Страница 3 из 10
И ведь было же кому ее встретить! Зачем же она отказалась? Полина протискивалась сквозь толпу чьих-то родственников, чьих-то коллег, гидов с табличками, ожидающих прибывших туристов, вышедших на охоту таксистов. Аэропорт Пулково был настолько же огромным, насколько и нелогичным. Полина блуждала в поисках выхода, радуясь, что чемоданчик нетяжелый. Время шло, а выход все не находился. В какой-то момент она начала подозревать, что бродит по кругу, поскольку снова вышла к той же самой статуе, представлявшей собой помесь человека и самолета, белой и на вид пластиковой. Предполагалось, что это ангел с самолетными крыльями и почему-то турбинами.
Потом выяснилось, что таких ангелов здесь множество и по кругу она не ходила.
Следующей неприятной неожиданностью стала погода. То есть погода как раз была хорошая, но это и было плохо. Потому что, собираясь в дорогу, Полина взяла с собой минимум одежды, теплой и по возможности водонепроницаемой: парку-ветровку, кеды на толстой резиновой подошве, толстовку с плотным капюшоном. Питер же – город дождей, и все такое. А на улице была не просто жара – жарища. Низкое бледно-голубое небо как будто выгорело, стало серо-голубым и слепящим глаза, с белым солнцем посередине. И поля вокруг аэропорта были жухлыми и уж точно выгоревшими. Пекло неимоверно. Воздух был тяжелым и влажным, как в тропиках. Полине казалось, что даже солнечные очки запотели.
Душная, набитая до отказа маршрутка довезла ее до ближайшей станции метро, которое оказалось гораздо глубже, чем она себе представляла. Эскалатор опускал ее вниз, под землю, минут десять, не меньше. На станциях было чуть прохладнее, но все равно душно, и даже подземный ветер, который задувал из туннеля во время прибытия поезда, тоже был какой-то горячий.
Полина не первый раз была в метро, но в таком неудобном оказалась впервые. Станции то лепились друг к другу, то образовывали длиннющие перегоны. Для того чтобы пересесть на нужную ветку, необходимо было пропилить сначала по одной ветке, потом перейти на другую, проехать несколько станций по ней и только потом оказаться на той ветке, которая тебе нужна. При том что от исходной точки до нужной тебе станции, судя по карте, было смешное какое-то расстояние.
Так что пока все выходило совсем не так, как представляла себе Полина. Она-то воображала, как выйдет на светлый Невский под темным свинцовым небом в оспинках дождя, полной грудью вдохнет морской северный воздух и мысленно воскликнет: «Я в Питере!» А вместо этого она воскликнула: «Блин, так мне надо было на Технологический институт-2, а не на Технологический институт-1?» Потом выяснилось, что до Невского проспекта вообще можно было добраться без пересадок, по прямой ветке, и это больно ударило по Полининому самолюбию. Выйдя на Невский, она сделала селфи с подписью о том, что сельский в городе себя чувствует не то чтобы плохо, а как корова на льду или как рыбка в пустыне.
Потом она перепутала Большую Морскую улицу и Малую Большую Морскую. Или просто Малую Морскую? В общем, на встречу к Максиму она откровенно опаздывала. Было жарко, пыльно и душно. И восклицать: «Я в Питере!» – не хотелось совсем.
Максим яростно копался в шкафу, чувствуя себя при этом неимоверно глупо. Чувство собственной глупости только подтверждало опасения, что он – далеко не самая яркая личность, далекая от таких приземленных вопросов, как «Что люди надевают, когда хотят произвести хорошее впечатление?» и «О чем говорить с девушкой, если ты ее никогда не видел и, возможно, в жизни она окажется совсем не такой, какой казалась в интернете?».
А если она окажется еще лучше, чем казалась раньше? И что люди вообще надевают в таких случаях? Как они должны выглядеть, чтобы их полюбили?
Андрей по любому поводу рядился, как на праздник, и наивный Максим так бессердечно над ним посмеивался.
А сейчас он заправлял футболку в джинсы и становился похож на ботаноподобного дрыща. Яростно выдергивал полы – и в его внешности сразу появлялось что-то от помятого алкоголика. Дело могла бы спасти рубашка, накинутая поверх футболки, ее можно было не застегивать или застегнуть, но не до конца, и вышло бы более-менее сносно. Но чистой рубашки не нашлось.
В конце концов Максим напялил куртку и сразу почувствовал себя лучше. У куртки было множество достоинств, а недостаток всего один – она была курткой, а на улице стояла жара. Но Макс так боялся опоздать и с ходу зарекомендовать себя тем самым полным идиотом, что времени на сомнения уже не оставалось.
Явившись на час с лишним раньше оговоренного срока, Максим миновал летнюю веранду и забурился в самый дальний угол полуподвального помещения, который, несмотря на вечер выходного дня, пустовал, – желающих сидеть между кондиционером и колонкой было мало.
Максим уселся, нахохлился и погрузился в чтение их с Полиной длинной – с исторического дня присвоения комментарию Полины лайка прошел год – переписки.
В том, что Полина в жизни не окажется уродливой страхолюдиной, он не сомневался: фотографий у нее было немного, но все они буквально вопили о том, что хозяйка снимков ни во что не ставит ни фильтры, ни постановочные фото, ни специальные программы для тюнинга и прокачки лица и фигуры. И подписи – ох, эти подписи – говорили о том, что она, Полина, на самом деле такая классная. У нее все фотки с юмором были прокомментированы, и хештеги тоже были смешные и часто неповторимые – в смысле, нажмешь на хештег, чтобы проверить, сколько раз и у каких именно людей он встречается, а он такой только один, у Полины. Заинтересуешься, загуглишь, а это вообще строка из песни. И под нарочито пафосным селфи получалось смешно на контрасте. Много ли есть людей, способных так вот над собой иронизировать и подшучивать, тем более девушек? Максим таких не знал.
И конечно же, судя по тому, как и о чем они разговаривали весь этот год, она не окажется дурой. Таким образом, вариант «убедиться, что Полина не стоит его переживаний, и сбежать» отпадал сразу.
А вот в том, что Полина быстро поймет, что собой представляет он, Макс был почти уверен. Он так и видел, как Полина вежливо и сдержанно отвечает на его вопросы, но сама ни о чем не спрашивает, потому что и так все ясно, а про себя мечтает уйти и на ходу сочиняет обстоятельства, которые помешают им увидеться завтра, и послезавтра, и третьего дня, и так до самого ее отъезда, когда можно будет смело сказать, что она не только терпеть не может встречи в аэропорту, но и проводы тоже не жалует.
Чем дольше Максим все это представлял, тем сильнее накручивал себя. Воображение у него было отличное, это его нередко спасало, когда подводила память: если он чего-то не помнил во время изложения или устного ответа, то автоматически додумывал это на ходу.
Полина наверняка не будет смеяться над ним за глаза, она совсем не такая. Хуже – она будет ему сдержанно сочувствовать. От этой мысли Максима бросило в жар, несмотря на то что кондиционер работал так, как будто собирался вот-вот взорваться.
Полина опаздывала. Может, она уже все поняла? Тоже перечитала их переписку, скажем, пока летела в самолете, и сразу догадалась, чего он, Максим, стоит. А что еще делать в самолете, как не копаться в телефоне, если летишь один и на борту нет интернета? Это было так логично, что Максим искренне уверовал в только что придуманную им гипотезу и стал пробираться к выходу. Он сейчас уйдет, а потом напишет, что случилось чрезвычайное происшествие; непреодолимые обстоятельства, или, как их еще называют, форс-мажор, не позволили ему повидать Полину. А дальше он помирится с Андреем, и вместе они придумают, как быть. Андрей придумает. Или, если ничего не выйдет, всегда можно просто лечь и умереть.
– Максим?
На террасе прямо перед Максимом стояла Полина – совершенно точно она. И смотрела на него в упор, со смесью нескрываемой радости и легкого недоумения в серых, почти что серебристых, умных глазах.
– Нет, – выдавил Максим, – я не Максим.
И сделал попытку отшатнуться от Полины. Получилось немного вбок, и он споткнулся о маленький дорожный чемодан, принадлежавший, видимо, ей.