Лжедмитрий. Царская плаха

– Получается, что Дмитрий сам себя смертельно ранил во время приступа, так?

– Да, боярин.

– Но почему же тогда Нагие подняли город и устроили побоище? Как они смогли сделать это?

– А вот тут, Борис Федорович, есть загадка, которую разгадать нам не удалось.

Годунов поморщился.

– Что еще за загадка?

– Товарищи Дмитрия да кормилица Тучкова показали, что перед началом приступа Дмитрий выкрикнул имена Данилы Битяговского, Никиты Качалова и Осипа Волохова. Он заявил, что у них ножи и они пришли убить его. Хотя тут же было доказано, что никого из них в то время во внутреннем дворе дворца не было. Марии Федоровне о смерти сына сообщил Петр Колобов. Он сказал ей и об этих словах Дмитрия. Она бросилась на улицу, ударил набат, сбежался народ, объявились братья Нагие, прискакали Битяговский, его сын и племянник. Михаил Федорович указал на них, мол, вот убийцы, и пошло-поехало. Сам знаешь, как ведет себя толпа в ярости. Вот такие дела, Борис Федорович.

– Да, – проговорил Годунов. – Воистину загадка.

– Василий Иванович Шуйский допрашивал мальчиков по одному и вместе, в один день и в другой. Они говорили одно и то же. Не знаю, почему Дмитрий назвал убийцами тех, кого во дворе не было. Но разве это так важно, Борис Федорович? Мы сделали выводы о случайной смерти Дмитрия и о вине Нагих в убийстве Битяговского и других людей.

– Это так, но я терпеть не могу необъяснимых вещей. Что-то вы упустили. Но ты прав, Андрей Петрович, это уже не важно. Благодарствую за работу. Награду свою ты еще получишь. Пойдем, провожу!

Спустя некоторое время Борис отправился в Кремль. Не к царю, и не к царице. Он желал переговорить с придворным лекарем, датчанином Петером Кадсеном, учеником известного Роберта Якоба и Элизеуса Бомелия. Если следователи не нашли разгадку, то, может быть, она кроется в болезни?

Кадсен оказался на месте, в палате, выделенной ему в царском дворце. Он был очень удивлен приходом Годунова.

Борис Федорович присел на скамью, тогда как Кадсен стоял и с некоторым испугом смотрел на всемогущего боярина.

– У меня к тебе такое дело, Петер, – начал Годунов. – Что ты знаешь о черной падучей хвори? Мне известно, что происходит с больными, как они падают, бьются о землю, хрипят и прочее. Я хочу знать, есть что-то необычное в их поведении непосредственно перед приступом, за мгновения до него?

– Насколько мне известно, перед приступом больные часто испытывают беспокойство, страх. Они бледнеют либо синеют, истекают обильным потом. У них наступает кратковременное расстройство сознания.

– А вот об этом подробнее, доктор.

– Как бы это понятней объяснить? В общем, больные могут видеть несуществующую опасность, слышать угрожающие речи, хотя рядом с ними никого нет.

Годунов облегченно вздохнул.

– Вот и объяснение.

– Что ты сказал, боярин?

– Ничего. Забудь об этом разговоре и свои познания о падучей оставь при себе. Держи язык за зубами, Петер. Ты же знаешь, как легко в России с ним можно расстаться.

– Знаю.

– Ты меня хорошо понял?

– А что понимать, боярин? Я о падучей знаю только то, что известно многим, специально болезнь не изучал, с тобой об этом не говорил, а приходил ты за обычным снадобьем от простуды.

– Верно. Молодец. Но предупреждение помни. Как и то, что Годунов слов на ветер не бросает.

– Это мне хорошо известно.

– Вот и ладно.

Годунов прошел в коридор, где задумался. Теперь ему было ясно, что Дмитрий перед приступом будто бы увидел Осипа Волохова, Никиту Качалова и Данилу Битяговского с ножами. Они намеревались убить его. Оттого он и закричал, ища спасения, назвал имена. Потом Дмитрий уронил нож на землю и упал на него. Кормилица бросилась к нему, приподняла голову и повернула ее в сторону. Вот тогда-то острие стилета и вонзилось в горло Дмитрия. Он умер. Петруша рассказал Марии о том, что Дмитрий назвал перед смертью убийц, которых не было. Это и вызвало ярость Нагих, в дальнейшем перекинувшуюся на толпу, убившую Битяговского, его сына, племянника, Осипа и других людей. Вот истина.

Следует ли говорить о ней? Или надо таить подробности гибели Дмитрия до тех пор, покуда бояре и народ открыто не обвинят его в организации убийства? Лучше молчать. Это сильная защита. Она может и не понадобиться, но иметь ее стоит.

2 июня дьяк Василий Щелканов довел до важных государственных и духовных чинов отчет о расследовании, проведенном в Угличе. Патриарх Иов объявил, что царевич Дмитрий погиб случайно. Нагие были признаны виновными в недосмотре и поднятии бунта, жертвами которого стали невинные государевы люди, включая дьяка Битяговского.

Царь Федор отдал приказ немедленно доставить Нагих в Москву для проведения более тщательного расследования. Михаил и Андрей Нагих были подвергнуты пыткам и обвинены кроме убийства людей Битяговского еще и в поджогах столицы.

Марию Федоровну за недосмотр за царевичем отправили в Николовыксинскую пустынь, где она была пострижена под именем Марфа. Позже ее перевели в Горицкий Воскресенский женский монастырь.

Однако народ не поверил в то, что царевич Дмитрий сам случайно убил себя, считал убийцами Битяговского, его сына, племянника и ближних людей. Борис Годунов послал их в Углич и велел извести царевича.

В начале июня гибель Дмитрия и бунт в Угличе отошли на второй план. На Москву шло большое войско крымского хана Казы-Гирея. Уже 10 июня в стольный град прибыли гонцы, сообщившие о продвижении крымцев по Муравскому шляху. К 26-му числу орда пожгла посады Тулы, Серпухова и переправилась через Оку, являвшуюся основным оборонительным рубежом.

Князь Федор Иванович Мстиславский, руководивший главными русскими силами, спешно двинул войска к столице. Они прибыли к реке Пахра, правому притоку Москвы-реки.

Во главе обороны столицы встал Борис Годунов. Он приказал поставить гуляй-город между Серпуховской и Коломенской дорогами. Туда была стянута артиллерия, которой командовал Богдан Бельский. Полки Мстиславского стали у Коломенского.

4 июля крымцы ринулись на штурм гуляй-города. Их попытка овладеть крепостью на колесах не удалась. В это время Годунов пошел на хитрость и отправил к Казы-Гирею фальшивого перебежчика, да не холопа, а дворянина. Тот сообщил хану о тридцатитысячной рати, якобы собранной из поляков и прибывшей в столицу.

5 июля Казы-Гирей решил уйти обратно в Крым. Русские преследовали врага до Оки.

В мае следующего, 1592 года у царя Федора Ивановича и царицы Ирины Федоровны родилась дочь Феодосия. На семнадцатом году брака! Это событие стало неожиданным для многих и не особо радовало Годунова.

Глава 3

Весна 1593 года. Москва

От Земляного города в сторону Немецкой слободы шли двое молодых мужчин крепкого телосложения. Это были стрелецкий сотник Богдан Отрепьев и дворянин из Серпухова Прохор Жукан, только что назначенный к нему пятидесятником. Сегодня им выпал день свободный от караульной службы, которую стрельцы несли в мирное время, и Богдан с Прохором решили немного развлечься на Москве.

– Странное, Богдан, у тебя прозвище, – сказал Жукан на ходу.

– У тебя тоже не особо благородное.

– Прадеда моего звали Жук, от него и пошло.

– Ну а мы принадлежим к роду Нелидовых. Был в родне такой Давид Фарисеев, еще Ивану Третьему служил, от него и получил кличку Отрепьев. Уж за что, почему, неведомо. Может быть, провинился в чем, где-то опростоволосился, или великий князь просто пошутил. Но кличка прилепилась, и стал Давид Отрепьевым. Дед мой Матвей Третьяк служил в Боровском уезде. Дворовый сын боярский. К тому же сословию был причислен и отец мой. По совершеннолетию я получил поместье вместе со старшим братом Никитой Смирным. Вместе с ним и на службу поступили. А поместье в Галиче Костромской волости рядом с Железноборовским Предтеченским Яковлевским монастырем.