Только неотложные случаи

Фельдшеры, с которыми я пересекалась, восторженно отзывались о своей работе. Они обожали жить на природе и тесно общаться с коренным населением, которому помогали и в болезни, и в здравии. Некоторые из них перенимали обычаи аборигенов, носили дреды, сажали огородики и участвовали в шаманских ритуалах. Я не была готова к дредам и плохо смыслила в огородничестве, но идея пожить в каком-нибудь из племен мне понравилась.

Проблема заключалась в отсутствии у меня необходимого опыта. Фельдшеры работают в одиночку; они лечат и взрослых, и детей, так что мне предстояло освоить новые навыки. Через год после переезда в Элис я попросила перевести меня из педиатрии в отделение скорой помощи.

Работать там приходилось куда интенсивней, чем с детьми. К нам привозили взрослых пациентов с болями в груди и проблемами, вызванными диабетом, с пневмонией и прочими болезнями, чтобы мы направили их в нужное отделение, но в основном мы сталкивались с последствиями травм – ранами и переломами. Часть их относилась к стандартным, какие попадаются во всех отделениях скорой помощи, но с некоторыми можно было столкнуться только в наших условиях.

Вскоре после перевода меня отправили чистить рану пожилой женщине-аборигену, выдав пинцет и перекись водорода. Но я, вроде как, привыкла к тампонам и йоду.

– Это зачем? – поинтересовалась я.

– Вытаскивать личинок, – ухмыльнулась другая сестра мне в ответ.

– Заливаешь рану перекисью, личинки высовываются, и ты их вытаскиваешь за головы пинцетом.

Пожилая пациентка лежала смирно и ласково улыбалась все долгие часы, пока я промывала ей рану на ноге и охотилась на крошечных паразитов. У меня даже выработался собственный ритм, и это радовало. Как я впоследствии узнала, таких пациентов в больнице было навалом. Открытые раны на жаре немедленно привлекали насекомых, так что личинки плодились и множились. Помню, однажды мне попалась женщина с инфицированной раной на голове, у которой ими кишел весь скальп.

Еще одной проблемой, типичной для Элис, оказались травмы при ДТП. Поблизости ежегодно проходили гонки на мотоциклах, непременно сопровождавшиеся многочисленными авариями. Мотоциклисты разгонялись до бешеных скоростей на нашем пустынном шоссе и сталкивались, к примеру, с верблюдом. Немало неприятностей доставляли и туристы: они ехали через Элис-Спрингс с севера на юг в своих древних домиках на колесах с перетертыми ремнями безопасности. Когда такой транспорт с семью-восьмью пассажирами попадал в аварию, это было ужасно. Однажды при столкновении из крепления выскочил газовый баллон и проломил девушке грудную клетку. Когда ее доставили к нам, у нее в груди зияла дыра размером с этот баллон.

Следующим видом травм, распространенным в Элис, были последствия пьяной драки. Алкоголизм вообще представлял там серьезную проблему и, к тому же, приводил к насилию, отчего в больницу тек непрерывный поток окровавленных драчунов. Простого решения тут не существовало; со временем ты к этому привыкал, а кое-какие эпизоды казались даже забавными.

Помню, в один особенно загруженный день я отвечала за прием пациентов, пока старший персонал занимался двумя тяжелыми случаями с кодом 1: жертвой ДТП и сердечным приступом. В отделении царила неразбериха, в зале ожидания скопилась уйма людей. Моей обязанностью был первичный осмотр, в котором я тогда еще не поднаторела. Пациенты сильно возмущались длительным ожиданием. И тут на пороге появился Джонни, парень из аборигенов, завсегдатай пьяных посиделок, которые местные устраивали в пересохшем русле реки. Ему определенно не мешало помыться, и пахло от него неважно, кроме того, он почему-то был босиком. Пока он пробирался к моему посту, остальные в зале ожидания возмущенно фыркали. Чертовы расисты, – подумала я. Может, он не отличался любовью к водным процедурам, но все-таки был местным. Я хорошо его знала.

– Систер, – просипел он, – у меня чёт с ногами.

– Что ты имеешь в виду, Джонни?

– Да я вот шел сюда от самого центра, и теперь с ними чёт не то.

Я перегнулась через стойку, чтобы посмотреть на его босые ноги с мозолями и потрескавшейся кожей.

– Приятель, у нас тут куча народу, – сказала я ему. – Вряд ли мы сможем заняться ими сегодня.

– Систер, с ними вообще швах, – настаивал он.

– Ладно, Джонни, присядь. Посмотрю, что мы сможем сделать.

Он развернулся, и тут я увидела здоровенный нож, торчащий у него прямо между лопаток.

– О боже! Немедленно вернись, – воскликнула я, выскакивая из-за стойки и спеша навстречу ему.

– Что с твоей спиной, приятель? Как ты вообще стоишь на ногах?

Джонни покосился себе через плечо, рассматривая нож, как будто забыл, что он там есть.

– А-а, да, – просипел он. – Та женщина, очень плохая – она мне воткнула нож в спину, вот и пришлось к вам идти, от самого центра… и теперь с ногами чёт не то.

Всего я провела в Элис полтора года: год в педиатрии и шесть месяцев в скорой помощи. С тех пор немало воды утекло, но работа с аборигенным населением оставила у меня в душе глубокий след. Большинство его проблем было связано с условиями жизни, и я с грустью сознавала, насколько коренное население, обитающее в резервациях и собственных поселках, отчуждено от общества. Но что я могла поделать? Аборигены разрывались между традиционным образом жизни и городскими удобствами. Они хотели иметь под рукой KFC и супермаркеты, хотели, чтобы их дети учились, но для этого надо было переселяться ближе к школам. Они перестали быть кочевниками, но горожанами так и не стали, застряв где-то на полпути, в вечно подвешенном состоянии.

Медицинские работники в Элис были прагматиками. Они решали проблемы по мере поступления, не позволяя им взять над собой верх. Они старались максимально использовать свои ограниченные ресурсы, проявляли гибкость, которую вы вряд ли встретите в больших городских госпиталях. Многие из них, настоящие подвижники, посвятили всю жизнь работе с коренным населением.

Меня сильно вдохновил их пример. Уезжая из Элис-Спрингс, я еще не знала, куда подамся дальше, но очень хотела путешествовать. Будущее казалось туманным, но в одном я была уверена: я, наконец, поняла, какой медсестрой хочу стать.

2

Гориллы в тумане

Покинув Элис-Спрингс, я поехала в Африку, в этакий своеобразный тур на Кон-тики. Я заплатила полторы тысячи долларов, чтобы за три месяца проехать через весь континент в кузове грузовика с ночевками в национальных парках или дешевых хостелах. Каждый день мы всей группой ходили на местные рынки за продуктами, а вечерами по очереди готовили ужин. Это было мое первое путешествие за границу и первое «А» в моем списке: Африка, Антарктика, Амазония. Я хотела посмотреть все эти места, пока еще молода и полна сил. Мне казалось, по Европе можно кататься и в старости. А вот чтобы пересечь Африку на грузовике, нужна недюжинная выносливость.

Мы стартовали из Кении, по Рифт-Валли добрались до Уганды и дальше до Танзании. Останавливались в хижинах из листовой жести с земляным полом в африканских трущобах, посещали деревушки, притулившиеся на краю гигантских равнин, прыгали по ухабам на старых автобусных скамьях, прикрученных к полу в кузове грузовика. Кузов был обтянут парусиной, которую в погожие дни мы поднимали, чтобы разглядывать окрестности. У нас не было никаких айфонов, нас ничто не отвлекало. Пейзажи сменялись, разительно не похожие друг на друга.

За два месяца до нашего приезда в Уганде застрелили нескольких туристов, отправившихся в горы посмотреть на горилл. Национальный парк закрыли, поэтому многие отменили запланированный тур туда. В грузовике нас осталось шестеро, и мы были первой группой, которая собралась в парк после инцидента. Мы приехали на следующий день после того, как парк снова открылся для посещений, с вооруженным сопровождением, по новому протоколу безопасности.

Я тогда увлекалась фотографией – даже закончила курсы в Элис-Спрингс – и потащила с собой в джунгли целый арсенал аналогового фотографического оборудования, надеясь сделать уникальные снимки больших приматов в дикой природе. И не прогадала. На вершине горы мы встретили группу горилл, в том числе двух серебристых самцов, напряженно уставившихся друг на друга. Большая редкость повстречать двух доминантных особей в одной стае – судя по всему, сын недавно потеснил отца с роли вожака, и старик с этим еще не смирился.