Страница 60 из 91
Сел на матрас, привалился к стенке и начал исповедоваться. Я слушаю и пытаюсь прикинуть. Он сейчас пьян, это шанс. Немножко сдвигаюсь, чтоб было удобнее, и жду подходящего момента.
Телекинезом быстро дергаю его палочку на себя… Даже у пьяного, у него чудовищная реакция. Он ловит палочку на лету, и меня магией впечатывает в противоположную стену.
— Не шути со мной, племяшка, я ведь и выпороть могу, по-родственному.
— кххх, — меня так прижало, что я даже пищать не могу, только кряхтеть.
— Что, хочешь сказать, не племяшка ты мне? Так даже лучше, не страшно будет перестараться, — смеется он.
Впрочем, тут же меня отпускает и опять расслабляется.
— Так, на чем я остановился? — продолжает свой рассказ с того места, где я его прервала.
Говорил долго, вспоминал Родину, погибшую семью, несложившуюся жизнь…
Не знаю, эффект попутчика это или эффект земляка — вот такая откровенность с человеком, которого впервые сегодня видишь. Или эффект того, что я почти состоявшийся труп.
Но пиво я пью — жрать-то по-прежнему хочется, а оно сладкое. Лучше б бутербродов принес. Сам он тоже пьет без закуски. Приправ в пиве я не боюсь, сейчас уже пофиг. Одно круцио — и я все равно выдам любую информацию. Свою способность терпеть боль я не переоцениваю.
Мне исповедуется пьяный убийца. С кем еще такое могло случиться? Хорошо, хоть без жутких подробностей…. Нет, я погорячилась. Начал рассказ, как отомстил за смерть беременной жены каким-то двум магам, и что умерли они далеко не сразу. У меня волосы на руках и шее встают дыбом, а в голове звучит крик мужчины, которого пытала Белла. Но больше всего он говорит о потерянных близких.
— ….Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только тихий летний ветер
Траву могильную качал… [отрывок из песни “Враги сожгли родную хату”]
Сама не знаю, с чего начала ему подпевать…
Хотя чем тут еще заняться? И хочется отвлечься, чтобы не вспоминать бесконечно, как кричал человек в соседней камере.
Мда, картина. Я в подземных казематах замка, мой тюремщик — беглый преступник и убийца, а мы сидим и поем русские песни. Сюрреализм.
***
Мне удалось немного поспать, несмотря на холод. Возможно потому, что к огневиски я тоже приложилась — пьяной не так страшно.
На следующее утро, а может и не утро — тут не разберешь, эльф принес еду. Две картофелины в мундире, кусок хлеба, кружка воды. Ура! Поймала себя на мысли, что искренне радуюсь, несмотря на более чем мрачную перспективу. И вообще, на сытый желудок мир выглядит не таким мрачным. Если кормят, значит, убивать пока не планируют.
Следующие несколько часов ничего не происходит. Пытаюсь позвать соседей, но мне никто не отвечает. Может быть, их уже нет в живых. Или не хотят отвечать, после того, как я с Долоховым песни распевала.
Изучаю магический замок двери, пытаясь прощупать его магией, но толку ноль.
Чтобы не сходить с ума от паники, повторяю про себя материал к экзаменам в школе. Вряд ли мне они теперь светят… Так, не отвлекаться: 1535 год — подписан официальный акт об объединении с Уэльсом. Уэльс получает места в парламенте Англии…
Мне кажется, иногда вдалеке слышны чьи-то тихие стоны.
Ко мне опять приходит Малфой — единственный посетитель за сегодня.
Молча пропихивает сквозь прутья плед и плитку шоколада. Я подбегаю к решетке:
— Драко! Драко, помоги мне сбежать! — шепотом умоляю я.
— Я не могу, Грейнджер! — он отчаянно трясет головой, отшатывается от моей камеры и убегает.
Черт!
Надо было начать с чего-нибудь другого. Например, с вопросов, кто в соседних камерах и что с нами будет дальше?
Вечером (наверное?) опять появляется эльф, ставит на пол тарелку с кружкой и тут же исчезает. В этот раз принесли овсянку, тоже с хлебом. Может быть, тогда был вечер, а сейчас утро? Овсянка тут не очень, картошка была лучше. Но заставляю себя все съесть. Шоколадка почти нетронута, надо ее поберечь.
***
На следующее утро опять зову соседей. В этот раз с большим успехом. Слышу из-за стенки хриплое:
— Кто здесь?
— Я Гермиона Грейнджер. А Вы?
— Тонкс…
Не понятно до конца, женский голос или мужской.
— Нимфадора?
— Тонкс, — голос настаивает, — я тебя помню, по свадьбе…
— Ты ранена? — чувствуется, что говорить ей сложно.
— Еще в министерстве… тело почти не слушается… сколько я здесь провалялась?
— Эээ… сложно определить. По ощущениям, пошли третьи сутки.
— Кто тут еще из наших? — по голосу слышно, что за других она волнуется больше, чем за себя.
— Сама хотела бы знать… как минимум, еще один человек. Но я не знаю, кто.
— А ты, ты ранена?
— Нет, сейчас я в порядке.
Молчим какое-то время.
— Адски хочется пить… я могла без палочки, но не сейчас.
— Иногда еду и воду приносят.
Соображаю:
— Если ты можешь добраться до решетки, я агуаменти наколдую. Защита не сплошная.
Тонкс не отвечает, но через какое-то время слышится пыхтение.
— Все, я доползла. Попробуй.
Просовываю руку сквозь прутья. Голубые чары на решетке слегка покалывают. Вслепую направляю агуаменти в сторону камеры Тонкс.
— Можешь повыше? Сейчас не хватает напора.
Встаю на цыпочки, стараюсь максимально высоко вытянуть руку и пробую еще раз.
— Да!
Помню, я точно так же картошке радовалась.
— Спасибо тебе, Гермиона, ты мне жизнь спасла! — голос стал пободрее.
— Пожалуйста… Насчет жизни — спорный вопрос. Что теперь с нами будет, как думаешь?
Ответа я не дождалась. Видимо, она думает то же, что и я.
Отламываю треть шоколадки. До следующего приема пищи еще далеко, а эльф давно забрал у меня посуду. Наверное, из клетки Тонкс тоже все забрал, если приносил. Вообще, кормят тут определенно лучше, чем в Азкабане, жить на таком пайке можно. И дементоров нет. Хотя если выбирать между Беллатрикс и дементорами, то даже не знаю.
— Эй, Тонкс, лови, — стараюсь левитировать шоколадку в нужную сторону.
— Ого! Откуда? — спрашивает Нимфадора уже с набитым ртом.
— Твой младший родственник принес, — я не боюсь подставить Драко. Если тут есть наблюдение, мы с ним уже спалились.
— Драко?
— Да.
— Ну надо же…
Кажется, про нас забыли. Еще несколько дней к нам никто не заходил, кроме эльфов. Я рассказала Тонкс, что Беллатрикс кого-то пытала, и человек страшно кричал. А потом я, кажется, слышала стоны. Мы пытаемся звать этого человека, пытаемся что-то услышать, но в ответ лишь тишина.
Адски хочется почистить зубы. И помыться нормально тоже. Но бытовые чары, при всей своей элементарности, без палочки не получаются. У Тонкс тоже раньше не получалось, а теперь она так и сидит без магии. Ее чем-то таким приложили, что резерв восстанавливается по капле. Я ее спросила, может ли она сейчас отрастить себе шерсть по всему телу, чтобы стало теплее? Но метаморфизм ей тоже временно недоступен.
Тонкс рассказывает мне про службу в аврорате, я ей про обычный мир. Стараемся вспоминать что-то смешное.
Кормят нас неплохо, во всяком случае, когда я в детстве с переломом в больницу попала, там кормили хуже, 90-ые в России - суровое было время. Странно, что в нынешних обстоятельствах я в принципе на такие вещи внимание обращаю. Но паниковать бесконечно тоже невозможно.
Пытаемся придумать план побега, но никак не можем сообразить что-то дельное. Тонкс тоже ничего не знает про магический замок: может отпираться ключом-артефактом, паролем, отпечатком магии тех магов, которые есть в памяти замка. Даже если нас подслушивают, ничего ценного они не услышат. Хотя думаю, вряд ли — пожиратели предпочли бы пару лишних круциатусов кинуть, а не по крупице собирать информацию.
Эгоистично, но я рада, что здесь не одна. Вдвоем быстро сойти с ума сложнее.
***
На седьмую ночь сквозь сон слышу чей-то негромкий разговор. Сплю я здесь плохо, поэтому сразу же просыпаюсь и смотрю в коридор сквозь ресницы. Около моей камеры двое мужчин.