Минас

Джелл слушал сперва сочувственно, а под конец – в полнейшем потрясении. Минас решил было, что тот полностью разделяет его собственную растерянность. Но, дослушав и помолчав некоторое время, Джелл показал, что удивлён отнюдь не событиями в целом.

- Минас, а ты не охренел? Ладно, Арманорий, но капитана Зо Сахаала ты кем считаешь?

Минас хлопнул глазами. Джелл продолжал смотреть на него так, будто до конца не верил тому, что видит. И говорил слегка растерянно, хоть и очень убежденно при этом:

– Я тебе сейчас одну вещь скажу, которую, ты, походу, не знаешь. Быть хотя бы кандидатом в Легион – дофига большая честь. При этом мы – кандидаты – только кан-ди-да-ты, чтимые легионеры, вообще-то нас в лицо не факт что различают. Это мы бегаем кругами и лезем из кожи, чтобы великие воины кого-то из нас заметили и сочли достойным. А они смотрят свысока и иногда снисходят до того, чтобы действительно заметить. Ты понимаешь, да, что именно так выглядит отбор в Легион в идеале?

Минас, что может сделать Древний, Великий, Грозный Зо Сахаал в ответ на твоё желание уйти, если оно его не устраивает? Силой впихивать тебе в руки то, за что ты должен насмерть драться? В приказном порядке оказывать честь и тащить к величию? Уговаривать он тебя должен? Или всё-таки ему достаточно будет вытянуть из тебя – чуть не под пытками! – список твоих обидок и отработать его по всем пунктам: показать тебе избиение легионера, срочно подтвердить своё благоволение и символизирующую его привилегию, а заодно выдать полную амнистию за все грехи? На что ты там еще успел поплакаться?

Тебе этого серьёзно мало? Вокруг тебя уже чуть не полгалактики вращается, а ты просто считаешь это само собой разумеющимся. Минас, ты долбанное самовлюблённое чудовище, слаанешиту до тебя – как до Терры пешком!

Минас оглушённо молчал. Джелл пожал плечами и пошел к выходу из закоулка. Уже у самого угла его догнал вопрос:

- Ты правда так думаешь?

Джелл задумчиво почесал нос и обернулся.

- Я думаю, что умение говорить честно и прямо вроде как всегда было твоей сильной стороной. Вот это вот «я уйду в абордажники» – это фигня полная, не хочешь ты никуда уходить. А чего именно ты хочешь добиться, это вопрос… Вот сам и думай!

Отойдя подальше, Джелл остановился и вернул настройки вокса в обычное положение: чувствительность микрофона – ниже, громкость динамика – выше.

- Мастер?

- У тебя хорошо получилось.

- Спасибо, Мастер. Я, правда, не знал, что ему сказать.

- Всегда пожалуйста, Джелл.

- Но… Ты правда так думаешь? – и хмыкнул, сообразив, что повторяет слова Минаса. – Что Наставник…

- Я не знаю мыслей досточтимого Зо Сахаала. Но я примерно представляю, что надо вложить в голову одного запутавшегося кадета, чтобы он не наделал глупостей. Было бы жаль, если бы Минас всё-таки покинул кадетский блок, ты не находишь? Мы с тобой сделали всё, что могли, чтобы помешать этому.

Через четверть часа послед разговора с Джеллом Минас готов был вышибать очередную дверь. Остановило его только наличие прямого указания: «сегодня ты просто всё хорошо обдумаешь». Значит, все решительные действия – завтра.

Еще через пару часов он чисто и неудержимо восхищался мудростью Наставника, поскольку успел уже трижды изменить представление о том, что и как хочет сказать. Вот наплёл бы с разбегу!

А за ночь горячечное возбуждение ушло окончательно, и утренний ледяной воздух словно бы передал мыслям свою прозрачную холодную ясность. Отправив взвод в столовую, Минас пошел к Наставнику Сахаалу.

Зо Сахаал принял кадета в том же самом рабочем кабинете, и лицо его снова было скрыто.

- Ты хорошо подумал?

- Да, Наставник.

- Говори.

- Я не буду с уважением относиться к тому, кто уважения не достоин. Будь это человек, легионер, демон или божество. Я так просто не умею. Я был вежлив с наставником Арманорием, и на большее я не способен.

Минас сказал это, твердо глядя в алые визоры. Подождал, убеждаясь, что ответа или удара не последует, и только тогда продолжил, перейдя с низкого готика на высокий.

- Ты позволишь мне остаться среди твоих кадетов и бороться за честь стать воином твоего Легиона?

И кто говорил, что несколько лет для человеческого ребенка – серьезный срок? Не вижу разницы: абсолютно такой же безудержно смелый и такой же глупый щенок.

- Я не прогонял тебя, дитя. Я услышал твои слова, и я позволяю тебе остаться.

- Благодарю, чтимый легионер Зо Сахаал, – Минас чинно склонил голову, и вдруг понял, что надо не так. Он шагнул вперед и, припав на колено, коснулся лбом стальной длани, покоившейся на подлокотнике кресла. Откуда это вообще, из древних традиций Царства или из сна в гипномашине? А какая разница! Мальчик, не поднимаясь, вскинул голову и снова взглянул в равнодушные визоры шлема.

- Спасибо, Наставник! Я… я буду усерден…

- Я рассчитываю на это, Минас. Можешь идти.

Всё такой же глупый щенок. Та же щенячья верность вопреки всему.

Зо Сахаал проводил взглядом бодро выскочившего за дверь кадета, и замер неподвижно в своём массивном кресле, более похожем на трон. Лицевой щиток он снимать не стал.

Возраст кадетов приближался к критической отметке, и Фирентисы окончательно подтвердили готовность. Эксперименты давали около 60 % успеха, но в них использовался трофейный генетический материал и лишь условно пригодные рабы. Поскольку одним из критериев отбора подростков были результаты биохимических и иммунологических тестов совместимости, еретех предсказывал 95%ую выживаемость. А значит, стоило сначала провести кандидатов через гипнотест, чтобы не тратить геносемя Легиона на недостойных. Два старших взвода были расселены в одиночные кельи с указанием медитировать и готовиться к главному испытанию перед инициацией.

Технологию моделирования и трансляции в гипномашине комплексного эмоционально-окрашенного образа за прошедшие два года тоже обкатали более чем достаточно. Для кадетов было смоделировано около тридцати проблемных ситуаций, каждая из которых могла корректироваться прямым вмешательством оператора, согласно заготовленным шаблонам. А амитал-кофеиновая инъекция и полиграф обеспечивали искренность испытуемых при последующем обсуждении принятых ими решений. Фирентис утверждал, что машинная обработка данных даст более точный результат, однако Зо Сахаал пожелал наблюдать за процессом и лично оценить поведение своих будущих воинов.

Прелесть метода заключалась в том, что отоспавшись после гипноза и инъекций, смертные полностью сохраняли память обо всём увиденном и сказанном. Легионеру доставляло определенное мрачное удовольствие по очереди посещать кадетов и обсуждать с ними, уже полностью осознающими себя, результаты испытаний.

А результаты были вполне неплохими, Сахаал подсознательно ожидал худшего.

Один из кадетов еще на корабле успел связаться с мелкой варп-сущностью, и главное – полностью осознать этот факт и утаивать его от наставников. При появлении легионера несчастный практически рехнулся от ужаса и добить его было актом чистого милосердия.

Еще трое оказались слишком податливы на разные соблазны или чувствительны к угрозам. Этих Сахаал просто передал сержанту из абордажной роты, не пропадать же обученным бойцам.

Почти половина мальчишек лелеяла излишне честолюбивые надежды и амбиции. К этому Зо Сахаал отнесся спокойно – обтешутся о старших легионеров. Главное, что гневный рык самого капитана гасил все грандиозные замыслы в зародыше.

Некоторая часть испытывала сомнение и страх, получая откровенно самоубийственные приказы. Одного, особо сильно дорожившего собственной шкурой, Сахаал прикончил, остальных всё-таки счел просто осторожными и благоразумными.

О кадет-сержантах капитан ничего нового не узнал.

Минас – решительный, полный совершенно фантастических представлений о чести и долге, и от этого еще более верный, открытый и предсказуемый. Страха не знает вообще, готов умереть вместе со всем взводом по одному слову капитана. Но также готов вызвать капитана на бой и поднять свой взвод против всего флота, если увидит в этом необходимость. Все ситуации, приводившие к восстанию Минаса, сам капитан тоже оценивал как недопустимые.