения и соответственный метод. Главная цель историко-юридических исследований, рассеянных между правно-политическими, – доказать, что проблемы истории права нельзя (подобно Иерингу) объяснять сознательно-целевым творчеством правосоздателей, а равно и развитием так называемой «социальной материи» (исторический материализм, марксизм), а что дело идет об эмпирически бессознательном приспособлении норм и порядка общежития (в качестве добавочной, необходимой для нормальной общественной жизни мотивации) к массовой психике, в частности к достигнутому этическому уровню народа и т. д.