Страница 5 из 13
Лиза вскочила, бросилась к потайной двери, ведущей в костюмерную, но тут увидела на столе пакет и бутылки. Нельзя это так оставлять! Всякому, а уж тем более Коготковой, станет ясно, что в гримерке побывал посторонний!
Она торопливо сунула бутылки в пакет, спрятала их в тайник и заперла ящик, стараясь при этом не слишком шуметь.
Тут она заметила, что оставила на столе фотографию незнакомки, и поспешно спрятала ее в карман.
Ключ уже поворачивался в замке…
У нее оставалось всего несколько секунд, до потайной двери было не добежать – и тогда Лиза юркнула в шкаф, туда, где недавно пряталась другая женщина.
И едва она с колотящимся сердцем, задыхаясь от волнения, успела закрыть дверцу шкафа, как входная дверь со скрипом открылась, и в гримерку кто-то вошел.
Лиза зарылась в платья Коготковой и затихла.
Ее сердце так громко колотилось, что его стук, наверное, можно было услышать снаружи. Хотя, конечно, это не более чем метафора. Разумеется, неизвестный, который вошел в гримерку, не мог услышать Лизу – но вот Лиза его хорошо слышала. Ей были слышны его тяжелые шаги и шумное дыхание.
Это была не Анна Коготкова и не майорша из полиции. Судя по шагам и по сопению, это был мужчина. Хотя, возможно, и женщина – но более плотная, с тяжелой мужской походкой.
Тут, ко всем прочим неприятностям, у Лизы от пыли зачесалось в носу, ей мучительно захотелось чихнуть.
Только не это!
Лиза потерла нос, сдавила ноздри пальцами…
Тем временем незнакомец сделал несколько шагов и остановился – наверное, оглядывался по сторонам. Может быть, почувствовал чье-то присутствие? Затем снова шагнул вперед. Лиза осторожно перевела дыхание.
После этого раздался характерный скрип.
Лиза поняла, что он выдвинул ящик стола. Тот самый ящик, который она сама только что выдвигала. Тот самый ящик, за которым был тайник. Значит, он тоже нашел ключ от этого ящика – или хорошо знал, где тот хранится. А может быть, у него был собственный ключ.
Потом раздался шорох, звяканье…
Ну да, он сделал то же самое, что она, – вытащил пакет из тайника, бутылки звякнули друг о друга.
Он не искал тайник – он сразу в него полез, значит, знал о его существовании.
И тут незнакомец вполголоса выругался. Видно, надеялся что-то найти в тайнике и не нашел.
Ну да, ясно что – фотографию, ту самую фотографию, которая сейчас лежит у Лизы в кармане.
Голос незнакомца показался Лизе знакомым, удивительно знакомым…
Вот если бы она могла его увидеть…
Лиза осторожно раздвинула пыльные платья, протиснулась к дверце шкафа.
Нет, дверца была плотно закрыта, не осталось даже узкой щелки, в которую можно было бы выглянуть.
Тем временем незнакомец прошел к двери, открыл ее и покинул гримерку.
Лиза вздохнула.
Это был вздох облегчения, но в то же время и разочарования.
Опасность миновала, но она не смогла узнать, кто же заходил в гримерку Коготковой.
В замке скрипнул ключ – незнакомец запер за собой дверь.
Лиза выждала еще несколько мучительно долгих секунд и наконец решилась – открыла дверцу и выбралась из шкафа.
В гримерке появился какой-то новый аромат. Очень знакомый аромат. Запах одеколона. Еще мгновение, и Лиза вспомнила бы, что это за одеколон, но аромат растаял, растворился в разнообразных запахах гримерки.
Лиза еще с полминуты постояла в комнате, прислушиваясь к своим ощущениям, и наконец решила покинуть ее.
Уйти тем же путем, каким проникла сюда, – через костюмерную.
Она зашла в дальний угол гримерки, раздвинула тяжелые шторы, проскользнула через темный чуланчик и сквозь платяной шкаф выбралась в костюмерную.
Здесь она наконец сделала то, чего ей давно хотелось – громко чихнула.
И только тогда Лиза осознала, что в костюмерной, кроме нее, никого нет.
Должно быть, Надежда Константиновна не дождалась ее и ушла домой.
Впрочем, это ничуть не расстроило Лизу. Дверь костюмерной изнутри открывалась без ключа, а запереть ее снаружи можно было, просто захлопнув.
Лиза вышла в коридор.
За то время, которое она провела в гримерке Коготковой, театр опустел. В нем не было ни души, ни один привычный звук не нарушал мертвую тишину. Свет в коридоре не горел, только в дальнем его конце тускло светилась надпись над запасным выходом.
Лиза почувствовала, как по ее спине пробежал колючий холодок страха.
Да что за ерунда, подумала она, это же ее театр, она знает здесь каждый закоулок, каждую трещину на паркете!
Это самое безопасное место на земле! Здесь никогда ничего не случается!
«Никогда? – насмешливо переспросил ее внутренний голос. – А как же убийство неизвестной женщины, которая подменила Коготкову? Это как – не в счет?»
Лиза решила не спорить с самой собой, а поскорее вернуться домой, выпить горячего чаю и лечь спать.
Завтра будет тяжелый день…
Она уверенно пошла по коридору в сторону репетиционного зала, откуда было рукой подать до служебного выхода из театра.
И как только Лиза отошла от двери костюмерной, она услышала позади едва слышные шаги.
Лиза остановилась, прислушалась – и шаги у нее за спиной тут же затихли.
Да ерунда, ей это послышалось.
Она снова двинулась вперед, невольно вслушиваясь в тишину пустого театра, и почти сразу услышала возобновившиеся шаги.
Лиза снова остановилась – и шаги затихли, но ей показалось, что они затихли не сразу, что неизвестный шагнул еще один раз, прежде чем остановиться.
Она обернулась, вгляделась в темный коридор – и, конечно, ничего не увидела.
Сердце у Лизы бешено колотилось, по лицу стекали струйки холодного пота.
Да что же это такое! Она никогда не была трусихой и вдруг так перепугалась неизвестно чего.
Лиза взяла себя в руки, сжала кулаки и снова пошла вперед.
И тут же услышала возобновившиеся шаги за спиной.
«Не буду реагировать на них! – подумала она. – Не буду прислушиваться! Сделаю вид, что ничего не слышу!»
Однако сказать себе такое куда легче, чем сделать.
Лиза невольно вслушивалась в шаги за спиной.
Чтобы не слышать эти страшные звуки, она вполголоса запела песенку из старого спектакля:
Какая-то у нее получилась невеселая песенка, и она не прибавила Лизе уверенности в себе.
И вдруг впереди нее в коридоре возникла сутулая фигура и раздался удивленный голос:
– Это кто здесь поет?
В первое мгновение Лиза чуть не упала в обморок от испуга, но потом она узнала театрального пожарного и кинулась к нему как к родному:
– Дядя Костя, это вы!
– Я, а кому же еще быть? – удивленно проговорил он. – А это ты, что ли, Лизавета? А я вот обхожу театр, проверяю насчет самовозгорания, вдруг слышу – кто-то поет! Что за чудеса, думаю, вроде уже все разошлись…
– Дядя Костя, я вас обожаю! – воскликнула Лиза и в порыве благодарности приобняла пожарного.
– Ну уж… – смутился тот.
– Проводите меня до выхода, а то я что-то заблудилась.
– Заблудилась? – Дядя Костя недоверчиво взглянул на Лизу. – Чего это ты вдруг заблудилась? Столько лет в театре работаешь, должна тут все знать, как свои приблизительно пять пальцев!
– От стресса, дядя Костя! Сегодня у нас у всех такой стресс был, когда на сцене покойницу нашли…
– Ну, если от стресса – тогда конечно. От стресса чего только не бывает… вот в деревне у нас как-то бык из загона вырвался, так бухгалтерша Марья Семеновна на дерево залезла. Тоже потом говорили – от стресса. А ей, между прочим, шестьдесят два года было. Так что потом снять не могли, пожарных вызывали.
– Так вы же сам пожарный?
– Не, мне тогда лет двенадцать всего было, я в школе учился, хотел в военное училище поступать, а потом генералом стать. А вот видишь, как жизнь обернулась, никакой я не генерал, а ответственный за пожарную безопасность в театре нашем.