На верёвочке

Хулио: – Не дождёшься, самозванец! Я постараюсь быть осторожным. Прекрасно осознаю, что моя не совсем понятная смерть вызовет множество вопросов у этой же… черни, жалкой толпы оборванцев! Но от секретаря-референта Розалины и нашей пресс-атташе Гортензии тебе трудно будет что-либо утаить.

Доменико: – Хулио, ты не переживай на этот счёт. Тут всё схвачено. С моего черепа не упадёт не единого волоса. Я нужен стране! Я нужен своему народу! А что касается твоих чёрных кудряшек, вместе с глупой, но продуманной башкой, то меня не интересует судьба твоей причёски. Я прихожу к устойчивому мнению, что тебя следует куда-то… упаковать. И в самые кратчайшие сроки.

Хулио: – А если я буду молчать? Могу же я… перестроиться. Так ведь уже делали многие уважаемые господа в некоторых странах. Они даже подставляли, что называется, задницы своим бывшим врагам и оппонентам. Проще говоря, они находились в зависимости от верёвочек над их головами. Менялись только кукловоды, а верёвочки оставались.

Доменико: – Мне не нужна твоя грязная задница, политический идиот и недомерок. Но для начала ты будешь съедать по одному сомбреро на завтрак, обед и ужин. Тебе для проведения данной процедуры не хватит, дорогой мой, ни какой зарплаты. Но мы обратимся к спонсорам. Мы заставим их раскошелиться. Кстати, мне даже нравиться, что ты при наших… государственных дамочках зовёшь меня просто… Доменико.

Хулио: – И ведь они не задают никаких вопросов. Меня это удивляет. Я прокололся на том, что ты, Доменико, внешне очень похож на нашего настоящего президента Гонисио дель Моранго. Не только, чёрт возьми, внешне и по возрасту, но и манерами, речью. Даже почерк у тебя почти такой же, как у него. Наверное, враги республики долго подыскивали что-то подобное и… несуразное. Я имею в виду тебя, Доменико. Где-то жил ты себе спокойно на дереве и не знал, что тебе предстоит участвовать в опасной и жестокой политической рокировке.

Возбуждённый и оскорблённый словами своего помощника Доменико вскакивает с места. Хулио тоже. Человек, занимающий кресло президента, начинает душить его. Но вскоре успокаивается. Садится на место.

Доменико: – Присядь и ты, посмешище президентского дворца! Я позволяю тебе так поступить. Мы поговорим начистоту.

Хулио (держась рукой за шею, садится): – Что обязательно, Доменико, меня надо душить? Или правды не любишь? Ты боишься правды. О-хо-хо!

Доменико: – Что ты знаешь о правде, если воспитывали тебя подлые и лживые люди? Тебя, мелкий карьерист и блюдолиз, надо было бы уничтожить ещё в чреве матери. Но я надеюсь, что, выслушав меня, ты многое поймёшь. Я научу жить тебя по истинным библейским канонам, по совести и чести, а не так, как живут многие продажные служащие церквей. Они в Бога не верят. Если бы веровали, то не жировали бы за счёт приходов.

Хулио: – Ты, Доменико, готов растерзать даже служителей Бога.

Доменико: – Эти господа к Богу не имеют никакого отношения. У них свой бизнес. И больше ничего! Я уважаю только тех, кто помогает страждущим и не раскатывает по дорогам нашей столицы белокаменной Тосквы в новых «Роллс-ройсах».

Раздаётся стук в дверь и с большим подносом, на котором две чашки кофе, кусковой сахар, конфеты, две фарфоровые чашки и наполненный горячим живительным напитком кофейник, в кабинет входит Розалина. Она ставит на журнальный столик поднос, снимает с них чашки и всё остальное.

Розалина (с улыбкой): – Господа, если что-нибудь ещё понадобиться, я в соседней комнате.

Доменико: – Благодарю, Розалина. Через минут десять-пятнадцать ты нам будешь нужна и пресс-атташе Гортензия тоже. А сейчас мне пока с Хулио надо решить кое-какие текущие вопросы.

Розалина (слегка кланяясь, берёт в руки поднос): – Хорошо, господин дель Моранго. Гортензия у себя в кабинете. Она просматривает ваше предстоящее телевизионное обращение к народу (останавливается, проникновенно). Чем я тебя обидела, мой несравненный Гонисио, мой президент? Почему ты стал со мной сух и официален? Даже ни разу не приласкал.

Доменико: – Скоро я объясню тебе, Розалина, что происходит. На всё имеются свои причины.

Розалина: – Ты разлюбил меня, Гонисио?

Хулио: – Он никогда не любил тебя, Гортензия, потому что…

Доменико: – Заткнись, мерзавец! А ты, Розалина, успокойся! Совсем скоро мы выясним отношения, и ты будешь всем довольна.

Розалина (опустив голову вниз): – Я хотела бы в это верить и надеяться на самое лучшее, мой повелитель и господин.

Розалина уходит. Хулио с большим удивлением смотрит на Доменико.

Хулио: – Вот теперь выкручивайся, как хочешь, самозванец. Ты не учёл, что Розалина очень любит настоящего Гонисио, и он её – тоже. У них дело шло к свадьбе. Об этом знала вся республика, и люди радовались за них. Ты очень внешне похож на её возлюбленного, ты долго к этому готовился…Теперь труп президента дель Моранго гниёт в какой-нибудь придорожной канаве. А жаль! Он был неплохим человеком, мягким.

Доменико: – Очень мягким! Замечательным человеком! Восемьдесят процентов населения превратил в рабов, поставил народ на колени, многим не дал дожить до старости. Впрочем, о чём это я? Сколько он сгубил молодых парней в глупых локальных и внутренних войнах… просто так. Кому-то на этом очень хотелось заработать большие американские доллары. Сволочь! Но согласен, он заслуживает снисхождения. Хотя бы потому, что дал мне возможность встать за штурвал большого корабля под названием «Гадалания».

Хулио: – Смотри, Доменико, не разбей свой широкий лоб о рифы! Ты делаешь глупости! Будь, что будет, но я скажу. Ты борзеешь, Доменико, с каждым днём. Какая наглость! Ты решил выступить с обращением к народу, Доменико? Но что ты ему можешь сказать? Что ты можешь ему пообещать, самозванец?

Доменико: – Всё, что я пообещаю, я дам своему народу… в отличие от вас, проходимцев, засевших не только здесь, в президентском дворце, но и в шикарных особняках Гадалании и за её пределами. У вас, миллиардеров и миллионеров, нет родины, у вас есть только любовь к наживе и власти.

Хулио (на какое-то мгновение задумывается, наливает кофе сначала своему собеседнику, а потом – и себе, делает глоток): – Что же в этом плохого? Кому дано, тот делает деньги. Но сейчас я думаю совсем о другом. Честно говоря, я никак не пойму, как тебе, Доменико, удалось провернуть эту афёру?

Доменико (тоже делает глоток горячего напитка, заедает его шоколадной конфетой): – Я быстро поведаю тебе всё по порядку. Мне кажется, ты должен быть в курсе событий. Потом на том свете встретишься со своей преступной братией и всё им расскажешь на досуге. Будь спокоен. Я поступлю по-справедливости. Тот, кто обязан заплатить жизнью за свои кровавые грехи, потеряет голову. Иначе это будет не справедливо и не очень демократично по отношению к обиженным, обездоленным, обманутым, безвременно погибшим… Я всё тебе расскажу. Мне ведь, честно говоря, не очень приятно, что целую неделю ты смотришь на меня, как на врага народа.

Хулио: – А кто же ты есть? Ты ведь…

Доменико: – Мне нравится, что ты, Хулио, смел, как барс. Но ведь я запросто могу вылить тебе на голову горячий кофе из этого сосуда, и ты станешь гораздо добрей. Враг народа, дорогой мой, это ты. Что касается меня, то я – его защитник. Тебе сейчас даже невдомёк, что в скором будущем ожидает тех, кто обокрал собственный народ и поставил его на колени. Ну, ладно! О самом приятном потом, уважаемый лидер гнусной партии магнатов «Единая Гадалания». Одним словом, «единогад». Слушай меня и задавай вопросы, если тебе что-то не понятно.

Хулио: – Мне больше ничего не остаётся, Доменико. Я, разумеется, буду задавать вопросы. Мне полезно и важно знать о происходящем, как можно больше. Да и должен же я знать, с кем имею дело.