Снежная история

Теперь даже традиционные вечерние разговоры они вели по утрам, прежде чем разойтись по комнатам для сна.

— Всё ещё только начинается.

— Но дневные эскадрильи хотя бы сопровождают конвои, а мы?

— А мы получаем бесценный опыт.

— «Кошачьих глаз»?

— И этого тоже. И может быть, тебя утешит новость, что Поттер и Блэк попросили разрешения перейти в Истребительное Командование, и с завтрашнего дня они зачислены в нашу эскадрилью.

— Но как?.. — Северус не находил слов. — Они же всегда говорили, что опыт полёта на многомоторных самолётах поможет им устроиться в жизни.

— В мирной жизни, — мягко поправил Люциус. — А сейчас война.

— Какого чёрта? А если с Поттером что-то случится, кто будет заботиться о Лили?!

Люциус с таким интересом взглянул на Северуса, что до него медленно стал доходить смысл сказанного, и он попытался оправдаться:

— Ну, я же тоже могу погибнуть, а у неё ребёнок…

Люциус удивлённо приподнял бровь, и Северус совсем запутался:

— Я не хотел сказать, что твоя Нарцисса останется одна… тьфу ты, чёрт! Я вообще о другом!

— Конечно, о другом. И пилоты бомбардировщиков гибнут не меньше. А ты не ревнуй — «Спитов» на всех хватит.

И как у Люциуса получалось так ловко разобраться в том, о чём сам Северус лишь смутно догадывался? Не то чтобы он ревновал — «Виккерс Веллингтон» тоже был неплох, но сравнения со «Спитфайром» не выдерживал.

— Вот ещё, — фыркнул Северус, — ревновать. Просто теперь будет глаза мозолить. В одной эскадрилье и не разойтись так-то.

— Зато он теперь будет спокоен в небе.

— С чего это вдруг?

— Ну, он будет уверен, что в это время ты не у его супруги.

Северус даже не нашёлся с ответом. Неужели Люциус, и правда, так считает? Хотя вряд ли он тогда стал бы прикусывать губу, скрывая улыбку.

— Шутишь, да?

— Возможно, — Люциус откровенно веселился. — А быть может, и нет. Хотя Поттер — тот ещё ревнивец.

— Угу, — отозвался Северус. — Вот и иди с таким в бой.

А между тем перспектива вступления в бой становилась всё ближе…

========== Люциус. 1940-1941 гг ==========

Суровые времена требуют жёстких мер — это понимали все. Иначе слова Черчилля о том, что он не может предложить нации ничего, кроме крови, тяжкого труда, слёз и пота, не вызвали бы такого резонанса. Его поддержали во всём — и когда он создал Министерство обороны, сосредоточив в одних руках руководство военными действиями и координацию между флотом, армией и ВВС, и когда отказался вести переговоры с Гитлером, отвергнув порочный мир, за который выступали некоторые весьма уважаемые члены парламента.

Однако не успел Черчилль занять кресло премьер-министра, как немецкие войска, действуя по плану «Гельб», развернули наступление на территории нейтральных Бельгии и Голландии. Почти сразу же последовал приказ о поддержке наземных войск авиацией, и их эскадрилья ночных истребителей изменила стратегию. В небе над Францией они приняли свой первый бой.

Люциус, разумеется, не раз представлял себе, как это будет, только всё было иначе. Начать с того, что он оказался не готов к скорости сближения самолётов в воздухе. Он ещё не успел расстрелять все патроны, как заметил мигающую лампочку, напоминающую о необходимости дозаправки. Пришлось возвращаться. Первые бои остались в памяти чередой мелькающих картинок и ощущением собственной уязвимости. «Мессершмитты» уступали «Спитфайрам» в маневренности, но легко набирали недоступную «Спитам» высоту и выжидали удобный момент для атаки сверху.

Через несколько дней боёв нападающие поменяли тактику. Теперь наземные позиции сначала подвергались массированной атаке бомбардировщиков, а потом вступала пехота. Конечно же, первостепенной задачей стал срыв бомбардировок, но успех был бы гораздо больше, если бы не прикрывающие атаки истребители противника. Поэтому приходилось воевать сразу на два фронта, и Люциус мог только радоваться, что его тыл прикрывал Снейп, без лишних слов следовавший за ним тенью.

Люциус поймал «Дорнье» в прицел своих «браунингов», но скорость сближения была высоковатой. Времени хватило лишь для очень короткой очереди, и Люциус безуспешно попытался сбросить скорость, чтобы повторить манёвр. Однако он с удовлетворением заметил появившийся дым и искры при попаданиях пуль. Держаться позади не получилось, и Люциус постепенно приблизился к «Дорнье» с его правого борта, направляя очередь пулемета по кабине — наиболее уязвимому месту врага. Немецкие борт-стрелки, должно быть, были ослеплены или ранены, поскольку ответного огня не последовало. Тогда Люциус снова нажал на гашетку пулемёта и, заметив пламя, закричал:

— Я сделал его! Сделал!

«Дорнье» медленно завалился на левое крыло и перешел в пикирование, которое становилось все отвеснее, пока самолёт приближался к земле, сопровождаемый позади огненным шлейфом. Люциус летал по кругу, ожидая его падения, а затем с ликованием повернул на базу, крича по радио об успехе на командный пункт сектора и каждому, кто мог это слышать. И плевать было на сдержанность и приличия. Плевать!

На авиабазе Люциус приземлился на несколько мгновений раньше Северуса, а из самолётов они выскочили одновременно. От первой победы кровь всё ещё бурлила, и, повинуясь порыву, Люциус стиснул в объятьях друга, несколько раз хлопнув его по спине.

— Я это сделал! — снова сообщил он.

— Поздравляю! — Северус казался слегка смущённым. — Ты герой.

Люциус ещё раз стиснул его, прежде чем выпустить из объятий, а к ним уже подбегал Маккензи:

— Есть?!

— Да! «Дорнье».

Вечером выяснилось, что зенитчики в том же районе заявили о сбитом «Дорнье», а так как на землю упал только один самолёт, то возник спор между армией и авиацией — кому же отдать победу. Офицер разведки пытался доказать, что с точки зрения морали эта победа больше нужна армии, чтобы вдохновить артиллеристов. Но Люциусу казалось, что и их эскадрилье эта победа была нужна ничуть не меньше, что, в конце концов, и получилось.

После первой победы Люциус понял, что это чувство ему очень нравится, и его охватил азарт охотника. Теперь даже на земле они отрабатывали тактику ведения боя, и хотя по всем инструкциям следовало держаться звеньями по шесть или двенадцать самолётов, разбиваясь на «тройки», Люциусу была ближе тактика врага — гораздо удобнее было взаимодействовать парами. В их звено вошли Поттер с Блэком, которым так тоже было проще, и Розье с Лонгботтомом. Им везло — за месяц почти ежедневных боёв только их звено никого не потеряло и имело на своём счету четыре сбитых самолёта противника. А вот на земле дела шли гораздо хуже.

«Несмотря на то что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства попали или могут попасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдём до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш Остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда, и даже, если случится так, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооружённая и под охраной Британского Флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого».

Речь Черчилля транслировалась по радио, и Люциус чувствовал, как она отзывается в душе. Теперь поражение во Франции уже не казалось ему концом света и крахом всего. Всё ещё только начинается!

— Мы будем сражаться!

Тихие слова Северуса прозвучали эхом его мыслей, и Люциус сжал его руку:

— Да! Мы это сделаем.

Прорыв немецкого бронетанкового клина через Арденны к Булони в корне изменил расстановку сил, поставив союзные англо-французские силы в тяжёлое положение. Двадцать пятого мая командующий Британскими экспедиционными силами генерал Джон Горт принял решение отступить к морю и эвакуироваться в Англию. Двадцать седьмого мая британские войска начали эвакуацию с Дюнкеркского плацдарма, и, по сути, своей речью Черчилль подвёл печальный итог. Но как он это сделал! Люциус восхищался его талантом сплотить нацию. А ещё тем, как он ловко избавился от пятой колонны, одним росчерком пера покончив с БСФ, объявив его вне закона и арестовав всю верхушку.