Страница 37 из 49
В Бхагавата-пуране Высшее Божество как личность изображается сначала во всем его грандиозном масштабе – это Сущее, чье тело одушевляет материальную вселенную:
Глаза его суть порождающие центры всех возможных форм бытия; они сверкают и лучатся. Его глазные яблоки подобны солнцу и планетам. Его уши слышат все, приходящее извне, и являются вместилищем всех Вед, а сам слух его есть порождающий центр неба и всех видов звука[129].
Наша вселенная – всего лишь одна из миллионов материальных вселенных. Каждая из них подобна пузырьку в вечных небесах духа, возникающему из пор тела Вишну, и пузырьки эти создаются и уничтожаются вдохом и выдохом Вишну. Разум человека не в состоянии вместить столь грандиозное понятие о космосе. Гораздо легче воспринимать Вишну и поклоняться ему в его воплощении – Кришне. В то время как в Бхагавад-гите он – мудрый учитель, Кришна Бхагавата-пураны — нежно любимый ребенок, воспитываемый пастухами в местности, называемой Вриндаван, вблизи Матхуры, расположенной у реки Джумны.
Эта мифология изобилует образами земных удовольствий. Мальчик Кришна, балуясь, крадет у соседей комки масла и бродит по лесу, украшая себя гирляндами из цветов, весело играя на своей флейте. В перерывах между беззаботно-бесстрашными победами над угрожающими людям демонами он играючи крадет сердца у пастушек-гопи. Особенно предпочитает он среди них красавицу Радху, но магически умножает себя, так что каждая пастушка думает, будто он танцует с ней одной. Каждая пребывает в такой любви к Кришне, что чувствует, будто она едина с ним и желает лишь служить ему. Свами Вивекананда объясняет духовный смысл божественной любви пастушек-гопи к Кришне следующим образом:
[Кришна] слишком свят, чтобы можно было соблазнить его, не отказавшись от всего остального, слишком свят, чтобы душа, не достигшая совершенной чистоты, могла понять. Даже Гита, сама по себе являющаяся великой философией, не идет в сравнение с подобным безумием, ведь в Гите ученика неторопливо учат тому, как продвигаться к цели, а тут – безумство наслаждения, опьянение любовью, в котором и ученики, и учителя, и учения, и книги – все отброшено прочь. Остается только одно – безумие любви. В нем любящий забывает обо всем в мире и не видит ничего, кроме одного только Кришны[130].
Проходит время, и Кришну отзывают для совершения некоей героической миссии, и он никогда уже не возвращается к гопи. Их горе из-за его ухода и страстная тоска по нему служат примером для пути бхакти – пути абсолютной верности. В индийском мышлении эмоциональное стремление любящего к возлюбленному – это одно из наиболее мощных средств сосредоточения на Всевышнем Господе.
Индуистский образ жизни
Хотя и не существует ни единого основателя, ни единой традиции благочестия, ни единой философии, которые позволили бы дать определение санатана-дхарме, повседневная жизнь индуиста настолько пронизана духовно значимыми аспектами, что его духовность никогда не отделяется от его разума. Здесь мы рассмотрим обряды, кастовость, социальный долг, стадии жизни, домашнюю пуджу, почтение к гуру, пост, молитву, добрые помыслы, уважительно-благоговейное отношение к деревьям и рекам, паломничества, религиозные праздники.
Обряды
От колыбели до кремации жизнь индуиста окружена ритуалами. В древних текстах упоминается шестнадцать обрядов, посредством которых человек очищает и освящает себя в течение всей жизни; к ним относятся обряды во время зачатия, обряды украшения волос беременной женщины, обряды рождения, наречения имени, первого кормления твердой пищей, начального образования, облачения мальчиков в священные одежды, первого ухода из родного дома, начала изучения Вед, брака и смерти. Цель этих обрядов состоит в постоянном возвышении личности над низшей, животной природой.
Публичное богослужение – пуджу – обычно совершают пуджари, или священники-брамины, специально обученные ведическим практикам и правильной рецитации санскритских текстов. Они проводят церемонии богослужения, в которых священное присутствие делается осязаемым благодаря вовлечению всех чувств в процесс поклонения. Лингамы Шивы иногда помазывают драгоценными веществами, такими как очищенное масло, вырабатываемое из молока буйволицы, мед либо сандаловая мастика, и окружают их розовой водой и цветами. В храме верующие могут получать особые благословения через даршан (визуальный контакт с божественным, возникающий при созерцании статуй божеств). Слышатся звуки мантр и звон колокольчиков. Благовония и цветы наполняют пространство ароматами, несущими радость. Прасад, пища, которую вы освятили, предложив ее божествам и/или своему гуру, передается по кругу и съедается собравшимися, верящими в то, что она освящена и духовно «заряжена».
Статуя божества в храме воспринимается верующими так, словно это живой царь или царица. Перед ней машут метелками из тонкого волоса, чтобы очистить воздух для божественного присутствия. В определенное время божеству преподносится на особых блюдах красивая и приятная пища; плоды должны быть совершенными, без каких-либо изъянов. В часы посещения божество принимает знаки внимания и выслушивает молитвы верующих. По утрам совершается ритуал омовения статуи, затем ее облачают в предназначенные для данного дня роскошные одеяния; ночью статую укладывают спать в ночной одежде. Если жарко, божество может слегка вздремнуть в полдень, для чего ему обеспечивают покой и уединение. В праздники на улицах устраиваются процессии со статуями божеств. В 1996 году на великом празднике Джагганатх, проводящемся всего раз в двенадцать лет в Пури, присутствовало около полутора миллиона верующих, карабкающихся к даршану божества, который везли на колеснице с шестнадцатью колесами (по-английски когда-то давно неверно называемой джаггернаут).
Любящее служение божеству делает его присутствие реальным. Статуя – это не просто символ божества; божество можно почувствовать через статую, в отклике божества на поклонение верующего. Согласно Свами Шивашива Палани:
Считается, что тонкие сущности того, что отдается божеству в поклонении, на самом деле поглощаются божественным в незримом мистическом процессе. Мы как бы питаем Бога своими душами. Считается, что если мы делаем это правильно – в правильном настроении, правильном расположении сердца, с правильно произносимыми мантрами, мы завладеваем вниманием личностного Господа, и в этом процессе он действительно общается с нами, а мы – с ним. Конечно, когда я говорю «мы» и «он», я имею в виду тот дуализм, который предполагается преодолеть в данном процессе[131].
Согласно древним ведическим традициям ритуальные огненные церемонии вокруг хавана – священного огненного места – тоже совершаются браминами-пандитами. Ведический принцип жертвоприношения был основан на той идее, что щедрые приношения божеству будут вознаграждены. Плоды, благовония, смеси из трав и зерен и топленое масло из молока буйволицы возлагаются на костер как жертвы божествам, призываемым и восхваляемым песнопениями, и бог огня Агни забирает приношения. Сидя перед огнем, верующие думают о ярком сиянии божественного и о силе истины, озаряющей тьму. Такие церемонии-хаваны могут посвящаться отдельному божеству либо проводиться по приказу патрона – ради его здоровья и благополучия.
В церемониях, связанных со смертью, также участвует огонь – так как тело вскоре после смерти кремируется. Заботливо омытое, натертое благоухающей сандаловой мастикой и облаченное в чистые одежды, тело заворачивают в белые простыни и на деревянных носилках несут к костру. Родня и благожелатели кладут цветы на завернутое в саван тело, а потом обкладывают его дровами, чтобы разжечь большой костер. Пандиты могут петь ведические стихи, предназначенные для очищения тела и помогающие душе освободиться от него и совершить переход в духовную сферу. Старший среди оплакивающих покойника – обычно старший сын, если он жив, – трижды обходит вокруг тела с горшком воды, степенно кропит тело водой, а затем бросает горшок на землю – это драматический и эмоциональный момент, символизирующий конец земного тела умершего. А потом он же разжигает погребальный костер. В иных случаях завернутое в саван тело помещают в электрическую кремационную печь. Как только тело полностью сожжено, живые забирают оставшиеся кости и пепел для ритуального погружения их в воды священной реки. Участие оплакивающих умершего в подобном обряде сообщает им уверенность в том, что душа освобождена и тела больше не существует. В контексте санатана-дхармы кремация психологически вполне оправданна, ведь тело рассматривается как всего лишь одноразовая оболочка для бессмертной души.
129
Шримад-Бхагаватам, песнь вторая, “Космическое проявление,” часть первая, главы 6:3 и 1:39, в переводе Бхактиведанты Свами Прабхупады: New York: Bhaktivedanta Book Trust, 1972, pp. 59 and 275–276.
130
Свами Вивекананда, The Complete Works of Swami Vivekananda, vol. III, Mayavati, India: Advaita Ashrama, 1948, p. 259.
131
Swami Palani, op. cit.