Последняя из амазонок

И опять же, сами амазонки, похоже, готовы были скакать прямиком на смертоносные наконечники, но вот их кони бросаться грудью на острия не хотели. Похоже, они воспринимали фалангу как огромного зверя, покрытого бронзовой чешуёй. Этот дракон пугал их, и, чтобы заставить коней идти в атаку, амазонкам приходилось гнать их вперёд арапниками.

Примеру афинской пехоты последовала и конница: мы стали выстраивать сплошные стены конных копейщиков. Проезды между усадьбами, проломы в стенах, даже интервалы между кучами камня быстро заполнялись всем, что только можно было найти; мы научились цепляться за любой выступ, с помощью подручных средств превращая его в укрепление. Дворы и задние улочки обеспечивали нам возможность манёвра и позволяли незаметно для врага перебрасывать силы с одного участка на другой. Если напор противника становился слишком силён, мы отходили, закладывая и заваливая за собой свои мышиные норы, а потом, вынырнув в совершенно неожиданном месте, наносили врагу очередной болезненный удар.

Усвоив, что кавалерийскую атаку способна задержать не только стена в пятьдесят локтей, но и любой барьер, лишь бы по высоте его не могла перескочить лошадь, мы принялись сооружать такие преграды одну за другой. Помогало и то, что кругом было полно камней, которые, как удалось выяснить, являлись надёжными и действенными метательными снарядами. Если у кого-то ломалось копьё, он не пускался наутёк, а брал из-под ног булыжник. Каменюка способна сломать челюсть или выбить врагу все зубы, а снаряд потяжелее запросто проломит череп.

Поскольку каждая улочка здесь поднималась к Акрополю, защитники обнаружили, что могут отступать вверх по склону от одной позиции к следующей, причём каждая занятая позиция стоит наступавшим чувствительных потерь и в людях, и в лошадях. Амазонки, разумеется, с потерями не считались и к нашему способу обороняться относились с презрением, но тем хуже для них.

Как только продвижение атакующих замедлилось и мы сумели, оторвавшись, выстроить чёткую оборонительную линию, сверху, со стен Акрополя, заработали наши баллисты. Когда крыло таврийской пехоты прижало наш отряд к фасаду скалы, на тавров обрушился такой камнепад, что половина врагов полегла на месте. Наступление захлебнулось, и мы уже думали, что на сегодня битва окончена.

Однако ближе к вечеру неприятель предпринял ещё одну атаку. Ипполита лично явилась на площадь Корзинщиков во главе сотни воительниц и с ходу атаковала наш отряд из сорока человек. Но на сей раз мы не растерялись, а наглухо сомкнули щиты и ощетинились копьями. Прорвать строй с налёта врагам не удалось, и они принялись осыпать нас стрелами. Тем не менее фаланга удержалась, а когда амазонки прекратили атаку и стали отходить, мы, раззадорившись, с громкими криками устремились в погоню.

Мы научились выстраиваться ячейками, или пчелиными сотами, так что второй ряд копейщиков мог наносить удары в просветы между копьями первого, удваивая, таким образом, число разящих наконечников. Более того, нам удавалось сохранять это построение и при отступлении, и в атаке. И это тоже оказалось действенным. Судя по всему, лучшим средством против вражеского напора были единение, сплочённость и дисциплина.

А вот наш противник таким средством в должной мере не обладал, что довольно скоро стало сказываться на ходе противостояния. Варвары были смелы и все поголовно являлись превосходными бойцами, но дрались, за немногими исключениями, каждый сам за себя. Ещё в большей мере это относилось к отдельным отрядам, возглавлявшимся племенными вождями и предводителями. Свой участок каждый такой отряд защищал, как собака свою кормушку, но на позиции соседей варварам было наплевать. Уяснив это, наши подразделения начали вклиниваться в бреши между позициями отдельных отрядов противника. Эта тактика вполне себя оправдала. Кое-где афинянам удавалось потеснить неприятеля и закрепиться на новых позициях.

Тесей бился с нечеловеческой отвагой, перемещаясь по всему полю сражения, от отряда к отряду. Казалось, он знает не только имя каждого соотечественника, но в придачу ещё и имена его жены и детей. Для каждого бойца у царя находилось слово ободрения, и не было смелого поступка, который не удостоился бы царской похвалы. Воистину могло показаться, что это некий бог принял человеческий облик, дабы приободрить афинян.

Ликос тоже выказывал отвагу, подобающую его высокому происхождению. Он вышел из цитадели у Ликабетта с двумя отрядами под предводительством героев Петея, прозванного Башней, и Стиха, прозванного Быком за свирепый напор, проявлявшийся в состязаниях по борьбе и наводивший страх на соперников. Во главе этого избранного воинства Ликос присоединился к Тесею, Пирифою и герою Пелею.

При поддержке Менесфея, сына Петея, кулачного бойца Пилада и отважного Телефа защитники города в пешем строю ринулись навстречу осаждающим. Находясь выше по склону, можно было видеть, как каждый из командиров образовал вокруг своего отряда очаг сопротивления. У моста через Илисс, именуемого «Кушак» из-за того, что в давние времена по нему волокли за пояса приговорённых к казни, Ликос с Петеем, Быком и их личной гвардией выдержали напор конной сотни, устояли под шквалом стрел, а под конец устремились в атаку с копьями наперевес. Тесей и Пирифой сражались с равной отвагой, удерживая сперва перекрёсток перед цирюльней Тимея, а потом горловину улицы Седельщиков.

Однако держаться бесконечно защитники города не могли. Каждый создаваемый ими очаг сопротивления притягивал к себе всё больше и больше врагов, и чем доблестнее дрались наши герои, тем более яростно наседал на них неприятель. Ибо для варвара сразиться со смелым противником и даже пасть от его руки означает стяжать честь и славу.

Это, а также подавляющее численное превосходство осаждающих привело к тому, что герои, поначалу рвавшиеся вперёд, перешли к обороне. Один за другим, щетинясь копьями, как ежи, отряды отходили назад, к Акрополю. Эннеапилон ещё держался, и сотни афинян отступали под защиту твердыни через Священные и Эгеевы ворота.

Так обстояли дела на западе; я же находился на юге, где дрались отряды под началом самого Тесея. От ворот Каллироэ и Мелитских, представлявших собой единственно возможные пути отступления, нас отделяло примерно пятьсот локтей. Мы видели крепостные стены и наших соотечественников, которые, сбрасывая верёвки и опуская приставные лестницы, криками призывали нас поспешить.

Численность находившихся снаружи афинян уже уменьшилась до тысячи человек, и половина из них получила ранения, не позволявшие продолжать бой, а ещё четверть вообще не могла самостоятельно покинуть поле. Уцелевшим приходилось сдерживать натиск конных орд скифов и амазонок и пеших толп варваров, имевших десятикратное численное превосходство. Герой Пирифой был тяжело ранен скифом Боргесом, и его едва успели унести к вершине; благородного Пелея сразила Элевтера. Тесей и уцелевшие командиры собрали нас в единую массу, и мы сомкнули щиты. От стены, от спасения, нас отделяло около полутораста локтей.

Но это пространство казалось непреодолимым, ибо Элевтера, Боргес и лучшие вражеские бойцы сосредоточились там, преграждая нам путь. Численность врагов была столь велика, что они, наверное, могли бы решиться и на штурм стен, когда бы не беспрерывный обстрел из баллист, метавших камни до двух-трёх талантов весом. Наши товарищи стремились таким образом расчистить для нас путь к отступлению, но варвары, тоже быстро учившиеся новым способам ведения войны, скоро приспособились и к обстрелу. Они выяснили, какова дальнобойность баллист, запомнили, сколько времени требуется на перезарядку, и рассчитали, на какое расстояние могут продвинуться за это время. Кроме того, они прекрасно понимали, что наши не станут метать камни в своих, и поэтому, едва мы порывались совершить бросок к стене, устремлялись к нам, стараясь завязать рукопашную. Баллисты прерывали обстрел, а мы несли потери.

Наступала ночь. Четыре раза мы возобновляли попытку проскочить к стене и четырежды были отброшены назад. Каждый такой рывок стоил нам многих раненых. Кроме того, двигаясь к стене, мы оказались на открытом пространстве, тогда как амазонки и скифы, заняв недавно оборонявшееся нами позиции, осыпали нас оттуда дождём стрел.