Страница 14 из 106
- А ты молодец, Клеменс! Я тебя недооценила. Как я сама не догадалась, что Астору нужно показать характер! Это лишь более распалило его чувства. В тебе есть потенциал, девочка, видимо, мои гены всё же передались тебе.
Не знаю, ужасает ли меня новость о том, что чувства Астора только распалились чувства ко мне от всего, или спасает.
Я слишком недальновидно отказала ему в такой форме, рискуя навечно быть запертой в доме, а мне совсем нельзя находиться здесь, когда завтра меня ждёт встреча с Джозефом, от которой я уже сейчас не могу спокойно сидеть на своём месте.
- Через две недели состоится бал в Версале. – говорит Шарлотта, грациозно обмахиваясь веером. – На этом балу ты будешь мила с де Буйоном, но продолжишь пресекать его попытки женитьбы, будучи при этом милой с ним. Ты слышишь, Клеменс? Очаровательной и милой. Продемонстрируй наконец своё воспитание. Далее, - задумчиво произносит она, - ещё через две недели состоится маскарад. Вот там-то ты и ответишь ему согласием. Подробный план я ещё проработаю. Таким образом, я сэкономлю на твоём приданном, а он осыплет тебя всевозможными благами. Все будут в выигрыше.
Я смотрю на неё, понимая, что всё это звучит для меня чуждо, но мне нужно выяснить, что из себя представляет Джозеф Вьен, а для этого мне необходима свобода перемещений. Поэтому:
- Да, мама, как скажете.
Шарлотта благосклонно кивает. Если её и удивляет моя подобная сговорчивость, то она не подаёт вида. Видимо, думает, что её дочь наконец-то взялась на ум.
**
Я не могу дождаться утра и ложусь спать много раньше обычного, но это никак не помогает делу. Я бесконечно сминаю под собой простыни, запутываясь в постельном белье как в паутине. Забываясь наконец тяжелым сном, вижу какие-то сновидения, где Астор пожирает булочки, а я призываю его остановиться, но он лишь отталкивает меня от себя, запихивая в рот всё больше выпечки.
Ужас какой. Распахивая глаза, пробуждённая майским солнцем и поскорее вскакиваю с кровати.
Платье выбираю оливкового оттенка, слишком простое для девушки моего статуса, но мне ни к чему привлекать к себе внимание.
От недосыпа в моей голове немного мутно, но это нисколько не смущает, хочется поскорее оказаться за пределами особняка и я, под удивлёнными взглядами слуг, приказываю запрячь карету.
Привычный распорядок дня нарушен. Паника на корабле началась. Люди обожают правила и размеренность, когда хотя бы какая-то мелочь выбивается из родного и привычного, они начинают бунтовать, лишь бы вернуть всё «как было».
- Куда ты собралась? – вскидывает бровь Анна, встречая меня в парадной, надевающую накидку трясущимися руками.
- В кондитерскую. – отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более непринуждённо.
- Ты же не любишь сладости. – сестра складывает руки на груди.
Почему она решила проявить заинтересованность моей жизнью именно сегодня?
- Там есть не только сладости, - поясняю я, - хочешь поехать со мной?
Как я и предполагала, это предложение заставляет её закатить глаза и махнуть на меня рукой.
Чудесно, сегодня меня это даже не задевает. Почти.
Карета движется медленно, просто ползёт по заполоненным улицам Парижа и я в нетерпении скручиваю платок в руках, испытывая желание выскочить и бросится бегом туда, куда тянет моё сердце. Представляю, как на меня будут оглядываться прохожие, смеясь и недоумевая, а я не буду обращать на них внимание, просто несясь ему на встречу.
Но всё это может произойти только в параллельной реальности, в нынешней же, меня наверняка заметит кто-то из знакомых матушки и, прикладывая пальцы к губам тут же поспешит доложить ей, что её высокородная дочь носится по улицам, точно простая крестьянка.
Не могу так рисковать. Нужно вести себя в рамках приличия. По крайней мере пока. Именно поэтому я, изнывая от нетерпения, трясусь в душной карете, обмахивая себя веером, пока кучер не произносит заветное «пррру» лошадям.
Тут уже я не выдерживаю и выскакиваю ещё до того, как он успевает подать мне руку. Ещё один удивленный взгляд на сегодня, но не последний, я уверена.
В «Дюсер» невероятное количество народу, все они толпятся, разглядывая кондитерские шедевры и расплачиваются за покупки серебряным монетами, которые у них принимают молоденькие юноши, надевшие белые фартуки поверх своих камзолов.
Джозефа пока нигде не видно и я аккуратно протискиваюсь к одной из витрин. На улице стоят два совсем маленьких мальчишки в лохмотьях, с перепачканными лицами. Они зачарованно рассматривают сладости голодными глазами. У меня сжимается сердце, и когда я уже решаю выйти, чтобы подарить им по золотой монете, перед глазами возникает Джозеф, который наклоняется к ним, вручая каждому большую корзинку с выпечкой, в которой лежат огромные буханки хлеба и несколько разновидностей пирожных.
Мальчишки смотрят на него не верящими глазами, принимая эти дары, которые еле могут унести. Джозеф ерошит им обоим волосы и улыбается. Так, что у меня к глазам подступают слёзы.
Выпрямляясь во весь рост, он провожает их взглядом и только потом замечает меня сквозь стекло витрины.
Время словно останавливается. У меня ощущение, что я нахожусь совершенно в другой реальности. В моём мире такие поступки невозможны. Там подают милостыню, приложив к лицу надушенный платочек и кидают монетки на землю, чтобы не дай бог не коснуться руки, просящей помощи.