Страница 15 из 23
– Я тебя ненавижу, – прошипел он.
– Ты меня даже не знаешь.
– Я знаю тебя, – сплюнул индус. – Я знаю вашу породу. Я знаю…
– Ты ничего не знаешь. В принципе. А если бы знал – если бы у тебя был такой стояк на мою породу, как ты выразился, – то из кожи бы вон вылез, чтобы помочь мне.
Он воззрился на нее, и по его лицу пробежала тень неуверенности.
Лени понизила голос:
– Предположим, ты прав. Предположим, я действительно явилась прямо из глубины. Прямо от Осевого вулкана, если знаешь, где это.
Она замолчала.
– Продолжай, – ответил индус.
– Скажем – чисто гипотетически, – что землетрясение не было случайным. Кто-то заложил ядерную бомбу, и все эти ударные волны гирляндной цепью покатились к берегу.
– А почему кто-то решил так сделать?
– Уж они-то знают. А мы должны выяснить.
Амитав затих.
– Следишь за ходом мысли? Бомба взрывается на глубине. Большой глубине. Я приплываю оттуда же. И кем я оказываюсь в таком случае, Амитав? Плохишом? Это я потянула за рубильник? Но тогда я, наверное, продумала бы побег? Но нет, вместо этого я триста километров ползла по этой грязи, не имея ни хрена, даже сэндвича за пазухой. И для чего? Для того чтобы окунуться в ваш гадючник и сидеть здесь, жрать дерьмо из циркулятора и слушать твое унылое нытье? Это вообще у тебя в голове укладывается? Или, – тут ее голос понизился, и Лени взяла себя в руки, – я просто попала в переплет, как и все остальные, только сумела выбраться из него живой? И как думаешь, не может ли такой факт в биографии заронить некоторую враждебность даже в белой североамериканке, богатой сучке вроде меня?
«И кто-то, – пообещала она мысленно, – за все заплатит».
Амитав ничего не сказал. Только наблюдал за ней запавшими глазами, а выражение его лица вновь стало пустым и непроницаемым.
Кларк вздохнула:
– Ты действительно хочешь помериться со мной крутостью, Амитав? И с теми, кто на самом деле дернул рубильник? Когда доходит до уборки, им обычно не до тонкостей. Сейчас они думают, что я мертва. Хочешь оказаться поблизости, когда они поймут, что это не так?
– А что в тебе такого? – спросил наконец Амитав. – Почему по сравнению с тобой наши жизни настолько не важны?
Лени много об этом думала. И в результате вспомнила яркий, почти сверкающий момент озарения, который пережила в детстве. Ее невероятно поразило то, что на Луне существовала жизнь: микроскопическая жизнь, какая-то бактерия, подсевшая на попутку к первым автоматическим зондам. Она пережила годы голодовки в вакууме, невероятный холод, несусветную жару и непрекращающийся град жесткой радиации.
Тогда она поняла: жизнь может вынести что угодно. Тогда это дало ей надежду.
– Думаю, внутри меня что-то есть, – сказала она теперь. – Думаю…
Что-то коснулось ее ноги.
Рука ударила почти рефлекторно. Кулак Лени сомкнулся вокруг запястья подростка.
Тот пытался стянуть газовую дубинку, висящую у нее на бедре.
– А, – протянула Кларк. – Вот так, значит.
Мальчик уставился на нее, окаменев.
Она повернулась к Амитаву: парень хныкал и извивался в ее хватке.
– Дружок твой?
– Я, э…
– Небольшой отвлекающий маневр, да? Духу не хватает на меня наехать, от взрослых приятелей помощи не дождешься, значит, решил использовать молокососа? – Она дернула мальчика за руку: тот вскрикнул.
Спящие заворочались во сне, никто даже не пробудился, настолько все привыкли к постоянному шуму.
– А почему тебя это волнует? – зашипел Амитав. – Ты же сама сказала, это даже не оружие. Я что, идиот, верить в такую чушь, когда ты тут размахивала ею, как ятаганом? Что это? Разрядник? Шокер?
– Я тебе покажу.
Лени склонилась, все еще не отпуская ребенка. Деполяризующее лезвие выступило из кончика перчатки серым ногтем: от его прикосновения ножны на бедре распались, словно взрезанные скальпелем. Дубинка легко скользнула в руку: тупой черный жезл с флуоресцирующим кольцом у основания рукоятки.
Амитав поднял руки, неожиданно решив ее успокоить:
– Совершенно не нужно…
– Нет, нужно. Ну давай, подойди поближе.
Индус сделал шаг назад.
– Она срабатывает при контакте, – пояснила Кларк. – Впрыскивает газ под давлением. Очень удобная штука на рифте, где местная фауна так и норовит тебя сожрать.
Лени сдвинула предохранитель и ткнула наконечником жезла прямо в песок.
Пляж взорвался с таким треском, словно оказался в эпицентре громового раската.
Вселенная звенела, как камертон. Лени лежала там, куда ее отбросил взрыв. Лицо жгло, будто его обработали пескоструйным аппаратом.
Веки слиплись. Кажется, прошло немало времени, прежде чем она сумела их поднять.
Неподалеку зиял кратер диаметром три метра, уже заполненный грунтовыми водами.
Кларк поднялась на ноги. Вся Полоса вскочила в одну секунду, отбежала прочь, повернулась и застыла кругом ошарашенных и испуганных лиц.
К своему удивлению, Лени все еще сжимала в руке дубинку.
Она взглянула на устройство с тупым недоверием. Кларк пользовалась им так много, что уже давно привыкла к нему. Когда очередной монстр с источника намеревался ее расчленить, она парировала, прижимала дубинку к рыбьей туше и наблюдала за тем, как хищник раздувался и взрывался от ее прикосновения. Глубоководному населению дубинка несла смерть, но взрывов такой силы она прежде не давала. По крайней мере не там, внизу, на…
«Ох ты черт! На рифте».
Ее настроили так, чтобы она била насмерть на дне океана, где давление в пять тысяч паскалей казалось лишь нежным хлопком. Там дубинка представляла собой довольно действенное оружие.
На суше, без всех этих атмосфер, напирающих в ответ, она превращалась в бомбу.
– Я не хотела… Я думала… – Кларк огляделась. Бесконечная линия лиц уставилась на нее в ответ.
Амитав растянулся на противоположной стороне кратера. Он стонал, прижав руку к лицу.
Мальчик исчез.
Палочник
Раскат грома посреди ночи. Что-то взорвалось рядом с циркулятором Кальвина к югу от Грейс-Харбор. «Овод» летел вдоль мыса на юг; детонации он не увидел, зато слух имел хороший. Послал сигнал тревоги на базу и ринулся на разведку.
Перро была на дежурстве. Она перешла на ночную смену в день, когда узнала, что русалки выходят на берег по ночам. (Муж, недавно узнавший об особых потребностях жертв виртуального посттравматического синдрома, принял перемену без жалоб.) И теперь она скользнула в перцепционную сферу «овода» и оценила положение.
В межприливной зоне зиял неглубокий кратер. Оттуда шел сигнал: хаотические сплетения жара и биоэлектричества, беспокойные, словно перепуганный скот. Перро сузила электромагнитный спектр до усиленного в зрительном диапазоне: зарницы превратились в волнующуюся серую массу людей.
На Полосе существовали свои собственные районы, стихийно образующиеся гетто внутри гетто. Здесь, например, жили в основном те, кто прибыл с Индийского субконтинента; Перро выставила базовые фильтры на пенджабский, бенгальский и урду и начала задавать вопросы.
Да, взрыв. Причины никто точно не знал. Некоторые говорили, что кто-то кричал, спорил. Мужчина, женщина, ребенок. Слышали обвинения в краже. А потом неожиданно раздался бабах.
После этого все проснулись, попытались убраться подальше. Женщина размахивала каким-то шокером, похожим на дубинку. Толпы держались в отдалении. В круге с ней находился мужчина, лицо все в крови. Злой. Встал прямо напротив нее, словно и не заметил оружия в руке. Все согласились, что ребенок к тому времени исчез. Кто этот мальчик, никто не знал.
А вот взрослых запомнили все. Амитава и русалку.
– Куда они пошли? – спросила Перро; «овод» передавал слова с монотонным бесстрастием.
В океан. Русалка всегда уходит в океан.
– А другой? Этот Амитав?
За ней. С ней. В океан.
Около десяти минут назад.
Перро направила бота резко вверх, получив панораму Полосы с пятидесятиметровой высоты. Беженцы растворились броуновской ордой; пробиваясь сквозь толпу, один человек не мог опередить волны движения, распространяющиеся по людскому столпотворению. Вот: едва различимая, угасающая цепь колебаний, соединяющая кратер с линией прибоя. Частицы клубились, недавно встревоженные каким-то целенаправленным движением.