Лезвие власти

Аттон поморщился.

— Я сейчас буду снимать с тебя кожу, по кусочкам, пока ты не ответишь на мой простой во­прос...

Громила вытаращил глаза и торопливо забормотал:

— Меня послал сюда Джуппа Камень. Я был в его банде... Три дня назад прискакал человек, аведжиец. Камень называл его Щуколовом. Он дал Джуппе денег, приказал разослать по всем тавернам вдоль Хоронгских трактов людей, и платить за описание каждого, проехавшего в сторону Прассии, мечника по медному карату.

Аттон задумчиво потер подбородок.

— За монахом поехал кто-либо?

— Да, господин. Двое. Но он убил обоих, и забрал их одежду.

— Хорошо. Ты неплохой парень и мог бы стать, к примеру, хорошим кузнецом. Но, увы... – Аттон перерезал ему горло и вытер нож об рубашку покойника.

Долгорский монах. Он шел за ним через Пустоши. И теперь, по-видимому, торопится в Виест. Забавно. Но кого все-таки ищут аведжийцы? Уж не Аттона ли? Кто, из его связных, знал что его цель — Виест? Никто. Кроме Торка. Но его в расчет можно не брать. Даже тот, кто ждет его в Виесте, не мог знать, куда он идет. Значит, ищут не его. Вообще на границах часто кого-либо ищут. Но, как правило, это местные власти, либо охотники за головами. Имя Щуколов, Аттону ничего не говорило, но для охотника имя было как раз. Одни загадки. Чтобы прояснить ситуа­цию, нужен связной. А для этого необходимо скорее добраться до Виеста.

Аттон оседлал коня, подумывая о том, не стоит ли спалить за одно и постоялый двор. Но, серьезней поразмыслив, решил, что не стоит.

34.

— Император не оставил свою идею напасть на короля? Вот и славно… Пусть мальчик пока играет в солдатиков, ему в дальнейшем это очень пригодится. Я думаю, что Коррон не даст ему скучать своими нравоучениями. Какие вести из Норка?

— Тихо, как среди топей Кары, господин канцлер. Граф, вместе с ректором увлеченно пьют, вторую неделю как… Банкиры пьют с промышленника Хоронга, Джемиус полагает, что обсуж­дается активность Аведжии на землях Прассии и Бадболя.

— Что-то слишком там все спокойно... Что еще?

— Господин канцлер! Через моего кузена Куддина, что торгует...

— Что торгует на рынке контрабандным исподним из Латеррата…

— Да, господин канцлер… Так вот, через моего кузена вам передали приглашение на встречу...

— Да? В прошлый раз это был Король Уртских контрабандистов, а позапрошлый — шаман кочевников… Кто на этот раз? Сам Зошка?

— Нет, господин канцлер. С вами хочет встретиться некто Кристофер Гир…

Россенброк очень медленно отложил перо. Потом, глядя на Ландо снизу вверх, прошипел:

— Что… Паук Гир? Он в Вивлене?

— Да, господин канцлер. Кристофер Гир в столице. Он просил встречи с вами, завтра, вече­ром, в Летней резиденции.

— Паук Гир в столице, а ты сообщаешь мне это так, словно читаешь приказ по дворцовой кухне! Старый болван... Весельчак! — Россенброк заорал так, что Ландо в испуге подпрыгнул. В кабинет влетел телохранитель и замер, в готовности выслушать любой приказ.

— Весельчак, найди полковника гвардии Краста. Взять людей, окружить дворец сплошным кольцом. Что бы не одна мышь мимо вас не проскользнула. Усилить охрану Императора. Прочесать сегодня весь Императорский парк. Живо…

Канцлер встал, отшвырнул трость и бормоча под нос, принялся ходить кругами по кабинету.

— Что же надо Гиру от меня? Почему он рискнул проникнуть в столицу, зная о моем к нему отношении? Ландо, случилось нечто, очень серьезное... Запроси все сведения из Латеррата, за последнее время и подготовьте Летнюю резиденцию к встрече.

35.

От реки поднимался, свиваясь в упругие кольца, туман. В обнаженных ветвях деревьев глухо выли летучие коты. Туман оседал на грязно-желтые сморщенные листья кустов холодными каплями, наполняя сумерки тяжелым запахом старения и тлена.

Россенброк, утопая по щиколотку в багряных листьях, прохаживался по аллеям парка, зябко кутаясь в черный суконный плащ. В пяти шагах за ним, склонив большую, уродливую голову, брел Весельчак. Когда из мутных колец тумана показалась высокая, худая фигура, Россенброк остановился и счистил тростью прилипшие к сапогам листья.

Приближающийся к ним человек был необыкновенно тощ. Он шел как-то угловато, как будто состоял из разных, нестыкующихся частей. Все движения его напоминали танец марионетки, а кожаный балахон болтался так, словно надет был на бестелесный дух. Весельчак, глядя на не­го, издал кошачье шипение, и задышал канцлеру в затылок.

— Отойди, малыш. Этим ты его не испугаешь...

Человек, загребая худыми ногами листья, остановился перед ними и скинул капюшон. Россен­брок внимательно вгляделся в узкое, напоминающее череп, обтянутый кожей, лицо. За двад­цать с лишним лет, это лицо практически не изменилось. Те же огромные бездонные антрацитовые глаза, те же острые скулы. Быть может, лишь складка в уголках рта стала глубже.

Как и двадцать лет назад, Россенброк внутренне вздрогнул. Лицо это было ужасным.

— Мы не виделись двадцать лет, граф... — Человек заговорил удивительно красивым, глубоким голосом.

— Двадцать три года, Кристофер... Двадцать три года...

— Судя, по прекрасно сохранившейся памяти, я могу считать, что с тобой по-прежнему можно иметь дело...

— Ты все также нагл и циничен, Кристофер...

— А ты, все так же стар и брюзглив, граф.

— Два года назад, ты послал человека, чтобы меня убить...

— Ты делал это не раз, ну и что?

Россенброк смотрел на Паука Гира, и поражался, насколько точным было это прозвище. Во всей его фигуре, в лице не было ничего человеческого, ни капли... Это был паук во плоти.

— Думаешь обо мне плохо, граф?

— Нет. Я всегда удивлялся тебе. Ты талантливый политик. И, судя по тому, что ты здесь, в Вивлене, что-то произошло... Но что, Кристофер? Что привело тебя сюда?

Латерратец, казалось, не заметил вопроса. Он смотрел куда-то поверх канцлера, и бледное, как у покойника, лицо его было печальным.

— Это знаменитый Весельчак? — Гир указал тонким, как соломинка, пальцем на телохранителя.

— Да.

— Наслышан. Он еще более отвратителен, чем я...

— Он сваанец...

— Неужели? Я считал, что их всех выбили... Здесь холодно, граф. Я не переношу холод.

— Конечно, пойдем в дом. Я думаю, что нам многое придется обсудить.

— Не будем вспоминать прошлое, граф. — Гир сидел у камина, и протягивал к огню свои бе­лые, почт прозрачные руки с длинными ухоженными ногтями. — Я не для этого проделал столь дальний путь, в такое опасное время. Сейчас, я рад, что покушение не удалось, хотя два года назад, я рвал на себе остатки во­лос. — Он посмотрел на канцлера. Россенброк сидел в огромном кресле, закутанный в клетчатый плед, и неподвижно смотрел в огонь.

— Два года назад, я мешал твоему герцогу. Что же случилось теперь?

— Теперь? Я ехал по вашей земле, граф. Я видел улицы заваленные трупами умерших от чу­мы. Я видел горящие деревни, и людей, готовых от голода жрать друг друга.

— Неурожайный год, Кристофер. И не говори мне, что тебе жалко этих людей…

— Посмотри на огонь, граф. Разве он горит так, как горел когда-то? Разве туман был таким гу­стым и страшным? Разве реки текут не по-иному?

— Ты мистик, Кристофер. Не понимаю, почему Великий Герцог столько лет терпит тебя...

— Мистик? Вполне возможно... По моей стране ходят странные люди и говорят о каком-то сбывающемся проклятии. Они не доживают до дыбы, перегрызают себе вены... Кто-то похи­щает старые кости из склепов...

— Кости, говоришь...

— Да, кости... Разграблены несколько древних усыпальниц, брали только ветхие книги и ко­сти. И это странно, граф. Могилы грабят ради золота. Твои люди, тоже следили за теми, кто грабит могилы. Может, ты знаешь, зачем все это? Кто-то ворует кости, бередит умы черни стра­шными легендами, помогает лесным разбойникам деньгами и сведениями...