Последняя из амазонок

Война ужасна всегда, но подобная война ужасна вдвойне. Население пребывало в состоянии паники, ибо, помимо силы и жестокости врага, их устрашали «лисса» и «аутера» нападавших, тот боевой экстаз, который не только делал амазонок несравненными воительницами, но и воздействовал на наших дочерей и жён, как зов луны на лунатиков. Мужчины не находили себе места, детишки, чувствуя неладное, плакали ночи напролёт.

В последующие три дня никто не сомкнул глаз. Гонцы, объезжавшие округу, валились из седел от изнеможения, но, едва придя в себя, мчались дальше. Люди вооружались для защиты города. То была не настоящая армия, а всего лишь ополчение, собранное из лавочников, ремесленников, виноделов да окрестных крестьян. Иные не имели другого оружия, кроме вил да серпов. Лишь знатных мужей, умевших ездить верхом и сражаться, можно было назвать воинами, однако как раз их не удавалось удержать в строю. Чем серьёзнее становилась угроза, тем сильнее порывались они защищать не город, пропади он пропадом, а собственную крепость. Даже те отпрыски благородных семей, которые считались друзьями и верными соратниками Тесея, в первую очередь беспокоились о своих владениях и оставшихся там родных и близких.

В конечном счёте для обороны Афин удалось найти всего полторы тысячи конных воинов. Мы с Филиппом присоединились к ним на третий день. Тесей вывел этот отряд, состоявший из хорошо вооружённых и дисциплинированных бойцов, за городские стены — навстречу приближающемуся врагу. Как скоро выяснилось, в конном бою мы не являлись для амазонок достойными соперниками.

На равнине близ Фрии наш отряд из шестидесяти всадников столкнулся с двумя амазонскими крыльями в составе тридцати воительниц. Вооружённые мечами и копьями, мы выстроились для боя, но наши противницы из племени Титании, в знак величайшего презрения, выслали против нас ещё не посвящённых в воительницы девочек, атаковавших нас с луками и секирами. Не приближаясь на расстояние, позволявшее поразить их нашим оружием, они атаковали в конном строю, выпуская на скаку по три стрелы: первую с максимального расстояния, вторую почти в упор, третью — уже уносясь из-под ответного удара. Если хоть одна стрела попадала в цель и раненый выпадал из нашего строя, на него набрасывали аркан, оттаскивали в сторону, зарубали секирами и скальпировали.

В городе люди трудились не покладая рук, наспех надстраивая стены, насыпая валы, заготавливая метательные снаряды и сооружая боевые машины. Дороги, ведущие к морю, были заполнены беженцами. На прибрежной полосе между Фалероном и Марафоном мужчины сажали жён, матерей, сестёр и детей на корабли, лодки, лодчонки, плоты — на всё, что только могло держаться на воде, дабы переправить в Эвбею. Судёнышки сновали днём и ночью, увозя слабых и больных. Тех, кто мог сражаться, но норовил дезертировать, перехватывали на берегу стражники Тесея.

На шестую ночь население Афин, точнее, та его часть, которая осталась в городе, собралась перед храмом Гефеста. Ливень превратил площадь в настоящее болото. Я прибыл на место, когда толпа уже собралась, и могу с уверенностью заявить, что в жизни не видел такого буйства. Озверевшие от страха и ярости люди требовали выдачи Антиопы.

— Вышвырнуть эту суку из города! — орало городское отребье. — Отдать её варварам! Все наши беды из-за неё! Пусть убирается к своим родичам-дикарям! В Тартар! Ей там самое место!

Тесей, вышедший к разбушевавшейся толпе, выслушал все эти требования и просто сказал, что Антиопа является его женой и матерью его сына. Граждане вольны изгнать её из города, но если уйдёт она, уйдёт и он.

Это заявление мигом охладило горячие головы. Паникёры и смутьяны прекрасно понимали: перед лицом врага народу необходимо твёрдое и мудрое руководство. Оставшись без царя, они будут обречены на гибель. Характер требований сразу изменился. Никто больше не вспоминал об Антиопе, но все кричали, что народовластие не годится для войны и Тесей обязан взять всю полноту власти в свои руки. Народ единогласно призывал его провозгласить себя автократором, самодержавным правителем.

Тесей отказался.

Площадь кипела, как котёл. Шеститысячная толпа колыхалась и гудела, как море.

Тесей обратился к народу с вопросом: бежать или стоять? Следует ли покинуть родной город, ища спасения в бегстве, или же защищать его?

После этого в людском море разразился настоящий шторм. Сторонники и того и другого решения не только пытались перекричать друг друга, но и прибегали к насилию. На моих глазах Ксенокл, доводившийся мне двоюродным братом, схватил за горло какого-то придурка, в свою очередь осыпавшего его колотушками. Их приятели пытались разнять драчунов и растащить по противоположным концам площади, где собирались их единомышленники.

Трижды предлагал Тесей народу решить судьбу городу, и все три раза толпа отказывалась отвечать, требуя, чтобы он принял на себя верховную власть, а вместе с нею — и бремя единоличного решения.

Царь не соглашался.

Он вынуждал людей самих определять свою судьбу и нести за это ответственность.

Не забывайте: в тот час уверенности в том, что город станут отстаивать, отнюдь не было. Половина горожан, ещё остававшихся в кольце стен, настроилась на бегство, ибо враг пока не отрезал Аттику от внешнего мира. Возможность прорваться и спастись оставалась.

Тесей переиначил вопрос: стоять или бежать?

Ливень продолжал барабанить по площади. Люди были в отчаянии. Некоторые, лишившиеся домов и близких, жаждали свести счёты с жизнью. Другие, находившиеся в таком же бедственном положении, рвались в бой, полагая, что терять им нечего. Иные, сохранившие жизнь и собственность, не желали подвергать их опасности, оказывая сопротивление врагу. Но многие возражали: бежать — значит отказаться и от того, и от другого.

Примерно две пятых населения было рассредоточено по семейным усадьбам и имениям за пределами города. Две тысячи беженцев нашли прибежище на горе Гиметт, ещё больше обосновались на Ардетте, Ликабетте и в крепостях на Парнете. Другие стремились переправиться на Саламин или Трезен или перебраться через перешеек на Пелопоннес. Многие тешили себя надеждой убежать на Сицилию или в Италию, а то даже в Ливию и Северную Африку.

После полуночи прибыли курьеры. Враг захватил последние перевалы через Парнет и Киферон. Элевсин был захвачен, фризийский тракт оказался под контролем неприятеля. Ещё больше страху навело прибытие гонца из Истма. Истм тоже пал, а с ним рухнули все надежды на побег по суше.

Захватчики взяли Аттику в кольцо. Предвидел ли это Тесей? Не затягивал ли он принятие народным собранием решения, пока враг не сделал за него его работу? Впоследствии многие задавали этот вопрос, на который Тесей отвечал только: «Народ сделал правильный выбор».

Может, и так, только к моменту принятия решения выбор у народа оставался один.

Остаться и сражаться!

Защищать город!

Дабы придать решению большую убедительность, Тесей потребовал, чтобы результаты голосования определялись не по шуму голосов и даже не поднятием рук. Кончиком скипетра он провёл по площади разделительную черту и повелел сторонникам и противникам обороны перейти на разные стороны. Таким образом, позиция каждого становилась очевидной для всех, и, что не менее важно, никто не мог изменить своё мнение иначе как ценой публичного позора.

Перед рассветом Тесей велел разбудить всадников. Войско выстроилось на ипподроме, на холме Муз — Мусейоне. Накануне вечером прибыли союзники из Фессалии — Пирифой и Пелей с сотней всадников и четырьмя сотнями копейщиков. Юный царевич Триптолем привёл с Крита три сотни прославленных лучников, копьеносец Амомфарет из Спарты — восемьдесят тяжеловооружённых пехотинцев. Подмога, хоть и малочисленная, приободрила защитников. Тесей заговорил, обращаясь ко всем:

— Воины и защитники, оплот государства, отпрыски благороднейших домов! Отечество может на вас положиться, ибо вы победите или умрёте. Но сердца ваши неспокойны, вы думаете о тех мирных людях, крестьянах, торговцах и ремесленниках, которым пришлось встать в ряды ополчения. Они — не бойцы, у многих из них нет оружия, а насчёт битвы они знают лишь одно — как от неё убежать. Загляните им в глаза. Они устрашены невиданной численностью и жестокостью варваров. Устоит ли такое воинство? Как командовать такой армией? Послушайте меня, братья. Я знаю ответ. Страх порождает хаос, и испуганные люди жаждут порядка. Дайте им этот порядок. Покажите им, где спать, а где опорожняться. Не взывайте к высоким идеалам и не требуйте самопожертвования во имя любви к родине. Эти люди пришиблены страхом, и подобных призывов им не понять. Просто говорите им, что делать. Будьте кратки: «Стой здесь. Держи это. Делай то». Ваша первостепенная задача состоит в том, чтобы заставить людей преодолеть ужас. Вы должны накормить их, вложить в их руки оружие и занять их работой. Праздность расхолаживает, а трудовой пот способствует сплочению. Когда человек занят, ему некогда терзаться страхами. Строящий стену укрепляет свою отвагу, оттачивающий меч оттачивает и своё мужество. Пусть ваши люди ворчат, но зато скоро они почувствуют себя воинами. Пусть подтрунивают друг над другом и отпускают шуточки, ибо нельзя смеяться и бояться одновременно. Помните, что сейчас каждый человек беспокоится за свою семью. Это естественно, так что не стоит и пытаться заглушить эту тревогу. Единство придёт. Его нам навяжет враг. Добавлю несколько слов относительно самомнения и высокомерия. Иные из вас почитают себя избранными, а тех простолюдинов, которые составляют основу ополчения, вы именуете не иначе как неотёсанными деревенскими простаками. Вы совершаете ошибку, братья, ибо эти люди обладают качествами, которых у вас нет. Терпение, упорство, умение сносить тяготы в нынешней ситуации может оказаться для Афин важнее и воинского искусства, и героизма. Вы призваны не властвовать над этими людьми, но вести их за собой, не презирать их недостатки, а помогать им избавиться от них. Помните: грядут великие испытания, возвышающие дух. Относитесь к каждому человеку как к воину, и он поразит вас тем, что в час испытания окажется таковым.