Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 48

Я вполне понимаю их идею и в принципе согласен с нею.

Тем не менее с точки зрения предположений предстоящей университетской реформы я занимаю, так сказать, среднюю позицию (как и по вопросу о пользе слушания лекций) между двумя противоположными мнениями и системами: системой отсутствия всякого экзаменования во все время прохождения университетского курса и системой хронического экзаменования, еженедельного и т.п. – вообще репетиционной системой.

Для осуществления – не только без вреда, но и с большою образовательною и воспитательною пользою для юношества – идеи принципиальных противников всяких переходных экзаменов и т.п. требуются два условия:

1) большая духовная сила, научная и нравственная мощь университета – блеск и сияние этих храмов науки;

2) надлежащая постановка среднего, приготовительного по отношению к университету образования, т.е. образцовое состояние и действие средних учебных заведений, и притом не в умственном только смысле и направлении, а и в нравственном – в смысле развития дельности характера, в том числе известной степени самодеятельности и самостоятельности, умения обходиться без постоянной опеки и надзора (ср. выше, с. 94–5).

Чем лучше в этом смысле средняя школа, чем более поступающая из гимназий в университеты масса юношества подготовлена к добровольному и свободному восприятию науки, и чем более университет способен захватить их духовно в свою власть, заинтересовать и вовлечь в науку в полном смысле этого слова, тем менее смысла в переходных экзаменах, тем лучше и в образовательном, и в воспитательном отношении полная свобода занятий на все университетское время, и тем дельнее будут люди выходить из университета именно при такой системе.

Что касается теперешнего состояния университетов и средней школы с точки зрения упомянутых условий, то распространяться на эту тему лишне. Разговоры о бесполезности лекций и о необходимости постоянного понуждения студентов к работе путем системы «практических занятий», в том числе путем задавания уроков на дом и «собеседований» для проверки, выучен ли урок, – нерезонные и с принципиальной и логической точки зрения не выдерживающие критики разговоры, но психологически они понятны и не совсем лишены почвы: это симптомы действительно существующей болезни. Поэтому я и не счел лишним серьезно считаться с этим движением и подлежащими планами и предложениями и подвергнуть их подробной критике. А если бы в будущем предвиделся дальнейший ход университетского дела в теперешнем направлении, т.е. дальнейшее падение университетов с ускоряющеюся быстротою, то я бы не счел, пожалуй, возможным и правильным спорить против этих разговоров как предложений на будущее время.

Но именно предвидится реформа как средней школы, так и университета – коренная, принципиальная реформа, а не система оппортунистических заплат и компромиссов, притом реформа, исходящая из несомненной доброй воли и доброй веры, решительно и энергично направляемая к добрым целям и опирающаяся с технической стороны на внимание к голосу специалистов, на широкое пользование мнениями всех сведущих людей, могущих и желающих принести пользу своим техническим знанием и разумением. Можно и до́лжно ожидать превосходной реформы, столь дельной и разумной системы, какая при наличных умственных силах и достижимом теперь разумении может быть вообще достигнута.

Из предположения общей удачности реформы и следует исходить при разработке ее частностей, и такое предположение и я имею здесь в виду.





Но, с другой стороны, университетская проблема (а отчасти, хотя и в меньшей степени, и проблема устроения средней школы) имеет то свойство, что и превосходнейший новый Устав не в силах достигнуть того, чтобы неудовлетворительное состояние университетов сразу превратилось в хорошее или цветущее. Уже отчасти из сделанных в предыдущих статьях указаний, – между прочим, и из критики лекционной системы со стороны противников ее, а отчасти и из аргументов в пользу лекционной системы со стороны защитников ее – нетрудно вывести заключение, что успех университетского преподавания (при лекционной системе) мыслим только при том условии, что преподавателями являются выдающиеся люди, во всяком случае стоящие на высоте своей науки и преданные ей ученые. К дальнейшему обоснованию этого положения нам еще придется возвратиться впоследствии, как равно и к посильному указанию тех законодательных мер, которые были бы способны обеспечить в будущем высокий уровень профессуры (для чего, по моему мнению, отнюдь не достаточно начал Устава 1863 г.). Как бы то ни было, не только выдающихся ученых, но даже и докторов только, т.е. удовлетворяющих сравнительно весьма скромному формальному цензу для замещения многих, теперь не находящих и таких кандидатов кафедр, моментально наделать нельзя. Некоторые же кафедры находятся в еще худшем положении, нежели вакантные кафедры, ибо они «заткнуты» на десятилетия (для удаления неспособных и недостойных, хотя бы они крайне компрометировали кафедру и, так сказать, лишали собою соответственную науку жизни в университете, раньше установленного срока, т.е. 25-летия, нет разумных и с точки зрения университетской политики допустимых средств).

Новый Устав может только по мере удачности своей создать условия для постепенного улучшения в будущем этой именно существенной стороны дела. С другой стороны, только тогда, когда возрастет интеллектуальная и нравственная мощь университетов, когда они будут иметь достаточно идеальных сил, чтобы захватить и пленить в пользу науки все или почти все учащееся юношество и возвысить его до высот истинно академического настроения, миросозерцания и образования, – только тогда может быть гарантировано и образцовое преподавание, и нравственное влияние и в средних учебных заведениях, ибо университеты поставляют учителей для средней школы, и характер средней школы не может не зависеть от того, какой учительский товар ей поставляют университеты, стало быть, от того, каково состояние университетов.

Процветание университетского дела есть одно из существенных условий и процветания средней школы, и превосходнейшая законодательная реформа уставов, университетов и гимназий представляет только устроение почвы, которая лишь со временем даст ценные плоды и лишь со временем может постепенно очиститься от плевел.

Посему пока представляется более осторожным к основанной на весьма идеальных предположениях системе полного отсутствия экзаменов в течение четырех- или пятилетнего пребывания юношества в университете сразу не переходить, а ввести такую среднюю систему.

В первое время после перехода в университет с гимназической скамьи, например на первых двух курсах, существуют обязательные для перехода на следующий курс экзамены в конце года по крайней мере по половине числа прослушанных предметов, например по трем из шести, со свободным выбором самих предметов (за исключением разве тех предметов, знание коих необходимо для слушания дальнейших наук и экзамен по которым может быть сделан абсолютно обязательным). На старших же курсах – полная свобода экзаменов. Желающие могут экзаменоваться в экзаменное (весеннее) время по свободному выбору своему по всем прослушанным предметам, по некоторым или вообще не экзаменоваться, с тем, конечно, что университетский ценз приобретается только по выдержании всех подлежащих экзаменов.

Такая система, с одной стороны, создавала бы постепенный переход к полной самостоятельности и свободе занятий и предохраняла бы и тех, которых университет «разочаровал» или не сумел «очаровать» прелестью и воодушевлением науки или которые перешли из гимназии в университет с недостаточно возмужалым характером и развитым умом, от опасности, попав вначале на путь разъединения с университетом, продолжать этот печальный путь в течение всего университетского времени, забыться, облениться и вообще опуститься совершенно и погибнуть в конце концов… При сем нельзя не отметить, что семилетний гимназический курс должен значительно более способствовать появлению в университете людей с недостаточно возмужалым характером и развитым умом, нежели восьмилетний. Год жизни в возрасте переходном от юности к возмужалости значит весьма много, так что мне неясно, следует ли радоваться предположенному сокращению гимназического курса, даже в случае значительного улучшения характера гимназического воспитания и образования[21]. Как бы то ни было, указанная система университетских экзаменов является мерой страхования против разных опасностей для тех, которые бы по возрасту своему и свойствам ума и характера не поддались воздействию силы притяжения университета, особенно в случае небольшой интенсивности этой силы. Здесь для наиболее юных студентов существуют напоминания, действующие и на чувство чести (доходящие и до сведения тех, которые могут оказать на них нравственное влияние) и заставляющие серьезно призадуматься и изменить образ жизни и легкомысленных (кроме разве тех, которые, так сказать, абсолютно безнадежны). Те же, которые перешли на третий курс, даже и худшие и более слабые из них, именно нуждавшиеся вначале в добавочном психическом давлении, смело могут быть предоставлены собственной заботе о себе. Независимо от достигнутого возраста и развития, они имеют, так сказать, уже приобретенный университетский капитал, которым дорожат, и приближается время окончательного устроения жизни – для беззаботного легкомыслия и детского настроения совсем мало почвы. Конечно, отдельные исключительные случаи крайнего легкомыслия мыслимы и здесь, они не исключены и в старческом возрасте, но нельзя же из-за этого подвергать всю прочую массу вполне взрослых людей излишней, а потому и вредной опеке.

21

При теперешнем гимназическом режиме и преподавании, одинаковом и для детей, и для приближающихся к совершеннолетию юношей, пожалуй, семь лет гимназии лучше, чем восемь, но эту ненормальную систему надо изменить!