Приносящая удачу

Парень посмотрел на неё строго, а потом заговорил. Причём, стоило ему заговорить, стало ясно: он бы нам в любом случае всё выложил, потому что его прям распирало от желания поделиться новостями.

– Короче, гости ваши… – он кивнул на меня. – Ну, постояльцы, они на самом деле какие-то беглые преступники, и за ними поутру с города пришли стражники. Прикиньте? Стражники всю ночь по болоту пропёхали, чтобы только этих гадов не упустить! И вот сейчас они их там и схватят.

– Убьют? – спросила я, нервно теребя край скатерти.

Не хотелось бы, чтобы убили: тогда привидения у нас будет жить в амбаре, и там больше рыбку по ночам не потрескаешь. Мало того, что теперь и так надо там всё проветривать и стараться забыть увиденное вчера ночью, так ещё не хватало призрака там. Очень хотелось, чтобы Сенька ответил, что постояльцев не убьют.

– Убьют, наверно, – ответил парень, и я охнула: только не это!

– Что, жалко их? – участливо спросил парень. – Не жалей – они ж явно те ещё злодеи, раз за ними в такую даль притащились и облаву устроили.

– Один симпатичный был, – всхлипнула Олеська, и я недовольно посмотрела на неё.

Симпатичный! Во-первых, и не симпатичный тот был, а во-вторых, не о том она думает! Симпатичных – много, а амбар у нас один, и если в нём поселится призрак этого Леона, у меня не будет тайного любимого места!

– Олеська, ты хоть понимаешь, что если их убьют – души их вечно будут по нашему огороду шастать! – воскликнула я, глядя в наполняющиеся слезами глаза девушки. – Это ж конец! Это ж не выйти ночью на улицу, это никаких посиделок, это… это жуть просто!

Сенька усмехнулся:

– Это ты, Мила, загнула! Не тут же они их убьют – у них отчётность. Они их в городе убьют, а если сопротивляться сильно будут – по дороге в город, и головы ихние принесут своему начальству.

Я поморщилась, представив отрезанные головы постояльцев. Тоже мне, успокоил! Вдруг их убьют на моём любимом болоте? И что тогда? Я ведь и не узнаю, что там поселилось лихо, пока призрак меня не напугает однажды. А я слыхала, что призраки могут так напугать, что волосы все разом поседеют. Или что голос навсегда пропадёт, или заикой сделаться можно. Я повертела в руке кончик своей косы. Очень не хочется, чтобы она стала белой, как у матери отца. И голос мне мой нравится, и заикаться я не хочу…

– Правда, убьют? – спросила Олеська, видимо впечатлившись грядущей безвременной кончиной белобрысого постояльца.

– Стопудово, – безапелляционно заявил Сенька, словно планы стражей были ему отлично известны наперёд.

Подруга резко встала из-за стола и, смерив брата негодующим взглядом влажных глаз, выбежала из кухни в сторону входной двери.

– Что, пялились на постояльцев ночью? – усмехнувшись, спросил Сенька.

Я смутилась. Это всё Олеська со своим "один симпатичный"! Надо ж так ляпнуть! Теперь Сенька подумает, что мы ходили на незнакомцев глазеть. Правда, мы и ходили, но лучше об этом не знать парню, который мне нравится.

– Так получилось… – краснея, оправдалась я и тоже поспешно вылетела из кухни догонять Олеську.

Подруга обнаружилась за домом. Она стояла за зарослями каринки и закрывала лицо ладонями. Плачет, наверно. Она вообще любит пустить слезу не к месту. Ну да ладно. Сегодня, пожалуй, даже и к месту. Жалко всё-таки постояльцев – они же люди. Знать бы, чего они сделали – может, и не жалко бы было. А так – как-то грустно…

– За дело, наверно, их… – предположила я, не зная, что сказать.

Олеська отняла руки от лица, вытерла кулачками слёзы и, всхлипнув, посмотрела на меня обиженно. Нос у неё раскраснелся и теперь она была похожа на своего отца, когда тот пьяный приходит к нам на какой-нибудь праздник.

Олеська и я некоторое время молча таращились друг на друга. Я вообще не представляла, что говорить ей. Она расстроилась, что стражники казнят в городе того, кого мы и видели-то всего разок. Да и вообще, может, его и не казнят – это только Сенька так сказал, а он мог преувеличить или приврать.

Но потом случилось самое ужасное, что могло случиться в этот момент: Олеська взяла себя в руки и начала думать. А она – из тех людей, кому думать вообще надо запретить, чтоб бед меньше было.

– Пойдём посмотрим, а? – заныла она.

Канючить она умела. Если что захочется – всю плешь проест, но вынудит пойти на поводу.

– На что смотреть-то? – спросила я. – И Сенька твой не для того просил не соваться, чтобы мы пёрлись, куда не следует. Может, эти постояльцы нас невзначай убьют… А, может, и специально даже…

– Что ты вечно придумываешь! – возмутилась Олеська, размахивая руками от негодования. – Ты его видела? Который хороший?

С чего это он стал хорошим, спрашивать не стала. Но да, видела, и поэтому кивнула.

– И что? – спросила она. – Он похож на убийцу? – подруга скрестила руки на груди и сердито уставилась на меня.

– Ну… – замялась я. – Мне убийцы раньше не встречались… Откуда мне знать: похож-не похож! Может, и похож!

– Страшный вот похож, – назидательно ответила Олеська. – По нему видно, что с ним что-то не так, а первый – вполне обычный парень. Может, стражники ошиблись? Может, он не виноват и этот Леон его заставил…

– Убивать? – уточнила я.

– Почём я знаю, – огрызнулась Олеська. – Давай посмотрим, а? Ну пожалуйста! Посмотрим – и всё. Может, я быстренько в нём разочаруюсь и не стану страдать от того, что его прикончат?

Я посмотрела на неё. Она больше не плакала, зато теперь её карие глаза загорелись опасным любопытством. Ох и не к добру это! Знаю я этот взгляд – мы вечно влипаем в неприятности, когда Олеська так смотрит.

Проверив своё недавно обретённое оружие – клинок, висящий на поясе – я обречённо вздохнула, признавая поражение. Ладно, так и быть: сходим и посмотрим. Одним глазком.

– Спасибо-спасибо-спасибо! – Олеська обняла меня и крепко сжала. – Мы быстро! Мы посмотрим – и всё! Ты не пожалеешь, что согласилась!

Последняя фраза мне очень не понравилась: примерно в тот момент у меня сработала чуйка, и я отчётливо поняла, что пожалею о своём согласии очень сильно. Даже хотела было извиниться перед подругой и постыдно забрать свои слова обратно, но она так радовалась, что мы всё-таки пойдём, что я не смогла её расстроить.

Глава 6

На мой участок мы пробрались не без труда. Новости разлетаются у нас быстро, так что на дороге и в особенности около нашего дома зевак собралось порядочно. Хорошо, хоть на участок никто не рисковал забрести. Все побаивались и постояльцев, и стражей, так что старались делать вид, что просто прогуливаются мимо нашего забора и невзначай поглядывают на участок. Это порядком раздражало, поскольку нас могли заметить. Хорошо ещё, что вдоль забора у нас высокие кусты растут: пышные, зелёные, колючие. Батя специально посадил такие, чтоб никто не мог к забору подобраться и перемахнуть через него. Это было довольно странно для человека, который не запирает калитку, но он всегда объяснял это так: "Калитку всегда можно запереть. просто пока без надобности, а кусты пусть будут – их, если что, за пару минут не вырастишь". Вообще, кусты мне эти всегда нравились: он них летом запах хороший, да и за счёт них с дороги вообще не увидать, что на участке делается.

Но нам пришлось пробираться через соседский участок. Там никого как раз не было – там одинокий пьяница проживает, и кто его знает, где шляется постоянно.

Добрались мы и до нашего дома. Никого.

– Может, они ушли уже? Всё закончилось? – с надеждой спросила я у Олеськи.

– Не, – ответила она. – Тогда бы никто не тёрся около вашего забора.

И то верно. Жаль, а я надеялась избежать встречи с постояльцами.

– Вон, смотри! – Олеська указала мне на овин.

Вздохнув, я выглянула из-за угла дома. Ну да, вон тот здоровяк – это явно стражник, а тот, кого он тащит – явно белобрысый постоялец. Как бишь его? Олан, вроде бы… Мне некстати представился олень, которого тянут, а он упирается своими ногами, бьёт копытами и размахивает рогатой головой из стороны в сторону. Я тихо прыснула со смеху, и Олеська на меня шикнула. Стало неудобно за себя: это нервное просто, на самом деле смешного – ничего нет. Особенно для моей подруги, которая смотрела на происходящее так, словно Олан был её давним другом и первой любовью одновременно.