Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 24

Данную функцию необходимо разграничивать с функцией стимулирования инновационной деятельности. В обеспечиваемой посредством последней ценности научно-технологической модернизации, инновационного развития прежде всего нашел отражение публичный интерес, в то время как в основе признания в качестве ценности самой по себе изобретательской деятельности лежит типизированный частный интерес. В подобном аспекте обозначенные функции являются не только не тождественными, но и в известной мере противоречащими друг другу.

Так, инновационное развитие в конкретной сфере наиболее эффективно может быть обеспечено посредством установления режима свободного использования результатов интеллектуальной деятельности. В то же время необходимость поощрения разработчика патентоохраняемого объекта, обусловленная признанием самой по себе изобретательской деятельности в качестве ценности, требует предоставления исключительного права. Именно благодаря наличию подобной функции исключительные права предоставляются создателям любых отвечающих критериям правовой охраны объектов, вне зависимости от перспектив их коммерциализации;

5) конкуренция.

В качестве еще одной ориентирующей ценности выступает конкуренция. Как закреплено в ст. 1 Преамбулы к Директиве 2004/48/ЕС, «охрана интеллектуальной собственности важна не только для поддержания инноваций и творчества, но и для развития рынка труда и улучшения конкуренции». В данном аспекте особое значение имеет институт исключительного права. Приобретение исключительных прав на ОИС является одним из правомерных способов ведения конкурентной борьбы, получения преимуществ на рынке высокотехнологичных товаров.

По итогам рассмотрения аксиолого-функциональной основы исключительных прав необходимо отметить два принципиальных момента:

во-первых, ни один из обозначенных телеологическо-аксиологических ориентиров не выступает в качестве определяющей детерминанты создания системы исключительных прав;

во-вторых, предоставление исключительных прав разработчикам патентоохраняемых объектов является лишь одним из возможных инструментов обеспечения обозначенных функций регулирования интеллектуальных отношений. Так, например, целям инновационного развития может служить свободный доступ ко всем результатам интеллектуальной деятельности. Вознаграждением за создание значимой с позиции публичных интересов разработки и стимулом к дальнейшей инновационной деятельности могут служить премия, грант, предоставляемый государством.

В то же время только исключительное право может стать эффективным и, главное, универсальным механизмом для одновременного обеспечения сразу всех ценностей и функций. Иными словами, предоставление таких прав в их временны`х и содержательных границах должно рассматриваться в качестве не столько действенного решения каждой из обозначенных задач по отдельности, сколько обеспечения их баланса. В каких-то ситуациях цели инновационного развития наилучшим образом будут достигаться посредством свободного использования. Вместе с тем в совокупности с задачами по обеспечению интересов разработчиков, поддержанию рынка интеллектуальной собственности такие цели могут быть реализованы только в рамках системы исключительных прав. Таким образом, в основе последней находится справедливый баланс различных ценностей и атрибутируемых им функций, служащих реализации частных и общественных интересов.

Как было отмечено Дж. Ролзом, конкретная практика должна провозглашаться справедливой, если она соответствует принципам, выдвижение и принятие которых разумно было бы ожидать от всех участников, если бы они находились в одинаковых обстоятельствах и должны были заранее взять на себя твердые обязательства, не зная о том, каковы будут те особые условия, в которых они окажутся в будущем[95].

Экстраполируя подобное понимание справедливости на сферу интеллектуальных отношений, мы приходим ни к чему иному, как к установлению исключительных прав на патентоохраняемые объекты, обладающих временными и содержательными границами. Если представить себе ситуацию, при которой участники гражданских правоотношений заранее не знают о том, будут ли они авторами, компаниями-инноваторами или, напротив, потребителями инновационных продуктов, можно предположить, что выбор был бы сделан ими в пользу исключительных прав. Однако при этом, вероятнее всего, была бы сделана оговорка о необходимости создания механизмов воздействия на правообладателей, чтобы, реализуя свое право, они учитывали цели и интересы инновационного развития, конкуренции или как минимум не препятствовали их реализации.

На данном этапе следует обозначить и разрешить одно мнимое противоречие. С одной стороны, при обосновании заявленной в исследовании проблематики нами утверждалось, что осуществление исключительных прав часто влечет за собой крайне негативные последствия для инновационно-технологического развития, обеспечения потребителей необходимыми инновационными товарами, с другой – был сформулирован вывод о том, что институт исключительных прав выступает в качестве наиболее эффективного механизма обеспечения общественных интересов в инновационном прогрессе, создания рынка интеллектуальной собственности при гарантировании интересов разработчика-инноватора.

Необходимо подчеркнуть, что подобные утверждения только на первый взгляд выглядят взаимоисключающими. В последнем случае мы исходим из институционального назначения исключительных прав. Иными словами, речь идет об исключительном праве в объективном смысле как институте права интеллектуальной собственности.





Наделение типизированного патентообладателя характеристиками добросовестности и рациональности позволяет ожидать от конкретных субъектов следующих моделей поведения:

– исключительного использования патентоохраняемого объекта при отказе иным лицам в доступе к разработке в целях получения прибыли, справедливых (обусловленных инноватизацией производства) конкурентных преимуществ от эффективной самостоятельной коммерциализации объекта, их широкого промышленного внедрения;

– предоставления на справедливых условиях возможности использовать разработку иным субъектам в целях получения разумной (зависимой от научно- технологической и коммерческой ценности объекта) прибыли.

При этом необходимым критерием добросовестного поведения правообладателя является способствование им (при наличии в том необходимости) взаимообмену правами на комплементарные технологии, созданию на основе разработок усовершенствованных инноваций.

Вместе с тем ввиду наличия у правообладателя широкого набора опций – возможностей, связанных с использованием патентоохраняемого объекта и осуществлением прав, на практике вероятна ситуация осуществления правообладателями предоставленных им прав в противоречии с институциональным назначением последних. Во-первых, в систему их мотивации могут вмешиваться внерациональные детерминанты. Во-вторых, что более вероятно, ими может быть обнаружен более эффективный с позиции индивидуальной выгоды способ осуществления субъективного права, чем те, которые охватывались замыслом законодателя[96].

Спектр обозначенных «отклонений» является изначально неопределимым. Каждый порожденный подобным «отклонением» правовой конфликт будет характеризоваться различным соотношением интересов субъектов, проявляющихся в отношении конкретного объекта прав, самого права. В подобном аспекте надлежит констатировать невозможность решения обозначенных проблем, обусловленных выходом правообладателя за границы ценностно-телеологического базиса патентной системы, посредством установления строгих типизированных нормативных предписаний. Обозначенные противоречия между «должным» и «сущим» надлежит преодолевать посредством установления пределов реализации исключительного права.

Таким образом, общим основанием применения пределов осуществления и защиты исключительного права патентообладателя должны являться правореализационные практики, направленные на нарушение заложенного в основу патентной системы ценностного баланса, создание преград для нормальной реализации базовых системных функций. С подобных позиций недопустимыми должны признаваться:

95

Ролз Дж. Справедливость как честность // Логос. 2006. № 1. С. 51.

96

Согласно О. Уильямсону выделяются три уровня эгоистического поведения (как противоречащего рациональному в узком смысле – предполагаемому при установлении нормативной системы): оппортунизм, простое следование своим интересам, послушание. При этом для эффективного функционирования правовой системы первое является особенно опасным. Исследователь предлагает понимать под оппортунизмом следование своим интересам, в том числе обманным путем, «включая сюда такие явные формы обмана, как ложь, воровство, мошенничество, но едва ли ограничиваясь ими». См.: Уильямсон О. Поведенческие предпосылки современного экономического анализа // Thesis. 1993. Вып. 3. С. 43–45.