Врата Кавказа

Этот добрый старик, рассказывая мне приключение царя, горестно плакал об участи, постигшей его, как верный преданный раб. «Возьми! – сказал он, передавая мне грамоту. – Отвези её русскому правителю Гудовичу, чтобы он видел, что царь Ираклий не предал свою северную сестру».

Я поспешил к вам и в перевалах встретил русские батальоны, которые хоть и с опозданием, но всё же шли на выручку царю Ираклию. Перейдя Терек, я узнал, где расположен ваш лагерь. Мой разум расслабился, я уснул в нескольких верстах от него, за что и поплатился. Двое лезгин поймали меня, но перед тем, как отвезти к себе, решили выведать ваши силы. Когда они подъехали совсем близко к лагерю, я закричал. Ваши солдаты убили моих обидчиков и доставили меня к вам.

К костру, возле которого расположились Вани и русские офицеры, подошёл штаб-офицер четвёртого батальона, подполковник Михаил Михайлович Верёвкин, грудь которого, как и грудь Карягина, украшала медаль за взятие Анапы.

– Хорош молодец! – невольно вырвалось у него. – И что с тобой теперь делать?

– Можно к вам на службу пойти? – неожиданно произнёс Вани.

– Не положено! – отрезал Верёвкин. – Хотя… Определю-ка я тебя пока что в обоз. Найдёшь капитана над вожжами[24] и сообщишь, что находишься в его распоряжении. Утром он получит соответствующие бумаги. Пусть поставит тебя на довольствие. Места здешние знаешь?

– Конечно!

– Будешь проводником.

Верёвкин подозвал караульного солдата и велел накормить и отвести армянского парня в палатку. Затем перевёл взгляд на своих воспитанников Лисаневича и Котляревского. Лазарев перехватил этот взгляд и обратился к меткому стрелку:

– Как звать-то тебя, сынок?

– Сержант мушкетёрской роты Кубанского егерского полка Лисаневич.

– А по имени?

– Дмитрий Тихонович.

– Грамоте обучен?

– Обучен. Но кроме грамоты ничему не обучали. Учителем моим была мать. Мы с братом из обедневших дворян Воронежской губернии. У матери денег на учителей не было. Да что там учителя! Мы, дворяне, землю вынуждены были пахать, чтобы прокормить себя.

– Родители живы?

– Два года назад, как в армию пошёл, живы были, а сейчас… Не могу знать…

– Завтра, герой, повелю триста рублей нарочным отослать для твоих родителей! Пусть гордятся, что такого сына воспитали! Ты же не просто жизнь неизвестному тебе офицеру спас, ты душу свою спас! Ты метко стреляешь и верно мыслишь. То, что грамоте обучен, – это хорошо! Читай больше – быстрее постигнешь суть войны. За подвиг твой произвожу тебя приказом в сержанты и перевожу к Карягину в егерскую роту – ему такие молодцы ой как нужны! Павел Михайлович, принимай ещё одного стрелка, да гляди, выучи его хорошенько, чтобы имя Лисаневич гремело по всему Кавказу! Вы же, сержант Котляревский, производитесь в капралы и поступаете ко мне секретарём. На ваших плечах отныне, молодой человек, исход боя. От вашей расторопности и умения разобраться в обстановке будет зависеть, погибнет ещё несколько русских солдат или нет. Служить под моим началом тяжело, но, я уверен, вы справитесь!

Карягин взглянул на Лазарева и новоиспечённого капрала и вспомнил трогательную историю, связанную с судьбой командира батальона и Петром Котляревским.

Несколько лет назад в полку появился новый офицер – Иван Петрович Лазарев. С первых дней на Кавказе он проявил себя как энергичный и знающий военное дело человек. Через год он вызвал в полк 12-летнего мальчишку, рассказав удивительную историю, случившуюся с ним в Малороссии.

Суровой зимой 1792 года снежная метель застала подполковника Ивана Петровича Лазарева и правителя Харьковского наместничества Фёдора Ивановича Кишенского в степи. Лазарев ехал к месту своего нового назначения, в станицу Марковку Беловодского уезда, к устью Дона, где была заложена крепость Святого Дмитрия[25]. В придонских степях на зимние квартиры расположился 4 батальон Кубанского егерского корпуса, командиром которого и был назначен герой шведской войны Иван Петрович Лазарев.

Уставшие лошади стали мёрзнуть и почти что не шли. Стужа была такой сильной, что стала проникать под тулупы путников, сидевших в санях, и замёрзнуть бы им на дороге, если бы не колокольный звон, доносившийся из соседнего села. Ямщик, услышав колокола, ожил и, хлеща изо всех сил лошадей, подчинил их неведомой воле, вернув животным жажду жизни. Спустя час офицер и чиновник разместились в самой лучшей хате села Ольховатка Купянского уезда, с колокольни которого и звучал спасительный звон.

Сельский священник Степан Яковлевич Котляревский, гостеприимно приютивший дорогих гостей, выложил на стол всё, что было припасено на Рождество. Сало, буженина, крынка молока, два десятка яиц, квашеные капуста и огурцы, огромный каравай ржаного хлеба – всё это не могло не удивить путников.

– Так пост же, батюшка! – попытался возразить Лазарев, волю которого не могли сломить ни тяжёлая дорога, ни гастрономические соблазны.

– Подорожным можно! Господь позволяет! – ответила вместо священника его жена.

Женщина пребывала в том благословенном возрасте, когда сложно судить о количестве лет. Некогда первая красавица Ольховатки, несмотря на то, что была матерью пяти детей, не растеряла своей прелести. Материнство лишь украсило её, позволив женской ласке в полной мере излиться на своих чад.

– Раз Господь позволяет – искушаем и поблагодарим хозяев за оказанную милость! – перекрестившись, произнёс Лазарев. – А утренний звон, что спас нас от неминуемой гибели, чьих рук дело?

– Сыночка моего старшего, Петеньки! – отозвался священник. – Он у меня шибко умный. Семи лет от роду отдал я его в Харьковский духовный коллегиум. Ныне же на праздники ученики по домам распущены, и Петенька домой прибыл.

В хату в клубах морозного пара ввалился русоволосый мальчуган. Низко поклонившись гостям, он сбросил тулуп и полез на печь.

– Вот Рождество отпразднуем и обратно в коллегиум. Правда, сынок?

Переведя взгляд на сына, священник заметил, как пристально ребёнок изучает гостей. Особое внимание парнишки привлёк статный и высокий усатый военный.

– А саблю можно глянуть? – неожиданно с детской непосредственностью спросил мальчик.

– Конечно! – улыбнувшись в усы, ответил Лазарев. – Спускайся с печи! Только это не сабля, а шпага.

Подполковник обнажил оружие и подал Пете. Рука мальчишки легла на эфес, как будто он родился со шпагой в руках. В глазах мальчонки появился блеск. Он любовался оружием, как может любоваться им истинный мужчина, родовая память которого не позволяет забыть его предназначение защитника.

– Не вернусь в Коллегиум! – неожиданно выпалил мальчик. – Я на войну пойду!

Разыгравшаяся метель бушевала целую неделю. Уездный чиновник и офицер всё это время вынуждены были провести в доме гостеприимного священника. Целую неделю родители уговаривали проявившего характер юношу вернуться в коллегиум, чтобы по его окончании мальчишка мог пойти по стопам отца и принять сан священнослужителя, что обеспечило бы, по мнению семейства, безбедное существование их старшему сыну. Но всё было напрасно. Лазарев принёс в дом Котляревских тот воинственный дух, которого так не хватало юноше, погрязшему в своей учёбе.

Лазареву, только что сдавшему батальон вновь формируемого Московского гренадёрского полка и едущему за новым назначением, очень понравился смышленый сын сельского священника. Видя порывы мальчика, Лазарев предложил в форме благодарности за гостеприимство исходатайствовать Пете место в своём подразделении, как только сам обустроится на новом месте службы. Видя, что упрямый сынок не отступится от своего намерения, в надежде на честность и порядочность Лазарева священник взял с офицера слово, что тот будет заботиться о подростке как о собственном сыне. Прошёл год. Пётр Котляревский возмужал. По ночам ему вспоминалось это зимнее приключение и таинственный военный. Он уже перестал верить в то, что офицер вернётся за ним. Да и жив ли он, этот офицер? Россия ведёт непрерывные войны, причём периодически на нескольких фронтах. Неожиданно в один из тёплых майских дней 1793 года во двор Харьковского духовного коллегиума въехал военный в егерской форме.

24

Капитан над вожжами – в русской армии должностное лицо, отвечающее за то, чтобы войска двигались по нужным маршрутам и прибывали в намеченные пункты. Он обязан отыскивать из местных жителей проводников, знающих окружающую местность, и обеспечивать ими войска. Нечто вроде начальника службы проводников. Позже негласно эту должность солдаты между собой в шутку называли «службой Иванов Сусаниных».

25

Сейчас – город Ростов-на-Дону.