Страница 1 из 26

Врата Кавказа

Алексашин Максим

Максим Иванович Алексашин

Врата Кавказа

Прости, Кавказ, что я о них

Тебе промолвил ненароком,

Ты научи мой русский стих

Кизиловым струиться соком.

Глава 1

Егеря её величества

«Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков».

– Холодно! – голос видавшего виды егеря в потрёпанном камзоле нарушил тишину Ногайской степи. Он пристроился на лафете одной из четырёх полковых пушек, которые обгоняли ротную колонну.

– Куда нас теперь? – вздохнул шедший рядом молодой мушкетёр. Ему, этому юноше, было сложнее нести службу из-за своей неопытности, да ещё и потому, что солдатам мушкетёрской роты, к которой он был приписан, полагалось, кроме ружья, носить шпагу. И если егерь, к которому был обращён вопрос, мог позволить себе сложить часть оружия – пистолеты и тесак – на обозную повозку, то мушкетёрам уставом предписывалось следовать в походной колонне при полном вооружении.

– На Терек.

– Меня Иосифом зовут! – представился мушкетёр.

– Сёмыч! – дружелюбно протягивая руку, ответил егерь.

Рукопожатие поразило старого солдата.

– Пальчики эвон какие холёные, а рука крепкая! Откуда ж ты, сынок?

– Из столицы!

– Благородие, значит?

– Ничего это не значит! Простой солдат я! – обиделся мушкетёр, укутываясь в шинель, скрывавшую знаки отличия. Всё: и манеры, и походка, и речь – говорило о его дворянском происхождении..

– Полно тебе дуться! – потрепав по плечу мушкетёра, произнёс Сёмыч, улыбаясь в седые густые усы.

Но солдат, нахмурившись, продолжил свой путь в тишине.

– Столько вёрст с ружьём за спиной. Погон стёрся! – отозвался его сосед. – Да и зачем здесь ружья? Наша это земля, кого бояться? Задние повозки пустые идут. Сложили бы ружья, для весу одной шпаги хватило бы!

– Даже если твоё оружие понадобится тебе лишь однажды, оно стоит того, чтобы носить его всегда! – ответил Сёмыч. – Вон, твой товарищ обиделся на меня, дурня старого, а не стонет, молча сносит тяготы воинской службы. Ему бы и в голову не взбрело жаловаться на своё ружьё.

Первый солдат, услышав эти слова, оглянулся. В уголках его глаз заиграли огонёчки, на лице появилась благодарная улыбка. «Не ошибся, значит!» – пронеслось в голове у Сёмыча.

– Да куда мы идём-то? – никак не унимался второй мушкетёр. – Слышал, в Персию, в этот «лес львов»! Не суются с ножом туда, где топор нужен! С персами да горцами как в Европах не повоюешь!

– Русского солдата ещё никто не бивал! Потерпи, сынок, как перейдём реку – во всей амуниции зашагаешь к своей славе! Тогда попомнишь мои слова!

– Зачем мне эта слава? – буркнул второй мушкетёр. – У меня в станице девка осталась. Хотел замуж позвать. А тут эта война, будь она неладна. Это вы, крепостные, люди подневольные. Вам сказано умереть, вы и умираете по приказу, а я из казаков. Мы на Кубани да Тереке со времён батюшки нашего царя Иоанна Васильевича живём. Это мы России Терек на блюдечке преподнесли, и за то царь нас землями и вольницей жаловал. Казак я! Потому не ищу жизни лёгкой и смерть свою сам найду.

– Ну, раз казак, поразмысли сам. Землица ваша узкая, горцами беспрестанно посещаемая. Небось, много крови отец, дядья да братовья пролили?

– Много.

– Вот, а государыня-матушка Екатерина хочет от этих горестей вас самих-то прежде прочих избавить. Потому и формируется наш полк из вашего брата – линейных казаков[1]. И называется он Кубанским. Кому, как не вам самим, землицу свою защищать?

– Да мы сами за себя постоять можем!

– Как фамилия-то, герой?

– Татаринцев!

– И велика семья?

– Семеро нас у тятеньки.

– А из семерых сколько под ружьё встать могут?

Солдат, к которому были обращены слова, засмущался и, потупив взгляд, ответил:

– Двое: я да тятя. Остальные девки мал мала меньше…

– Вот видишь сам! Мало вас, Татаринцевых, пока, а России спокойствие здесь нужно. По той причине и стягиваются сюда полки…

Сзади послышался стук копыт, и молодой, по-мальчишески задорный голос прервал солдат:

– Да вам в Сенат, милостивые государи, дорога. Эвон как о государевой политике ладно размышляете.

Подъехавший к спорщикам офицер спешился и, взяв коня под уздцы, добавил:

– Государыня наша продолжила дело царя Петра: идём перса бить – главного подстрекателя горцев. Не будет на Кавказе перса – не от кого горцам будет поддержки получать. А перс – он зачем на Кавказ пришёл? Единоверцев наших грузин да армян со свету свести. Вестимо ли дело, чтобы мы, русские, братьев по вере бросали? Армяне народ мирный – хлебопашцы, грузины – народ бедный. И тех и других коварный перс обворовывает! Да ещё силой к смене веры склоняет! Так ещё и в наши станицы, злодеи, зачастили!

– Верно глаголете, Ваше высокородие, – бойко отозвался Татаринцев. – Я Кавказ хорошо знаю – он лишь силу уважает. Когда персов да турок здесь не станет, горцы побоятся к нам соваться. Здесь мы – сила. Горцы-то, конечно, смелости бесшабашной, но при малочислии своём – люди слабые и уступчивые. Мира хотят, как и мы. А землицы – её на всех хватит: и на горцев, и на нас.

– Стало быть, и спору конец! – подытожил офицер, вскакивая на коня. И, уже обращаясь к старому егерю, добавил. – Сёмыч, пригляди за юнцами. Особенно за казаками. Они крови горячей, молодецкой. Кабы не растратили свою удаль да бойкость по глупости своей. Они – сила моя, а вы, старые служаки, – опора.

– Рады служить! – улыбаясь в прокопчённые табаком седые усы, выпалил егерь.

– Становимся у реки! – громко прокричал офицер и, пришпорив коня, помчался в голову колонны.

– Кто это? – спросил у егеря мушкетёр.

– Как встанем лагерем, будет построение полка. Там и состоится представление командира. Пока же скажу: человек он отчаянной храбрости и большого ума. Но дисциплину любит. При Потёмкине[2] оно как было: каждый барин себя офицером считал, а каждый офицер – барином. Потёмкин солдата любил и заботился о нём, но вся дисциплина в армии только на Суворове как держалась, так и держится. А Суворов-то, он один. Тот барином не был. Сейчас всё меняется. Командир наш суворовской закалки. Мы с ним вместе татар здесь гоняли. Офицеры нынче в полку подобраны боевые. В основном не родовитые, а смелостью в бою чин заработавшие. Армия меняется: получила новую форму, ружья, снабжение улучшилось. С таким командиром да обеспечением можно ли позволить себе плохо воевать?

К вечеру батальоны Кубанского егерского корпуса подошли к Моздоку. В окрестностях города был разбит лагерь, солдатам были розданы боеприпасы. Согласно приказу после перехода реки Терек ружья следовало держать заряжёнными. Русский солдат ступал на Кавказскую землю, раздираемую междоусобицами.

Командиры по заведённому командующим войсками Кавказской линии Иваном Васильевичем Гудовичем правилу остались при своих подчинённых в лагере. Расставив караулы, они уединились в палатке командира роты егерей майора Карягина.

Павла Михайловича Карягина в батальоне любили особенно. Солдаты считали его своим за простоту в обхождении и беспримерную смелость. Никто не знал точно ни его возраста, ни происхождения. Однако в батальоне ходили слухи о бесстрашном командире. Их распространял запевала и балагур Гаврила Семёнович Сидоров, прошедший бок о бок с Карягиным все военные компании екатерининской эпохи. По словам егеря Сидорова, командир начал свою службу вместе с ним простым рядовым солдатом в Бутырском пехотном полку 15 апреля 1773 года. Карягин умел читать и писать, поэтому его причислили к Смоленской монетной роте счетоводом. Но рутинная участь штабного казначея вряд ли была пределом мечтаний юноши, и начавшаяся вскоре Первая турецкая война дала ему долгожданный шанс отличиться в бою. Это рукой Карягина под диктовку Румянцева была написана знаменитая реляция о взятии Кагула: «С удивительной скоростью и послушанием построенный опять карей генерал-поручика Племянникова, воскликнув единым гласом «Виват, Екатерина!», шёл вперёд…» В рядах фронтового фаса каре с примкнутым штыком, упиваясь собственной храбростью, наступал и Паша Карягин. В боях под Кагулом будущий командир егерей сделал свой первый твёрдый шаг навстречу славе, блистающей на оточенных штыках русских солдат.

Линейные казаки – казаки, расселённые Екатериной IIна северных берегах Кубани и Терека вдоль Кавказской укреплённой линии. Кавказская укреплённая линия (Кавказская Линия) – система пограничных укреплений русских войск на Кавказе в XVIII–XIX веках. Возводилась для защиты российских коммуникаций и использовалась при обеспечении действий русских войск в ходе кавказских войн. Включала Кизлярскую, Моздокскую, Кубано-Черноморскую и другие линии, объединённые воедино в 1785 году. В описываемые времена Кавказская кордонная линия проходила по рекам Кубани, Малке и Тереку, с передовыми линиями по Лабе и Сунже, прикрывая все занятые русскими части края по северную сторону Главного Кавказского и Андийского хребтов. Основанием Кавказской линии послужили казачьи поселения, созданные в XVI–XVII веках на Тереке и Кубани.

Здесь речь идёт о Павле Сергеевиче Потёмкине, дальнем родственнике светлейшего князя Григория Потёмкина, государственном и военном деятеле, участвовавшем в русско-турецких войнах. В 1782 году он принял командование русской армией на Северном Кавказе.