Лавровый венок для смертника

Шеффилд молчал, глядя на начальника тюрьмы с полубезумной ненавистью. Вряд ли в эти минуты он пытался уловить смысл и логику своей беседы с Согредом. Тюремщику даже показалось, что писатель-убийца находится в состоянии, близком к прострации.

«Лучше спроси, как бы чувствовал себя в подобной ситуации ты сам, – подумалось Рою. – Он-то еще держится. Тебя бы на это не хватило».

– Вы в состоянии взять себя в руки, мистер Шеффилд?

– В состоянии, – безропотно подтвердил смертник.

– Прежде, чем мы продолжим разговор, внимательно прочтите этот небольшой сценарий.

– Какой еще сценарий?! – окрысился Шеффилд.

– Очень похожий на те, по которым вы создавали свои романы. Да не тушуйтесь! Теперь-то вам уже бояться нечего. Коллин!

– Да, сэр, – появился в двери заместитель начальника тюрьмы.

– Снимите с осужденного наручники.

– Но, сэр…

– Он дал слово чести, что не воспользуется нашей благосклонностью. К тому же мы с вами вооружены.

– Это верно, Коллин. Можете не опасаться, – взволнованно подтвердил Шеффилд, потянувшись взглядом к исписанным таким знакомым ему почерком Эллин Грей листам.

Пока он читал, Согред внимательно следил за выражением его прыщеватого, усеянного шрамами от старых фурункулов лица – с широким мясистым носом, тонкими шершавыми губами и узким, заостренным, словно бы созданным для эспаньолки, подбородком. Аристократизм его одежды никак не гармонировал с плебейским строением некрасивого, почти отталкивающего лица.

«Как только Эллин могла влюбиться в этого урода? – спросил он себя. – Но тотчас же ответил: – забываешь о магии писательского имени».

– Может быть, объясните, что сие означает? – наконец, оторвался Том от сценария.

– Сюжет вашего будущего рассказа. Который будет представлен на конкурс, вначале на лучший детективный рассказ Фриленда, а затем – и континента.

– Под вашим именем, – оскалил крепкие, но уже покрытые желтизной неухоженности зубы Шеффилд.

– Естественно. А вы бы желали под своим? Так ведь жюри не решится дать премию убийце.

– Хорошенькая история, – коротко, зло рассмеялся Том, забыв на время о предстоящей казни. – Это следует понимать так, что, воспользовавшись моим талантом, вы хотите войти в литературу?

– Не будем сейчас о таланте. Философы так и не пришли к единому мнению по поводу определения этого термина. Воспользуемся выражением: «добротно, профессионально написанного рассказа».

– Зато суть моего вопроса предельно ясна и остается той же.

– Единственное, что я вам обещаю, – рассказ будет основательно переделан. В нем ничего не останется от стиля и манеры Тома Шеффилда. Я позаимствую лишь фабулу. Баснописцы, насколько мне известно, только тем и занимаются, что великодушно сдирают друг у друга фабулы басен и побасенок. И ничего.

– Хотите, чтобы я швырнул вам все это в лицо?! – побагровел Шеффилд. – Вы этого добиваетесь?

Согред остался невозмутимым. Налив себе пепси, другой стакан, предназначенный для собеседника, он оставил сухим. Заметив это, Шеффилд жадно взглотнул запекшийся комок слюны.

– На вашем месте я бы поинтересовался, что взамен, – смаковал напиток начальник тюрьмы.

– И что же… взамен? – спросил Шеффилд таким тоном, словно увидел перед собой нищего, который решил одарить своим, тоже нищенским, подаянием.

– Свобода, Шеффилд. Жизнь, свобода… Это ваш гонорар, ваша премия, ваш лавровый венок лучшего детективиста континента, пусть даже и не названного по имени. Что вас не устраивает в моих условиях, Шеффилд?

Смертник смотрел на него с широко раскрытыми глазами и ртом.

– Брось, Согред. Тебе нужен только мой рассказ. Ты и пальцем не пошевелишь, чтобы вытащить меня отсюда. Да это и невозможно.

– Вы забываете о своем адвокате, Эллин Грей. Она не даст мне воспользоваться плодами вашего труда, пока не выполню условий соглашения. Вот адресованное вам письмо. – На листике, который он извлек из ящика стола, было всего несколько фраз: «Согласись, Том. У тебя нет выбора. Остальное беру на себя. Эллин».

Ей-то вы все еще верите? – спросил Согред, не давая Шеффилду опомниться.

– Не больше, чем вам.

– Не может быть. Это исключено.

– Может. С некоторых пор.

– В таком случае, отправляйтесь в камеру смертников и ждите казни. Все. Коллин, в наручники этого заключенного!

– Постой, Рой, постой! – занервничал Шеффилд, увидев на пороге заместителя начальника тюрьмы. – Мы ведь еще не договорили. Не нашли общего языка.

– Поскольку я не прокурор.

– Я действительно отнесся к твоему предложению скептически. – Он оглянулся на Коллина, не решаясь продолжать разговор при нем.

Едва заметным движением руки Согред вновь выставил своего заместителя за дверь.

– Более чем скептически, мистер Шеффилд.

– Но как это может произойти? И почему вы решаетесь на этот шаг? Ради премии? Ради однодневной славы?

Согред тяжело выдохнул, будто с трудом вырывался из глубины моря, и красноречиво развел руками.

– Я не пастор, Шеффилд, и не требую раскаяний. Единственное, чего я добиваюсь, – чтобы вы уяснили для себя ситуацию.

– Вот я и пытаюсь уяснить: каким образом вы сможете вытащить меня отсюда? – почти до шепота притишил он голос.

– Мне показалось, что вы невнимательно прочли сценарий Эллин Грей.

– Что? Таким вот образом?! – постучал он указательным пальцем по листам. – Да здесь, в «Рейдер-Форте», это в принципе невозможно! В рассказе или в романе подобный сюжет вы еще кое-как слепите. Но не в реальной жизни.

– Вы, как всегда, неправы.

– Почему «как всегда»?

– Как всегда! – тоже по складам подтвердил Согред. – Но именно здесь, в крепости, это вполне возможно. Если к тому же учесть, что в благополучном исходе заинтересованы сразу три человека: начальник тюрьмы, его заместитель и адвокат смертника.

– Ему-то все это зачем? – кивнул в сторону двери.

– Вас это не касается, заключенный Шеффилд. Не лезьте не в свое дело.

– Понял, – прикрылся ладонями Том. – Пардон. Меня это действительно не касается. Но этот сценарий… – вновь врезался ногтем в лист бумаги – он что… действительно годен к «постановке на сцене бытия»?

– Режиссер, исполнители главных ролей, даже осветители… – все на месте. Задержка только за вами.

Шеффилд нервно постучал кулаками по столу и оглянулся.

«Он уже весь поглощен надеждой, – понял Согред. – С этой минуты он подвластен только ей. „Четвертование надеждой“ – так это должно именоваться в криминальной психологии».

– Трех суток для создания рассказа вам хватит?

– В былые времена хватало бы и двух дней.

– Я спрашиваю: для этого рассказа трое суток вам хватит?

– Вполне. Неужели идиот, который должен заменить меня, решится на такой шаг?

– Вы должны молиться на этого человека.

– Прежде, чем подставлю его палачу, – зло ухмыльнулся Шеффилд.

– Да вы, оказывается, щепетильны. Вот уж не думал.

– Мы опять отвлеклись, – понял свою ошибку смертник. – Как его зовут?

– Грюн. Грюн Эвард. Он – тоже писатель.

– Имя, в общем-то, знакомое. Как-то, мимоходом, виделись…

– Так вот, Эвард уже решился. Сегодня же напишите письма своему адвокату, прокурору и начальнику тюрьмы о том, что просите не откладывать казнь.

– Разве принято решение отложить ее?

– И никогда не будет принято. С вами никто не хочет иметь дело. Вы просите не откладывать казнь, во имя милосердия к вам. Уж не знаю, насколько подобные письма могут иметь реальную юридическую силу. Но, в любом случае, не помешают.

– Я напишу их сегодня же. Неужели этот Грюн Эвард решится? Не могу поверить.

– От вас этого и не требуется, Шеффилд. Кто вы теперь такой: «верю – не верю»? Стопку бумаги и ручку вам принесет мистер Коллин. Отрешитесь от всего. Сосредоточьтесь только на рассказе. Пишите его, как пишут последнее в своей жизни произведение.

– В моем положении в этом не так уж и трудно убедить себя, мистер Согред. Поверьте мне.