Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 146 из 206

— Быть может, это прозвучит с моей стороны не к месту или… или дурно… но… вы ведь не оставите меня своей помощью?

Лизе было неловко спрашивать об этом. Но она мысленно убеждала себя, что ей просто необходимо знать, не изменится ли что-то нынче, не откажется ли Никита помогать ей. Ведь самый важный вопрос — розыски Николеньки — оставался открытым. А с недавних пор у Лизы появилось твердое убеждение, что только Никита способен помочь ей в том. Дулов так долго молчал, что она почти отчаялась получить ответ. Только, когда карета остановилась перед домом в знакомом переулке, он коротко произнес:

— Я не оставлю вас.

От этих слов Лиза так воспрянула духом, что перед тем, как выйти из кареты, несмело коснулась локтя Никиты в знак благодарности.

В ту же ночь, поддавшись странному порыву, Лиза решилась сделать то, что хотела сделать уже давно. Встреча с Василем подарила понимание, что не все двери в прошлое затворены надежно. Остались долги, которые следовало раздать, как обычно делают перед смертью. Так и у Лизаветы Вдовиной оставалось то, что не давало ей уйти.

Первым делом она село за письмо кукловоду. То был долг не только Лизы Вдовиной, некогда придуманной им персоны, но и Лизы Мельниковой, которая до сих пор чувствовала вину перед этим мужчиной. Пусть по-своему, странной любовью, но он любил ее. Лиза знала это, чувствовала всякий раз при встрече с ним, как ощущала и его муку, его сожаление. Он единственный любил ее, пусть и обманывал. А она предала свои собственные слова, обратив все горячие заверения в любви в пустословие, словно ювелир, продавший стекляшку под видом драгоценного камня. В письме Лиза пыталась убедить его не искать ее, писала, что прощает его за все, что снимает с него часть вины за содеянное. Слово за словом появлялись на бумаге ее мысли и чувства. Она просила его отпустить ее, позволив выправить свою жизнь.

«Vous me devez… Vous me devez une vie pour celle que vous m'avez prise. Donc s'il vous plaît, ne me cherchez pas. S'il vous plaît, laissez-moi. Et je crois que voilà ce qui se profile, parce que je crois en votre l'amour…»[319]

Лиза отложила перо в сторону, переводя дух. Признавать, даже перед собой, что она намеренно подобрала фразы, чтобы надавить на кукловода, было неловко и больно. Что-то переменилось в ней в последний год, лишив ее былой невинности и бесхитростности. Словно какая-то часть лукавства уже проникла ядом глубоко в ее кровь, как наследство от уходящей в небытие Лизы Вдовиной, умело разыгравшей когда-то карты в свою пользу. Выигрыш был невелик — всего-то собственная свобода от пут кукловода. При этом ее крайне тревожила судьба Николеньки. Она верила, что Mario

Завершалось письмо еще одной просьбой:

«S'il vous plait, informez la Comtesse de Nicolas presence…»[320]

Пусть вот так. Пусть уведомит графиню, а уж Лиза найдет способ, как проведать у той о брате. А кукловод пусть полагает, что она вернулась под крыло ее сиятельства. Быть может, эта мысль остановит его от поисков, дав возможность вернуться к жизни без тягот прошлого. А еще Лиза надеялась, что страх перед могуществом графини подтолкнет Mario

Второе письмо, за которое Лиза принялась, когда дело шло уже к рассвету, было адресовано Александру. Оно далось намного сложнее. Нет, имен называть она по-прежнему не собиралась, опасаясь мести Дмитриевского. Слишком верила словам кукловода, в правдивости которых сама убедилась впоследствии. Потому хотела лишь предупредить Александра о том, что единственная возможность для Mario

Лиза пыталась выдержать в письме нейтральный тон, но когда на бумагу легли слова о том, что личность будущей супруги должна быть известна наперед, на ум сразу же пришла красавица Лиди Зубова с ее восхитительным лицом и белокурыми локонами. Выходило, что сама Лиза предлагает эту кандидатуру, и потому лист бумаги был скомкан и отброшен в сторону.

«Что мне за дело, станет ли молодая Зубова графиней Дмитриевской, — рассердилась на себя Лиза. — Все едино той не владеть Александром единолично. Ведь его любовница едва ли потеряет свои позиции в Заозерном». И тут же ощутила иную злость — уже на Александра при воспоминании о том, что флигель в Заозерном так и не пустовал. Ни зимой, ни летом. Летом!



Злость выплеснулась на бумагу. Четырежды. Именно столько раз Лиза начинала новое письмо и в итоге обнаруживала, что все ее слова сводятся к скрытым упрекам, что ревность ее отчетливо читается в каждой фразе. Посему раз за разом она комкала бумагу и начинала сызнова.

Наверное, это к лучшему, что никак не рождаются те самые слова. Наверное, ей вовсе не следует писать к нему. Так думала Лиза, погасив перед самым рассветом оплывший огарок свечи. Но в серости рассвета совесть напомнила, что долгов у Лизаветы Вдовиной, собравшейся кануть в Лету, быть не должно.

«После, — решила Лиза, пытаясь выровнять взволнованное дыхание и уснуть. — Все после. Когда-нибудь. Потом. После».

В ту ночь впервые за долгое время Александр пришел к ней. Будто до этого момента кто-то свыше охранял ее покой, укрывая надежно в памяти звук его голоса, нежность взгляда, крепость его рук и даже запах его кожи. Все это пришло к ней вместе со сном, который вернул ее в Заозерное, в ту пору, когда она была так счастлива, думая, что любима. Пусть это счастье и было с легким привкусом горечи.

Лиза снова видела знакомые стены особняка, ощущала под тонкой подошвой туфель неровности паркета. Сон был настолько явным, что, казалось, она даже ощущала запах воска горящих свечей. Она всей душой, всей своей сущностью стремилась туда, куда несли ее ноги — в истинно мужскую обитель, куда вторглась когда-то так беззастенчиво. И Лиза знала, что он ждет ее. Знала прежде, чем заглянула в его глаза, тут же вспыхнувшие особым светом. Смело, без лишних раздумий, она шагнула в его руки, как можно только по праву супруги. Подставила лицо его пальцам, которые так смело скользнули по скулам, а после запутались в ее волосах.

— День без тебя — истинная мука, — проговорил Александр, притягивая ее к себе.

— Не я виной тому, — шутливо заметила она в ответ.

— Верно, в том я грешен. Чем мне заслужить прощение? Какая кара ждет меня? — шептал он ей в тон, скользя губами от ее ушка до уголка рта.

Лиза чувствовала его дыхание на своих губах, и ожидание того, что вот-вот последует, вызывало до боли знакомые эмоции и будоражило кровь. Он виноват в том, что она стала такой нетерпеливой. И в том, что она не могла отныне не касаться его. Он был ей нужен. Она чахла без его прикосновений и ласк, без его нежности, как цветок чахнет без воды и солнца.

— Когда-то мне твердили, что грехи надобно не только отмолить, — проговорил Александр, неспешно двигаясь губами вдоль ее губ к другому уголку рта, не касаясь тех, а только дразня. — Когда-то мне приходилось читать Библию с раннего утра и едва ли не до полудня, а после полудня я должен был ответить урок. Быть может, теперь я могу сделать так же?

— Я не понимаю тебя, — рассеянно ответила Лиза.

Ей отчего-то не понравился поворот в разговоре. Александр же только чуть отстранился, чтобы заглянуть в ее глаза, а после, проведя кончиками пальцев по лицу Лизы, приподнял ее подбородок и наконец-то коснулся губами губ. Ноги тут же обмякли, отчего Лизе пришлось качнуться к нему и обвить руками его шею. Поцелуй становился все глубже, все требовательнее, вызывая в ней желание прижаться к нему еще сильнее. И потому Лиза почувствовала себя такой обманутой, когда Александр вдруг прервал его и отстранился, чтобы снова заглянуть в ее глаза холодным, цепким взглядом.