Страница 24 из 37
Развитие капиталистических отношений интенсифицировалось в позднем Средневековье. Жесткая цеховая система в городах начала разлагаться в XIV–XVI вв.[221] Возникающие в разных уголках Европы мануфактуры не подчинялись цеховым ограничениям и быстро вытесняли ремесленное производство за счет большей эффективности и экономии на масштабе. На селе же начался процесс постепенного освобожднения зависимых крестьян, получавших все бо́льшую свободу в своих договорных отношениях с феодалом. Отношения между феодалами и крестьянами все меньше напоминали отношения хозяина и раба, в которых не было места для договорной свободы, и все больше походили на договорные отношения лично свободных арендодателя и арендатора. В области финансов и торговли религиозные догматы, с подозрением относящиеся к спекуляции и протестующие против взимания процентов, постепенно ослабевали, что влекло снятие ряда ограничений ценовой свободы и открывало каналы для интенсификации рыночных отношений. Постепенно начали отменяться некоторые щедро раздаваемые средневековыми монархами монопольные права[222], что усиливало конкуренцию и экономическую свободу. Огромный объем экономического оборота, ранее существовавшего долгое время вне договорных рамок, постепенно перетекал в формат свободного договорного обмена.
Тем не менее полноценный подъем капитализма и рывок его промышленной составляющей в масштабах крупных европейских держав начались именно в XVIII в. В Англии все новые и новые мануфактуры начали поглощать труд постепенно вытесняемых со своих земель крестьян и наполнять своей продукцией весь цивилизованный мир. Все более интенсивные торговля и промышленные проекты требовали аккумуляции все более значительных коллективных инвестиций. Формировался достаточно могущественный слой коммерчески ориентированной элиты (в том числе так называемое обуржуазненное дворянство мантии), который постепенно стал вырывать реальную политическую власть из рук нищающего старого «дворянства шпаги», не желавшего расставаться с феодальными стереотипами и предубеждениями против коммерции.
Голландия многими исследователями характеризуется как первая крупная страна, вставшая на путь современного капиталистического развития. Уже в XVII в. протестантские Соединенные провинции были охвачены «капиталистическим духом» и являли собой образец для капиталистических революций и реформ для других европейских стран[223]. Но капиталистический успех Голландии был основан в первую очередь на могуществе ее торгового флота и торговом посредничестве. Голландский капитализм был в значительной степени продолжением того сугубо торгового капиталистического развития, которое наблюдалось в свое время в Римской империи и итальянских торговых центрах Средневековья.
В XVIII в. к Голландии присоединилась Англия, также успешно начавшая капиталистическую трансформацию и к середине XVIII в. превратившаяся в полноценного мирового экономического и военно-политического гегемона (после последовательного устранения конкурентов в лице Испании, Франции и Голландии в результате ряда военных столкновений в XVI–XVII вв.). К концу Средневековья английская культура и социальная структура в силу ряда причин (среди которых и кальвинистская трудовая этика, и ориентация на морскую торговлю, и ослабление влияния классических дворян крови благодаря кровопролитным гражданским войнам, и ряд иных причин) оказались крайне благосклонны к предпринимательской деятельности, которая во многих континентальных странах того времени рассматривалась как недостойное занятие. Это способствовало быстрому укоренению коммерческого духа и стимулировало предпринимательскую активность, а также экономические и технологические инновации[224].
Именно Англия, опираясь на деловую активность своего крайне предприимчивого населения, военно-морскую мощь, колониальные ресурсы и рынки сбыта, одна из первых начала трансформацию капитализма из сугубо торгово-посреднического в индустриальный, обеспечив перетекание капитала, производственных и трудовых ресурсов в сферу промышленного производства и создав необходимые условия для долгосрочных инвестиций и инноваций. Первая в мире промышленная революция[225] обеспечила выход английской рыночной экономики на принципиально новый уровень.
Впоследствии рыночная трансформация и индустриализация несколькими волнами поглощали все новые и новые европейские страны (Бельгия, а затем Франция, Швеция, Германия, Швейцария и т. д.), революционно или эволюционно разрушая в этих странах ancien régime, и в конечном счете перенеслись в некоторые бывшие колонии (в первую очередь в США, другие бывшие колонии Великобритании, а затем в Японию). Так для ведущих мировых экономик сформировалась продолжающаяся (с некоторыми существенными изменениями и страновыми различиями) до сих пор эпоха, которую Саймон Кузнец назвал эпохой современного экономического роста[226].
Из каких же элементов состояла эта постепенно развивающаяся система экономической конкуренции, промышленного развития и рыночного обмена? Упрощая картину, можно зафиксировать четыре основные предпосылки успешного развития рыночной экономики европейских государств Нового времени.
Во-первых, торжество личной свободы участников оборота. Стремительный экономический рост невозможен в условиях, когда участники рыночных отношений не являются свободными. В определенные периоды и в определенных масштабах использование рабского или крепостного труда могло обеспечивать экономическое развитие. Но под воздействием этических, культурных, религиозных и экономических соображений этот ресурс оказался заблокирован или дискредитирован, уступая более эффективной и этически приемлемой системе организации экономического взаимодействия свободных граждан. В конечном счете рабский труд оказался менее эффективным по сравнению с трудом свободных граждан, имеющих стимулы к росту производительности. Эксплуатация труда несвободных людей могла быть эффективной, но до определенного предела. Не разрушив крепостное право и сельскую общину, ограничивающих экономическую свободу своих членов, и не отменив рабство, России и соответственно США было бы сложно обеспечить урбанизацию, насытить рынок труда дешевой рабочей силой, направить последнюю в промышленную сферу экономики, которая в то время могла обеспечить максимально эффективное ее приложение, и в конечном счете шагнуть в индустриальную эру.
Только свободный человек способен на активное предпринимательство и инновации, и только свободный человек, являющийся хозяином результатов своего труда, способен стремиться к их максимизации и наиболее выгодному обмену. Поэтому важный процесс, без которого капиталистическая трансформация была бы невозможна, это процесс освобождения основной массы граждан от феодальной, общинной и иной личной зависимости в большинстве европейских государств.
Во-вторых, особое значение для развития рыночной экономики имело и имеет такое проявление личной свободы, как свобода выбора сферы приложения своей производственной деятельности. Чем сильнее профессиональная мобильность населения, тем больше шансов на то, что каждый будет заниматься именно тем, к чему у него имеются наибольшие природные способности и что вызывает у него личный энтузиазм. В Средние века эта свобода всячески ущемлялась феодальными, сословными, кастовыми, цеховыми и иными ограничениями. Человек, имеющий прекрасные предпринимательские навыки, но рожденный в среде дворян, имел мало шансов применить свои способности в сфере торговли или банковского дела. Равным образом потенциально прекрасный мастер не мог свободно посвятить себя тому или иному промыслу, не войдя в соответствующий цех и не проработав долгое время в учениках другого мастера. Так, Михаилу Ломоносову пришлось проявить настоящие чудеса смекалки и поймать немалую долю удачи, чтобы вырваться из тяжелых сословных ограничений и проявить свой талант на благо российской науки. Все эти искусственные, но столь характерные для феодализма профессиональные и сословные барьеры крайне ограничивали возможности свободного экономического обмена.
221
Подробнее см.: Коммонс Дж. Р. Правовые основания капитализма. М., 2011. С. 247, 248; Тимошина Т.М. Экономическая история зарубежных стран: Учебное пособие. М., 2010. С. 102.
222
Коммонс Дж. Р. Правовые основания капитализма. М., 2011. С. 249.
223
Зомбарт В. Собрание сочинений. В 3 т. Т. 1: Буржуа: к истории духовного развития современного экономического человека. СПб., 2005. С. 188.
224
Вернер Зомбарт отметил, что английские элиты и все английское общество в позднем Средневековье оказались проникнуты «торгашеским мировоззрением» и полностью коммерциализировались (см.: Зомбарт В. Собрание сочинений. Т. II. СПб., 2005. С. 12–18). Дэвид Ландес писал: «…английская коммерция XVIII века – по сравнению со странами континента – была поразительно энергичной, предприимчивой, открытой к нововведениям. Ни одно государство не реагировало более активно на запросы коммерческих классов… Нигде решения предпринимателей не отражали в меньшей степени нерациональные соображения престижа и обычая… Нигде талант не был более готов ринуться в бизнес, составление проектов, изобретательство… Это был народ, зачарованный богатством и коммерцией сообща и поодиночке…» (цит. по: Олсон М. Возвышение и упадок народов: экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск, 1998. С. 135).
225
Само понятие «промышленная революция» в экономической науке иногда оспаривается как не вполне точно отражающее скорость происходившей индустриализации (см.: Камерон Р. Краткая экономическая история мира от палеолита до наших дней. М., 2001. С. 205). Мы используем это понятие в качестве укоренившегося в нашем языке, не занимая позицию в этом споре.
226
Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Structure and Spread. 1966.