Страница 31 из 63
- Ты собираешься вернуть руку в нормальное состояние? – впервые вклинился Четырнадцатый. – Нейроблокаду я тебе поставлю хоть на месяц, но процесс естественной регенерации это не остановит. За десять дней сформируется грануляционная ткань, препятствующая пересадке кожи…
-… Но её можно будет хирургически удалить, – подхватил Примарис. – Это умерено травматичное вмешательство под местным наркозом…
- Ну и нормально, в чем проблема? Если данный срок кажется чтимому капитану достаточным…
- Тихо! – несколько повысил голос Унус, и смертная часть консилиума прекратила балаган.
- Вариант хороший. За несколько суток успеешь показаться всем заинтересованным лицам, - вынес официальное решение Сахаал. – Фиррентис, сколько дней ему можно ходить с голой рукой без необходимости дополнительной операции?
- Дня три, максимум – четыре, лучше – два. В зависимости от состояния организма и…
- Пятьдесят часов. Это официальное взыскание, Унус, внесешь в корабельные сводки. Считая с момента выхода из медблока.
- Принято.
На этом рабочую часть встречи Лем счел завершенной, и плавно перетек всем телом, откинувшись на локти.
- Я весь твой, капитан! Не верь этим занудам, я ожидаю тебя в пылу и страсти! – и, срывая последние тормоза, знойно промурлыкал: - Крови для бога крови, ммм?
Слишком много еще сознания было в проклятом теле. Лем ясно видел, как разом напрягся Унус, как Септимус подхватил кувету с зажимами, и как шагает к столу непроницаемый Сахаал. Капитан выбросил руку вперед, но Лем не ощутил боли, только удар в грудь по касательной. Горячее потекло по рёбрам, а боль никак не могла пробиться сквозь бешенство и адреналин, но Лем все равно закричал. Наконец-то окончательно отпуская себя, опрокидываясь вслед за рывком раздираемой кожи и обвисая в захвате стальных пальцев, освобождено закричал.
Первое, что сделал Лем, когда получил возможность говорить – личным распоряжением прикомандировал Тапарко к корабельной санитарной команде, работавшей в данный момент в карантинном секторе. Вполне себе выражение начальственного гнева, но главное – подальше от остального заповедника, иначе велика вероятность уже завтра найти где-нибудь в лоскуты растерзанное тело и возиться потом с расследованием. Пострадавшей руки Мастера парню не простят никогда, но хоть остынут немного.
Потом Лем подумал еще, и решил, что появление в собственных покоях и так выйдет драматичнее некуда, так что не стоит усугублять дело умирающим видом. И остался в медблоке еще на полсуток интенсивного курса восстановления, чтобы хоть дойти на своих ногах. Руку ему Септимус замазал обещанным гелем, а потом щедро залил спреем из баллончика, сообщив, что верхний слой от этого затвердеет и станет достаточно прочным. Но лучше бы этой рукой всё равно ничего не задевать и пальцами не шевелить. Последнее указание Лем чисто машинально нарушил в первые же две минуты, воочию увидел, как сокращаются мышцы и движутся сухожилия, и понял, что анатомические познания о своем теле предпочитает получать менее наглядным образом. Впрочем, болезненной эта ошибка не была, анестезия работала отменно.
Принимать начальство из медблока явился Тасвий, позеленел при взгляде на демонстративно закатанный рукав и набрал в лёгкие воздуха для негодующей тирады.
- Это не самая приятная история, а знать её захотят все, - перехватил инициативу Лем. - Дотерпи с вопросами до заповедника.
Явление к свите действительно вышло драматическим:
- За каждого из вас я ручался головой, - негромко объяснял Мастер своим притихшим людям. – Капитан был милостив, и ограничился конечностью на мой выбор. Да и ту забрал не целиком, а кожа нарастет. Но это было неприятно, и мне бы не хотелось повторить этот опыт. Просто не забывайте, что «Заповедник» существует именно потому, что за каждого своего человека я отвечаю лично.
В эффективности разъяснительной работы, подкрепленной торчащим из рукава наглядным пособием, Лем не сомневался. За порядок в собственной команде теперь можно было не опасться довольно долго.
Следующие двое суток он честно посвятил прогулкам по кораблю. Не самое приятное занятие – собирать то сочувственные, то откровенно довольные взгляды, но работать это особо не мешало. Об истечении пятидесяти часов его – секунда в секунду - проинформировал Фиррентис по громкой связи, чтобы пропустивших информацию о неприятностях старшего помощника точно не осталось. Дело было сделано и грозная репутация капитана Зо Сахаала подкреплена наилучшим образом.
На выходе из медблока Лема перехватил Унус. Человек послушно проследовал за Дознавателем корабля в его личные покои и, по знаку хозяина, устроился в гостевом кресле. Унус снял шлем и некоторое время молчал, глядя в сторону – ясный знак неуверенности.
- Лем, я хотел сказать тебе. Мой брат Зо Сахаал действительно сильно изменился, получив двойственную природу… - легионер запнулся, но так и не пожелал называть демона – демоном. – И это изменение сильно печалит его. Ты продемонстрировал ему полное доверие, несмотря ни на что, но если бы кхорнитская сущность всё же взяла верх… Речь не только о твоей жизни, речь о том, что в этот раз он мог бы не вернуться к себе, а вернувшись – не простить себе срыва и твоей гибели. Я прошу тебя за брата, человек. Не подвергай его больше подобным испытаниям.
Унус без запинки произнес это «я прошу». А Лем в очередной раз понял, что сходит с ума, игнорирует очевидное, и похоже, стал уже откровенно опасен для окружающих. Ун говорит простые вещи, о которых стоило подумать раньше, чем затевать такую горячую игру с демоном внутри капитана.
- Признаю твою правоту, досточтимый. Это было безумием. Могу только сказать, что если бы я был в здравом уме, то помощь капитана мне бы и не потребовалась.
- Хорошо, что ты не споришь. Если понадобится, обращайся ко мне.
- В данном случае мне нужно было соблюсти букву закона, и эта мысль затмила все прочие. Но наверняка можно было бы найти какое-то решение.
- О чем ты?
Лем приподнял свежезабинтованную руку.
- О моём человеке и исключительном праве капитана вершить правосудие надо мной.
- Эта «буква» не стоила упоминания.
- Неужели?
- Капитан согласился бы, если бы ты просто отдал ему виновного.
- И чего тогда стоит моё ручательство?
- Тебе обещана неприкосновенность. Твое предложение многое упростило, и брату Сахаалу не пришлось искать объяснения для Митриха и остальных. Но это не было необходимым, - Унус кивнул на бинты.
- Неужели? – повторил Лем. Встретился со спокойным взглядом легионера, и без зазрения совести выпустил жало. - Твоя… личный пилот когда-то сильно побила одного дурака, почти покалечила, насколько я слышал. Потому что дурак позволил себе непочтительное высказывание о славном легионере - капитане «Иеронима», и её личном работодателе. Ей следовало донести в службу собственной безопасности, а она распустила руки. Что ей было за драку?
- Плети, – бесцветно отозвался Унус. – Согласно корабельному уложению о наказаниях.
- Потому что на корабле Повелителей ночи за проступком следует расплата, - кивнул Лем. – И ты не обещал ей неприкосновенности. Но я не хочу заставлять чтимого Сахаала выбирать между словом, данным мне, и словом, записанным в Уставе. Или между обещанной мне неприкосновенностью и вполне обоснованными требованиями его собратьев по легиону.
Унус посмотрел осуждающе:
- Несмотря на прошедшие годы, ты всё еще ждёшь, что однажды мы придем за тобой?
- У меня нет причин для уверенности в обратном, - холодно улыбнулся Лем. - Это всё еще корабль Повелителей Ночи, а я всё еще человек.
Этот разговор дал возможность сделать еще один небольшой информационный вброс. Лем думал о нём и раньше, но боялся опровержения от кругов, близких к Сахаалу, ну а теперь, раз Унус сам упомянул… Несколько слов мимоходом, вежливый ответ на чьё-то ехидное сочувствие: «Кожа нарастет. Она не стоила жизни моего человека»; потом еще один ответ - на прямой вопрос одного из воспитанников. Да, можно было признать, что людей в заповеднике уже слишком много, и брать на себя ответственность за всех – просто глупо. Отдать Тапарко на обычный корабельный суд и отменить иммунитет для своей свиты. Капитан был готов отнестись с пониманием, если бы Мастер Лем пожелал разрешить проблему таким образом. Мастер не пожелал, предпочел отдать кусок кожи и сохранить белые комнаты неприкосновенными.