Зеркальное эхо

— Что случилось? — Колин легонько встряхивает Тобиаса за плечи, — черт возьми, что случилось? — Он подается вперед и опускает руки на неширокие плечи под свитером, стараясь тяжестью богатырского тела придать веса своим словам и своей тревоге.

— Он не приходит, когда я его зову.

Тобиас смотрит куда-то между шеей и подбородком Леруа. Перед ивентом он все сделал правильно. Правильно установил связь, и она заработала. Почему же от яркой канители Тингара, что протянулась через поцелуй между ним и Рином, через сутки осталась только легкая призрачная нитка? Почему не удается восстановить стабильную связь? От этих вопросов болит голова, пропадает всякий аппетит и о «спать» можно только мечтать. Тобиас уже некоторое время рисует по ночам, пытается найти ответ и мотает себе нервы. Колину же ответ кажется обнадеживающим:

— Блядь, напугал, а я-то уж и правда подумал, случилось что. Подумаешь… Подожди. Ты о ком? О брательнике Сэмюэля? То есть как не приходит? Игнорит что-ли? Не может быть! Ты же сказал, что на ивенте все прошло замечательно! Связь же заработала…

Тут Колин понимает, что опять сморозил лишнего, и начинает усердно приглаживать волосы, чтобы хоть что-то делать, а не стоять перед Тобиасом позорным столбом.

Про Тингар и про все, что с ним связано, ему тоже знать не положено. Но здесь уже не его вина. Сэмюэль три года разорялся о Наследии на весь дом, не сдерживался. На осторожные замечания Тобиаса, что не надо при посторонних, только плевался и презрительно бросал, что идиоты все равно ничего не поймут, да и кто их слушать будет. Колин за три года сидения на кухне научился и слушать, и понимать, и верить, и очень волноваться за Тобиаса. И вот теперь, когда только-только все начало налаживаться, как снег на голову свалился младший братец и годовой ивент месяц назад. Колин не знал куда себя девать от волнения, но вроде все обошлось. Он уже успокоился, и вот тебе опять неприятности.

Тобиасу почти смешно, как Колин прячет глаза и как с опаской поглядывает на него, не решается на разговор. Он хлопает Леруа по плечу, давая понять, что таится больше нет смысла:

— Заработала. А теперь вот не работает.

— Совсем? — Колину не надо намекать дважды, он тут же пускается в пространные рассуждения. — А разве такое бывает? Она же устанавливается раз и навсегда. Может, ты ошибся? Всякое бывает после такого перерыва. Может, это была не связь, а… ну скажем, остаточная реакция. Как эхо. Может нити Сэмюэля просто заставили отозваться этот ваш загадочный Тингар у мальца в крови. А потом все. Эхо не может длиться долго. А ты подумал, что получилась связь.

— До ивента я не мог долго держать Систему под контролем. Я практически перестал быть Заклинателем. Но во время боя, особенно последнего, нити Сэма заработали на полную. Так что скорее это они откликнулись на Рина, а не он на них. Но, — добавил он мрачно, — если Сэм мертв, то нити тоже мертвы. Они не могут откликнуться. Значит заработала не старая, а новая связь. Тогда почему она не стабилизируется? И почему нити Сэма ожили?

— Потому что Рин не твоя пара?

— Я чистый Заклинатель, мне все равно с кем в пару вставать. Это раз. Разорвать однажды установленную связь практически невозможно. Ты сам видел последствия. Это два. А тут связь вроде как есть, а вроде как и нет. От Рина ко мне она идет, а от меня к Рину — нет. Я его чувствую, а он меня — нет. Я не понимаю, как такое возможно.

Тобиас поднимает на приятеля совершенно растерянный взгляд. Такое первый раз на памяти Колина и он спешит ответить:

— А ты точно уверен, что проблема в мальчишке? Может это нити Сэма связь блокируют? Проверял?

— А как я это проверю? Не знаешь? Вот и я не знаю. Знаю только, что пацан меня зовет. Тут уж не ошибешься. Все внутри выворачивает. Часто ночью зовет. Во сне. Но когда я утром прихожу, он так удивляется, будто я навязываюсь. Когда дотрагиваюсь до него, он каждый раз дергается. Вроде и зовет меня и отталкивает. С каждым разом все только хуже становится. Что с этим делать, я не знаю. Я уже две недели не хожу к нему, — Тобиас молчит с минуту, смотрит в окно. — Зато теперь он мне звонит. И я тоже не знаю, что с этим делать.

— Что?

— То, — Форсайт словно для демонстрации достает из кармана телефон и нажимает на принять. Трубка оживает в одно мгновение, как по волшебству, из нее на всю комнату раздается взбудораженный голос Рина:

— Но как, Тоби! Гудков же еще не было!

— И тебе доброе утро, Рин. Что я делаю?

— Откуда мне знать!

— Есть вещи, которые ты знаешь, а есть — которые чувствуешь. Просто ответь, что я делаю.

— Отстань!

— Ответь мне.

— Да что ты пристал, я не телепат, и мне все равно, что ты там делаешь, хоть бабочек рисуй, мне то что!

— Тогда почему…

Но трубка умирает так же внезапно, как и ожила, и тупо распространяет свою ненужность в звенящей тишине.

Теперь Тобиас выглядит «обиженно». Именно такое слово находит в своей голове Колин, чтобы объяснить для себя побледневшее лицо и поджатые губы.

— Может, он специально? Цену себе набивает? Может, он играет с тобой, как Сэмюэль?

— Он не умеет играть и цену себе набивать не умеет. Его даже не учил никто. Он маленький и наивный, Колин.

Тобиас тянет первый слог имени, и от этого возражение превращается в поглаживание, в приглашение продолжать разговор. Колин довольно щурится и снова спрашивает:

— Ты вроде проверял реестр «Нагорной», и там он был вычеркнут! Может быть, в нем ваше это хрен пойми чего только номинально присутствует от рождения? Или этой штуки так мало, и она бесполезна? Может быть, он бракованный?

Форсайт резко разворачивается к нему всем корпусом и оттягивает высокий ворот:

— Что ты видишь?

— То есть? Родинки твои вижу? А что?

Колин нагибается ниже, делая вид, что присматривается к до боли знакомой каракатице из темных точек на шее, а потом невзначай шаловливо мажет языком по кадыку, собрав на язык шерстинки от ангоры, но не успев распробовать солоноватый вкус. Тут же огребает подзатыльник, обиженно вскрикивает от неожиданности: «Да что сегодня не так?»

— Больше так не делай!

Но вид у Тобиаса довольный, словно Колин его порадовал, только не понятно чем.

— А раньше был не против!

— Раньше было раньше.

— Ну и подумаешь!

— Нет, не бракованный, — кажется, Тобиас даже не замечает обиженный тон Колина, продолжает о своем. — Он в систему вошел, на заклинание связи отреагировал моментально, сделал распределение Тингара между нами по всем правилам. До Сэма ему конечно очень далеко. Но для первого раза и без единой тренировки — это очень круто, Колин. А на следующий день Связь истончилась. И что бы я не делал, она больше не восстанавливается до уровня второго боя. Парня как заклинило.

— Не понял?

— Похоже, что он боится меня или не доверяет. Позволяет настроить связь на одну минуту, а потом обрывает. И так каждый раз! Может, не хочет больше со мной связываться? С другой стороны, он и не должен этого хотеть. С чего? Сэм говорил только об ивенте — ничего больше, ничего дальше. Но тогда зачем зовет?

Говоря все это Тобиас достает баночки с гуашью, смешивает цвета и начинает быстро наносить мазки поверх одной из работ Колина.

— Ой, погоди, — взвивается тот, забыв, о чем только что шла речь, — Не надо здесь темнее делать! Или надо? О, а так и правда лучше… Все-таки, колористика не мой конек, — Колин с восхищением смотрит на исправленный рисунок, который начинает ему очень нравиться, потом спохватывается:

— Тебе еще организаторы не звонили? Вы же должны контракт подписать? Год назад против вас с Сэмом и Ником никто встать не решился. Самоубийц не нашлось, и со спонсорами конфликт как-то замяли. А сейчас ты один и без Связи. Они же тебя распнут показательно. Чтобы неповадно было договоренности нарушать. Тебе нужна стабильная связь!

Лицо у Тобиаса от этой тирады не меняет выражения. Он вытягивает кисточку, что торчит за ухом, достает чистую палитру и баночки акриловой краски со шкафа.