Страница 192 из 206
«Maman, добрейшая душа, всегда верила в людское милосердие и решилась написать графу Дмитриевскому. Она думала, что голос крови возобладает над давней размолвкой и родичи помогут в нашем бедственном положении. Увы, старый граф твердо держался наказа своего предка. Мой отец был зол на mamaп за ответное письмо графа, в котором было одно лишь унижение для нашей семьи. Такое письмо не отправляют женщине. И потому я никогда не прощу его сиятельству обиду и оскорбление моей матери. Ежели бы отец мог, он бы отправился в Петербург, где в те дни жил старый граф, и бросил тому вызов. Но у отца в ту же ночь случился удар, и спустя несколько дней он скончался…»
В 1814 году Борис потерял свою семью. В первых числах января умер его отец, а в декабре мать, доведенная до отчаяния нехваткой средств, вышла замуж повторно, «не сносив башмаков», и по приказу супруга отправила сына в киевский пансион.
«Я не виню ее ни в коей мере, — писал Борис. — У нее не было ни малейшего выхода из того положения. Разлученная со мной, она жила, утешая себя мыслью, что я получу достойное образование, а после и чин. Я благодарен ей за все жертвы, что она принесла во имя моей будущности»
Единственным близким человеком, своего рода осколком прежней жизни, как его называл Борис, для него остался бывший денщик отца Семен. Он стал дядькой для молодого барчука после смерти прежнего хозяина и был при нем все годы обучения в Киеве, а затем и в Москве, где Борис учился в университете. Для старого солдата Головнин стал всем миром. Когда Лиза проживала в меблированных комнатах на окраине Москвы после бегства от графини, ей довелось воочию наблюдать любовь дядьки к своему уже взрослому воспитаннику. И она не сомневалась, что он последует за своим барином даже за границу и будет с ним до последнего его вздоха.
Именно в Москве Борису по случайности довелось свести знакомство с тем, кого он так отчаянно желал увидеть все эти годы. С тем, кто занимал его место.
«Будь Александр хотя бы в малейшей степени схож с Василем… Но нет — судьба жестоко посмеялась, явив предо мной натуру, коей я помимо воли был буквально очарован. Он мог быть злым в свете, но мягким и справедливым с дворней, с половыми в трактире или с солдатами. Он презирал безволие и бесчестие, высмеивая людские пороки, мастерски играл на струнах человеческих душ. И в то же время я видел его иным, со всеми его страстями и слабостями. И на какое-то время позабылись наставления отца и жестокая обида, нанесенная старым графом. Я стал ему другом, хранил в глубине души самые темные его секреты. Я был при нем всегда. Я радовался втайне нашему родству. Я видел нашу схожесть — в детстве, проведенном вдали от дома, в одиночестве души, в жажде покоя, в страстных порывах натуры и хладности рассудка. Я мнил себя ровней. До тех пор, пока мне не напомнили, что по дурному нраву и злой воле Григория Дмитриевского мне никогда не быть таковым.
Далее все свершилось легко — человеку, которому верят, обмануть не составит труда. Все детали сложились, как пасьянс. В одну дьявольскую ночь и родился мой умысел. Истинно любящий человек готов на многое ради любви. Заставить мать пойти на обман ради спасения сына также было нетрудно. Я презирал себя за эту паутину, но мог ли ее разорвать? Теперь я ясно понимаю, что мне едва ли достало бы сил довести план до конца. Я запустил колесо судьбы, не понимая, что не смогу его удержать. Позабыл, что никогда не был ловок в «катило»[412].
Все другое вы знаете, я к вам уже писал. К чему же повторяться? Это ничего не изменит. Колесо судьбы ускользнуло из моих рук и безжалостно смяло все, что должно было стать истинным для меня благом. Я обманулся сам, прельстившись отблеском чужих желаний и презрев свои собственные чувства и стремления. Нет, я не жалею себя и не прошу о жалости. Этим письмом я лишь хочу объясниться и выразить сожаление о многом горе, что случилось по моей вине, и о многих потерях, что уже никогда не восполнить. Я сожалею безмерно об обмане доверия, о предательстве, о последствиях, что они повлекли за собой. Единственным утешением, как ни странно, для меня станет ваше счастие с Alexandre. Да, это слабое оправдание всем моим деяниям, но будьте милостивы, как стала вдруг добра ко мне судьба, когда устами старого приятеля сообщила о последних событиях в Заозерном. Вы вернулись из небытия живой и в полном здравии, и более того — отныне вы супруга мужчины, коему принадлежит ваше сердце. Так и должно быть. Я понял это давно, когда колесо только набирало обороты в затеянной мной игре.
Василь называл вас la Belle, а Александра — la Bête. Он с первых же дней вашего знакомства узрел истину, которую я долго отвергал. Я желаю, чтобы старая французская сказка стала явью на русской земле. Adieu, la Belle et la Bête, et bo
Читать эту исповедь было очень тяжело. Лизе не раз приходилось прерываться, чтобы смахнуть слезы с глаз. Невольно в голову пришла мысль, что это даже хорошо, что первое письмо с личными деталями сгинуло в огне. Лиза подозревала, что прочесть его было бы еще тяжелее, чем это, немного отстраненное, написанное скупым, слегка суховатым стилем и предназначенное скорее для Александра, чем для нее.
В письме не было ни строчки о Пульхерии Александровне. Лиза тут же поняла, что Борис таким образом защищал старушку от возможного недовольства Александра.
— Alexandre не знает, что Борис Григорьевич одной с ним крови, верно? — не стала ходить вокруг да около Лиза тем же вечером, когда собрались за ужином в малой столовой.
— Он вам открылся в родстве? — изумилась Пульхерия Александровна, отставляя в сторону бокал. А после махнула рукой, отпуская прислугу, чтобы остаться с Лизой наедине.
— Он был покорен вами с первого дня, как вы появились здесь, ma fille, — начала задумчиво старушка. — И я испытала такую радость, когда приметила его склонность, и после, когда mon Boris рассказал мне… Счастье mes garsons — все для меня! Я так желала, чтобы они познали радость венчальных уз, и с первой же минуты вашего появления в доме знала, что так и случится. Но и предположить не могла, что вы плените сразу всех мужчин нашей фамилии. Vasil est un enjôleur qui se joue des femmes naïves…[414] Что до Александра, то его чувства к вам для меня открылись намного позднее. Борис же был подходящим кандидатом. И когда он попросил о помощи… Моя Лукеша стала передавать письма для вас. Как во французских романах! Вкладывала в книги! А потом… Никто не выбирает в кого ему следует влюбиться. Это происходит по воле Господа и только! И снова Дмитриевские выбрали предметом своих чувств одну особу, как тогда, с Нинель. Только, верно, в этот раз все-таки случился разлад. Борис не так мягок натурой, как Василь. Он такой же, как Alexandre.
— Разлад? — переспросила Лиза.
— Ах, я полагаю, оттого Борис и попросил расчет, — взволнованно взмахнула руками Пульхерия Александровна. — Как только вы оставили Заозерное, ma fille, мальчики будто лишились рассудка, право слово! Вы знаете натуру Александра. Посему понимаете, что я не могу винить Бориса за то, что тот покинул нас прошлым летом. Как не виню и Василя за то, что забыл дорогу к своей старой тетке. Мы сами выбираем себе путь, разве не так?
— И все-таки… знает ли Александр? — снова вернула старушку к началу разговора Лиза.
— Oh, chérie, bien sûr que non![415] Я, может, и болтаю всякий вздор, но все же умею хранить чужие тайны. Борис не желал к себе особого отношения… да к тому же мой брат, упокой Господи его душу, был бы против такого знакомства. Toutes les familles ont des histoires[416]. А эта история явно не предмет для гордости.
Лиза опустила взгляд, чтобы Пульхерия Александровна не смогла по ее лицу понять, что она прекрасно осведомлена обо всем. У нее во рту до сих пор ощущался горький вкус слез, пролитых за чтением письма от Бориса. Она знала, о чем недоговаривает старушка.