Страница 16 из 24
Подобную логику нельзя признать корректной. Причин на то несколько. Во-первых, следует отметить, что единое исключительное право в соответствии со ст. 1229 ГК РФ в части отдельных входящих в него правомочий имеет различные объекты. В случае с правомочиями использовать самому и запрещать другим речь идет об ОИС, в случае с распоряжением – о самом исключительном праве. В этой связи нельзя не задаться вопросом об искусственности и нелогичности объединения в одном праве принципиально различных по своему содержанию и объектам возможностей управомоченного лица. Кроме того, при включении распоряжения в состав исключительного права возникают два логически несовместимых суждения: «распоряжение – элемент содержания исключительного права»; «исключительное право – объект права (правомочия) распоряжения». К слову, с правом собственности подобных проблем не возникает. Триада правомочий раскрывает в юридической плоскости характер присвоения конкретного объекта управомоченным лицом.
Во-вторых, распоряжение представляет собой один из способов осуществления исключительного права. При этом оно направлено на прекращение у правообладателя субъективного права. Нетрудно заметить, что при подобном понимании распоряжение исключительным правом подпадает под понятие правоспособности. Как было отмечено С.В. Третьяковым, «порождение прав и обязанностей для самого себя является общим правилом, проявлением автономии воли и охватывается категорией правоспособности»[124].
Иными словами, распоряжение исключительным правом становится возможным ввиду наличия у правообладателя правоспособности и оборотоспособности исключительного права, но не по причине вхождения такого правомочия в содержание последнего. «Неограниченная способность переходить (передаваться) к другим субъектам вообще не может служить отличительным признаком субъективного гражданского права, так как в принципе всякое такое право оборотоспособно, если только иное не вытекает из обязательных для правообладателя правил закона, корпоративного акта или договора»[125].
Таким образом, на основе исследования отдельных элементов, входящих в легальную дефиницию исключительного права, сквозь призму сущностных особенностей объектов исключительных прав можно констатировать, что основу исключительного права составляет правомочие запрета. Для перехода к рассмотрению конкретных форм нарушения пределов осуществления исключительного права подобного вывода недостаточно.
Действия патентообладателя, способные привести к нарушению пределов осуществления исключительного права
Осуществление субъективного права предполагает совершение управомоченным субъектом действий. Бездействие не образует ни реализацию права, ни злоупотребление правом. Следовательно, принципиально важно установить, посредством каких действий правообладатель может запрещать всем иным лицам использовать патентоохраняемый объект.
Прежде всего, как представляется, речь должна идти о реализации права на запрет посредством отказа правообладателя обратившемуся к нему лицу в предоставлении доступа к патентоохраняемому объекту посредством лицензионного соглашения. Подобное действие может показаться несколько нетипичным. Вместе с тем оно в полной мере соответствует сущности имущественного права на общественные блага.
Законодатель предусматривает, что все иные противопоставленные носителю субъективного права лица, если они стремятся действовать правомерно, должны обращаться к нему за разрешением использовать объект. Правообладатель же, ввиду наличия у него субъективного правомочия запрещать, может отказать в подобном использовании или установить условия для доступа.
Здесь нужно оговориться, что установление подобных условий тоже является проявлением правомочия запрещать. Правообладатель только потому и может определять способы, территорию, срок использования патентоохраняемого объекта, размер выплачиваемых лицензиатом роялти, что он может вовсе запретить любое использование иным лицам. Другое дело, что запрет в данном случае реализуется посредством не отказа в предоставлении лицензии, а установления условий для ее преодоления.
Здесь необходимо отметить, что в доктрине утвердился традиционный подход к рассмотрению лицензионных договоров в качестве способов распоряжения исключительным правом. Вместе с тем подобный подход представляется не совсем верным. Определения юридической судьбы исключительного права, как в случае с договором о его отчуждении, не происходит. Правообладатель реализует свою возможность контролировать на основе правомочия запрета коммерческое использование патентоохраняемого объекта.
Правомочие запрещать всем иным лицам использовать патентоохраняемый объект может быть реализовано правообладателем и на стадии защиты нарушенного исключительного права. При переходе от регулятивных к охранительным правоотношениям на смену отказу в заключении лицензионного соглашения приходит возможность требовать в судебном порядке от иного субъекта прекратить использование запатентованного объекта. В соответствии со ст. 1250 ГК РФ в качестве универсального способа защиты для всех случаев нарушения исключительных прав называется такой способ, как «пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушений». В зарубежных правопорядках аналогом подобного способа защиты является постоянный запрет на использование патентоохраняемого объекта. Как было отмечено Ю.Н. Андреевым, такой способ защиты «способствует реализации полномочий обладателя исключительного интеллектуального права по осуществлению запрета другим лицам использовать РИД или средства индивидуализации…»[126].
В практике американских судов высказывалась схожая идея: поскольку с предоставлением патента связано право исключать всех иных лиц от использования патентоохраняемого объекта, «при отсутствии возможности требовать запретить иным лицам использовать ОИС право исключать всех остальных от использования будет иметь только малую часть от своей ценности»[127].
Таким образом, можно заключить, что исключительное право представляет собой возможность контролировать посредством правомочия запрета коммерческое использование патентоохраняемого объекта, конкретными формами реализации которой является отказ в заключении лицензионного соглашения, установление условий такого соглашения, предъявление требования о запрете использовать патентоохраняемый объект. Нетрудно догадаться, что именно данные действия и будут составлять основу как допустимых, так и ненадлежащих правореализационных моделей в сфере патентных отношений. При этом с учетом определенного выше институционального назначения исключительного права можно предположить, что риск нарушения пределов осуществления субъективного права в данной сфере особенно высок (в сравнении с иными гражданскими правоотношениями).
Так, отказывая в заключении лицензионного соглашения или требуя запретить использование патентоохраняемого объекта, правообладатель без особых для себя затрат может как блокировать бизнес иных частных субъектов, так и подорвать инновационный процесс в конкретном секторе экономики.
Здесь важно подчеркнуть один, в известной мере парадоксальный, момент: инновационная значимость (а с нею и потенциальная коммерческая привлекательность патентоохраняемого объекта) не во всех случаях будет тождественна научно-технологической ценности разработки. Первый показатель будет существенно повышаться вне зависимости от значения второго в случаях, когда доступ к получению прав на такую разработку становится необходимым для создания конкретного инновационного продукта. В данном аспекте надлежит обратить внимание на два основополагающих принципа современного инновационного процесса:
– свойство кумулятивности: последующие инновации строятся на основе предшествующих разработок[128]. Экономистами подчеркивается особое значение так называемого эффекта колеи (от англ. path dependence – зависимость от предшествующего развития) для технологического прогресса: прошлый успех и неудачи в научно-изобретательской деятельности являются «фокусирующими устройствами», задающими вектор последующего технологического развития.
124
Третьяков С.В. Формирование концепции секундарных прав в германской цивилистической доктрине (к публикации русского перевода Э. Зеккеля «Секундарные права в гражданском праве») // Вестник гражданского права. 2007. № 2. С. 259.
125
Маковский А.Л. Указ. соч.
126
Андреев Ю.Н. Судебная защита исключительных прав: цивилистические аспекты. М., 2011.
127
Smith International, Inc. v. Hughes Tool Co. 718 F.2d 1573, 1578 (Fed. Cir. 1983).
128
См.: Carrier M. I