Снежная история

В пустой комнате глухой голос прозвучал вороньим карканьем. Отчего-то стало настолько жутко, что Северус обхватил себя руками и рассмеялся.

— Это только сон… просто сон…

До подъёма оставалось ещё около часа, но Северус понял, что уже не уснёт, и вышел на улицу. Сигарета привычно успокаивала и дарила иллюзию обыденности. Ведь, по сути, ничего особенного не произошло. Только сон.

Северус был уверен, что его долго не оставит впечатление от этого видения, но уже днём объявили, что Германия подписала договор о ненападении с Советским Союзом, и эта новость затмила прочие. Люциус доходчиво объяснил, что теперь Британия оказалась в крайне тяжёлом положении, что означало крах всей внешней политики.

— Раздел Польши, о котором они договорились, заставит Францию и Британию объявить войну согласно нашим гарантиям, а это, сам понимаешь…

Северус понимал. С этого дня на круглосуточные дежурства выходили одновременно два офицера. Они должны были получать и расшифровывать поступающие сигналы, и, разумеется, все ждали примерно одного. Незаметно сложилось мнение, что Британия будет немедленно атакована ордами немецких бомбардировщиков, и Северус в числе прочих вглядывался вдаль, ожидая их появления.

Наверное, именно так выглядело затишье перед бурей — вроде бы не происходило ничего особенного, а от напряжения уже сводило скулы. Кроме того, остро ощущался недостаток опыта полётов на новых машинах. Именно поэтому первая боевая тревога встряхнула всех. Как только самолёты поднялись в воздух, на радиосвязь вышел офицер наведения, который приказал на максимально возможной скорости курсом девяносто градусов подняться на высоту четыре тысячи шестьсот метров. Северус ни мгновения не сомневался в том, что началось. Он включил электрический зеркальный прицел, чтобы быть готовым к моменту, когда в поле зрения покажутся самолеты люфтваффе.

Офицер наведения дважды корректировал курс, и немного погодя стало ясно, что он ведёт их обратно в Уик. И действительно, не прошло и десяти минут, как последовал сигнал отбоя. Тревога оказалась ложной. Вот только больше не было того бесшабашного азарта, который сопровождал учения — всё казалось чересчур серьёзным.

Вечером Люциус больше молчал. Он и до этого уже несколько дней он был не похож сам на себя. Северус мог лишь ждать, во что это выльется, но как помочь или поддержать, не представлял. Такие вещи были выше его понимания. Но Люциус заговорил сам:

— Я хочу купить дом в Уике.

Такая постановка вопроса всегда поражала Северуса. Одно дело — изредка снимать дом для встреч с женой, и совсем другое — покупать его. Интересно, зачем? Северус решил прощупать почву, начав очень осторожно:

— Ты планируешь там с кем-то встречаться?

— Я планирую поселить там мою семью!

Кажется, Северусу удалось его оскорбить.

***

В ночь на второе сентября Северус заступил на дежурство вместе с Люциусом. Они уже знали о направленной правительством Британии ноте протеста и ждали объявления войны. Все эскадрильи были приведены в высшую степень боевой готовности, и от напряжения уже искрило.

— Чего они тянут?

После того как дежурным офицерам разрешили курить на посту, воздух в дежурке стал сизым от дыма. Люциус затушил очередную сигарету и устало потёр глаза.

— Соблюдают формальности. Не переживай — не сегодня, так завтра объявят.

— И что будет?

— Будем воевать.

— Как? Мне кажется, что никто толком не знает, что делать, — Северус не мог молчать. — Люциус, скажи, что мы будем делать? Наступать? Обороняться? Войдём в Польшу? Где будем базироваться?

— Мы будем выполнять приказы.

Северус замолчал. Про приказы он и сам знал, но чувствовать себя слепым котёнком не любил. Ему надо было точно знать, к чему готовиться, и обычно Люциус щедро делился информацией.

— Люциус, ты же знаешь, что я умею молчать.

— Знаю, — кивнул он. — А тебе не кажется, что я могу и не догадываться о таких вещах?

Северус потрясённо уставился на друга. Ему и в голову не приходило, что тот может чего-то не знать. Но ведь, если подумать, он тоже обычный человек, хоть это и представляется странным. Люциус был каким угодно, только не обычным, но говорить об этом почему-то оказалось неловко.

— Как твоя семья? Скучают по Лондону?

— Им некогда, — улыбнулся Люциус. — Они обживаются. Беллатрикс познакомила Нарциссу с твоей подругой, и мне кажется, это поможет им скрасить одиночество. Да и нравы здесь попроще — Драко пребывает в полном восторге.

— Он гуляет без присмотра?

— Здесь так принято. Нарцисса уверяет, что его коллекция самолётов впечатлила местный бомонд.

— Скажешь тоже, — Северус вспомнил своё уличное детство: — Лишь бы не били.

— У него неплохая компания, — Люциус задумчиво принялся выстукивать пальцами мелодию гимна. — Мне так показалось.

Северус не стал спорить. Может быть, если бы у него в детстве были такие самолёты, то и компания подобралась бы соответствующая — всё-таки рубашка из старой материнской кофты не располагала к приличным знакомствам. Только одной Лили было плевать на его вид, потому что он виртуозно умел надувать лягушек.

Британия вступила в войну третьего сентября, но зря Северус ждал, что их немедленно пошлют в бой. Началась переброска во Францию сухопутных дивизий, в водах Атлантики уже велось конвоирование судов из-за того, что германские подводные лодки торпедировали и топили пассажирские суда, идущие под британским флагом. И только лётчики бездействовали, словно ждали какого-то особого приказа.

В конце сентября на утреннем построении Маккензи объявил о преобразовании в эскадрилью ночных истребителей, после чего о нормальном сне пришлось забыть. Следующие несколько месяцев Северус добросовестно готовился к новой роли, причём действовать приходилось практически на ощупь. Никто толком не понимал, как следует вести ночной бой, и оттого тренировки отличались огромным разнообразием.

Наземное наведение со времени учений лучше не стало, а о радарах, которыми спешно оборудовали все авиабазы, пилотам приходилось только мечтать. Поэтому ночное патрулирование сводилось к пролётам над группами сигнальных ракет, размещаемых самыми неожиданными способами. Эти ракеты выкладывали на земле каждые три или пять километров, формируя линию патрулирования, и образовывали фигуры или складывались в короткие слова, повинуясь фантазии техников вспомогательных служб. С этих линий дежурный офицер службы наведения направлял самолёты первой группы туда, где обнаруживал «противника», которого имитировали пилоты второй группы. И снова успех становился делом случая и сильно зависел от облачности, которая могла скрывать сигнальные ракеты от самолётов, поднявшихся выше двух километров.

Северус считал тренировки с прожекторами гораздо эффективнее — в конусе их лучей самолёт становился заметен. Но к тому времени, когда истребитель разворачивался в направлении цели, прожекторы теряли противника и бесцельно метались по небу. Когда же истребитель сокращал дистанцию, его неизменно освещали так, что пилот временно слеп или, по крайней мере, терял способность к ночному видению, что делало любые дальнейшие попытки обнаружить неуловимого «врага» безрезультатными.

Оставалось только надеяться, что эти тренировки не окажутся бесполезными, потому что количество потерь в них было слишком большим для простых тренировок. Но шла война, и все прекрасно понимали, что бомбить цели можно и вслепую, а хорошую погоду для взлета и посадки противник может выбрать на своей авиабазе, что вполне позволяли расстояния. Именно поэтому ночные истребители должны были не только взлетать в самую отвратительную погоду, чтобы перехватить противника, но и суметь вернуться и сесть. Надо ли говорить, что эти тренировки оказались настолько утомительными, что Северус не просто научился спать днём, но и мог выспаться в абсолютно любых условиях. Иногда ему казалось, что спать стоя — не такая уж плохая идея.

— Люциус, тебе не кажется, что с этими ночными вылетами вся война пройдёт мимо нас?