Страница 6 из 7
Вечером в субботние дни для «под годков», «годков» и «граждан» было увольнение на берег. Обычно моряки увольнялись до 24.00 и проводили свой досуг в базовом матросском клубе гарнизона или в доме офицеров флота. Обычно увольнялась одна третья часть экипажа. Некоторых старослужащих, которые имели особенные заслуги, могли увольнять в сквозное увольнение в город Владивосток, если у них имелись там близкие родственники. Это значит, что они прибывали из увольнения не в субботу в 24.00, а в воскресенье к 23.00. Для всего личного состава, находящегося на корабле, транслировался в столовой команды кинопроектором «Украина-5» узкоплёночный художественный фильм.
Воскресенье для тихоокеанцев являлось днём культурно-массовых мероприятий. Часть экипажа увольнялась на берег до ужина, а часть – после ужина. Для остальных моряков организовывались спортивно-массовые мероприятия на корабле и на спортивной площадке пункта базирования. Обеспечивал мероприятия заместитель командира корабля по политической части и дежурная обеспечивающая смена офицерского состава. Вечером снова транслировался художественный фильм, и была возможность смотреть телепередачи.
В ежедневный вечерний распорядок входил просмотр информационной программы «Время», под чутким руководством замполита старшего лейтенанта Лисичкина, холёного денди с рыжим снопом пушистых усов под острым любопытным носом и хитрыми зелёными глазами на круглом веснушчатом лице.
Первая неделя корабельной жизни пролетела для Мельниченко молниеносно. За это время он успел полностью адаптироваться к распорядку дня, но замученный нахлынувшей массовостью негласных обязанностей, стал чувствовать физическую вялость и постоянную потребность в отдыхе. Если, проходя «курс молодого бойца» при школе мичманов, курсанты спали по семь часов в сутки, то на корабле «духам» приходилось спать по четыре, а то и по три часа. Поэтому они вечно ходили вялые, словно мухи перед зимней спячкой.
Но эта неделя для Игоря не прошла даром. За это время он подчерпнул для себя много интересного и полезного для будущей службы. Находя в «перерыве между боями» хоть какое-то свободное время, он настырно изучал свои права и обязанности по Корабельному Уставу ВМФ и обязанности по «Книжке боевой номер», при этом изучал хитрые уловки по устройству корабля. Пока «духи» готовились к сдаче зачётов на допуск к самостоятельному управлению своим заведованием, их не привлекали к несению службы корабельных нарядов, поэтому «караси» и «подгодки» старались как можно быстрее натаскать своих «духов», что бы те своевременно влились в полноценную корабельную жизнь.
Эта неделя увенчала Мельниченко ещё одним знаменательным событием. Из отпуска прибыл старший матрос Токарев и демобилизовался на гражданку главный корабельный старшина Гринёв. Именно в тот день, когда прибыл из отпуска Токарев, командир корабля подписал у командира дивизии приказ на увольнение в запас старшины команды артиллеристов Гринёва. По этому поводу вечер у артиллеристов был насыщенным различными неформальными мероприятиями. На вечерний чай из чемодана отпускника ушло на общий бак несколько пачек печенья, дюжина жаренных домашних пирожков с творогом и по банке варенья: одно из жимолости, а другое из дикой лесной малины. Таким образом, команда БЧ-2 в этот день оттянулась на домашней пище. Угостил Токарев своих товарищей из других боевых частей. Словом, всё было, как в хорошей дружной семье. А после отбоя в кубрике БЧ-2 был сабантуй для «годков». Гуляли одногодки Токарева, приглашённые из разных боевых частей. Женя Токарев, естественно припас для друзей спрятанную литровую грелку с клюквенной настойкой из домашнего самогона. Конечно, сабантуй состоялся, благодаря потере бдительности со стороны офицеров и мичманов из обеспечивающей смены. Обеспечивающие: командир БЧ-5, упитанный капитан-лейтенант, больше инженер, чем строевой служака и старшина команды радиотелеграфистов ЗАС мичман первого года службы, после вечерней проверки попрятались в своих каютах, оставив ночь дежурному по кораблю командиру отделения радиометристов штурманских старшине первой статьи Луговому. Заранее зная о лояльности обеспечивающей смены, «годки» правили свой «ночной бал» смело и уверенно. А повод был двойной: назначение Токарева старшиной команды и сход с корабля Андрюхи Гринёва на заслуженный «дембель». В разгаре «бала», когда «годочки» уже изрядно поддали и, разговор от сплетен о бабах перешёл к басням о службе, Валюха Чижов решил похвалиться перед сослуживцами командирскими способностями, и устроил для всех показательные тренировки молодых бойцов своего подразделения. Для начала он несколько раз подряд продемонстрировал номер «взлёт посадки», пытаясь добиться от молодёжи положительного результата за время горения спички, сгорающей за 30 или 40 секунд. Салажата не подвели и выполнили требование «годка» Чижова на оценку «хорошо». Довольный такой показухой, он подумал: чем бы ещё повеселить гостей и громко крикнул, родивши новую вводную:
– Слушай мою команду, салажня! Быстренько достали противогазы!
Когда Мороз, Халимов и Мельниченко достали из своих рундуков подсумки с противогазами, Чижов громко прокомандовал:
– Газы!
Умело реагируя на поступившую команду, матросы быстро вскрыли подсумки и стали натягивать на свои головы неприятные резиновые изделия. Они и тут показали свои незаурядные способности, облачившись в противогазы за 5 или 6 секунд, что ещё больше обрадовало Чижова. Войдя в раж, он приказал достать химкомплекты. А когда рюкзаки с противохимическими комбинезонами были готовы к применению, из уст «годка» прозвучал ещё один приказ:
– Внимание, карасня! Химическая атака! Одеть химгандоны!
Молодёжь и тут не подкачала. Одевши защитную одежду с полной заправкой за минуту с лишним, они застыли по стойке «смирно», дожидаясь следующей команды. Казалось, что фантазии Чижова не будет предела. Придумывая для салажат всё новые и новые сюрпризы, он пытался выявить среди них победителя по отжиманию от палубы и приседанию на одной ноге. После чего устроил состязания по армреслингу. Но когда дело дошло до унижения личного достоинства, и Чижов стал заставлять молодёжь устроить для потехи «бой петухов», чтобы те, прыгая на одной ноге, пытались вытолкнуть плечом один другого из начерченного мелом круга, Гринёв не выдержал, резко вскочил и крикнул:
– Ну, всё, харэ, Чиж! Достал ты уже своими заморочками! Пусть пацаны отдыхают и, обращаясь к Морозу, считавшемся старшим «карасём» среди салаг, добавил: – Так, Олег, сейчас всё быстренько убрать, и замести все следы, чтобы никакая комиссия не прикопалась, после чего можете ложиться спать. Задача ясна!?
– Так точно! – вразумительно ответил Мороз и, когда «годки» удалились на перекур, молодёжь тут же принялась наводить порядок.
Утром для Гринёва был последний церемониал подъёма Военно-Морского флага, и на этом построении, экипаж и командование корабля торжественно проводили главного корабельного старшину в запас, желая ему на прощанье счастливой гражданской жизни и, чтобы не посрамил на гражданке честь и достоинство моряка-тихоокеанца. Простившись за руку с командиром корабля, старпомом и замполитом, Гринёв прошёл вдоль всего строя и пожал на прощание «краба» всему личному составу корабля, тепло, обнимаясь с лучшими своими корешами из оставшихся «годков». Прихватив свой дорожный чемоданчик, он спустился по межпалубной сходне в танковый трюм и, проходя мимо вахтенного у трапа, последний раз отдал честь флагу ВМФ. Как только он ступил на берег, по кораблю раздался душераздирающий марш «Прощание славянки», вырвавшийся мощными децибелами из металлических динамиков верхней палубы. Слушая этот прощальный марш, у Мельниченка по телу прошла предательская дрожь. Гринёв сошёл на берег, достойно отслужив от звонка до звонка, и теперь его мужественная фигура двигалась вдоль строя десантных кораблей к выходу из пункта базирования, а Мельниченко продолжал смотреть вслед уходящему главкору, затаив в душе, пробудившуюся печаль, к растворяющемуся среди гражданского бытия, первому своему флотскому наставнику.