Страница 74 из 86
— Нет, начинающаяся буря, — возразил второй.
— Пеганки!
Все вдруг успокоились.
— Налейте еще виски, — велел я хозяину.
— Лучше помолиться, — предложил один из присутствующих.
Комнату наполнило пчелиное гуденье: оно взвилось к потолку и закончилось сухим «амен», словно лязгнула челюсть.
Воцарилось гнетущее молчание, более ужасное, чем ураган гневных восклицаний, — все лица повернулись к черному окну.
Окно, глядящее в беспросветную ночь, всегда вызывает страх. Я знал людей, которые сошли с ума, опасаясь, что возникшее из мрака кошмарное чудище прижмет уродливое лицо к стеклу. Безлунная ночь за окном тянула в комнату черные щупальца, словно пытаясь украсть у нас свет и тепло.
Вдруг с наших уст сорвался вопль ужаса.
По пустырю кто-то бежал.
— Боже!.. Шаги снаружи, — выдохнул кто-то.
— Они не похоже на шаги человека! — простонал второй голос.
— В эту ночь, Господи!
— Именно в эту ночь!
В дверь забарабанили, послышались крики, рыдания, мольба.
— Не открывайте, — потребовали пьянчуги.
— Помогите, ради Бога! — взвыл за дверью женский голос.
— Женщина! — воскликнул я. — Откройте…
— Нет, — в один голос взревели собутыльники. Глаза их стали жестокими и злыми. — Это ваша вина! Говорить этой ночью о…
Но я уже откинул тяжелую задвижку и под испуганную брань собутыльников распахнул дверь — в комнату вкатилась, словно ей дали пинка под зад, женщина.
— Боже, — воскликнул один из присутствующих. — Маргарет!
— Что ты делала?..
Все внезапно замолчали. Глаза испуганной женщины — невероятные глаза, которые видели воплощение Ужаса — широко открылись. Маргарет вздрогнула, ее зубы застучали, и она прошептала:
— Уху…
— Проклятье!
Маргарет рухнула на пол и осталась лежать, как груда старых тряпок. Пустырь наполнился невероятным ревом.
— Господи, спаси нас! — взмолились мужчины.
— Боже, мы пропали, — прошипел владелец таверны.
— Уху, — взвыла Маргарет.
— Заткнись, потаскуха, рвань, сука! — завопили все шестеро.
— Поминать его имя в такую ночь, — жалобно пробормотал кто-то.
Рев нарастал и внушал ужас — разум отказывался воспринимать поступь неведомого чудовища, великана, которое головой доставало до туч.
— Мираж, — заявил я.
От страха взвыл весь пустырь.
Адская какофония криков, свиста, жалоб, биения крыл — хижину накрыла ревущая буря.
Одно стекло лопнуло с барабанным грохотом, затем другое — на полу в крови билась чайка.
— Погасите свет! — крикнула женщина. — Он манит их! Они летят…
Мы не успели шелохнуться — из мрака к свету рванулась бесчисленная армия белых чудовищ.
В вихре безумного маскарада взвился вопль. Я едва успел заметить, как громадный кулик точным ударом клюва пронзил глаз карлика-хозяина. Хлынула кровь, по потолку побежало голубое пламя, со всех сторон доносились жалобные стоны.
Вокруг хаотически бушевала жизнь — ее ужасал неведомый, ночной кошмар.
Я в безумном ослеплении сворачивал шеи в перьях, ломал хрупкие лапки, ногти мои сладострастно терзали горячую плоть и внутренности.
Я не жалел бедных птиц, хотя в эту ночь они по-братски делили страх вместе с нами.
Женщина снова закричала.
— Вот он…
Хижина сотряслась от ураганных порывов ветра. Великан занес над ней гигантскую стопу, опустил… Треск, хруст, бульканье, меня прижало к полу, словно вдавливая в утоптанную глину.
Отовсюду доносились глухие стоны умирающих.
Не знаю, сколько времени я разгребал обломки дерева, грязь и камни, отталкивал от себя что-то омерзительное и скользкое, пока, наконец, не увидел грязный проблеск рассвета.
Ощутил дыхание свежего воздуха, йодистый запах моря и тухлую вонь болота. Земля звенела, звенела и звенела от далеких шагов.
Я закрыл глаза, собрался с духом и решился…
Боже! Надеюсь, это неправда, ибо виденье было кратким, и я тут же зажмурился.
Хочется верить, что это было облако, дымка, туман, последний лоскут мрака.
Вдали, занимая весь горизонт, застыла ужасная маска… Два громадных глаза в упор разглядывали пустырь, словно из-за края стены выглядывал кровожадный бродяга…
Два чудовищных блеклых зрачка на востоке в тени исчезающей ночи… Я успел заметить только их и ничего больше: облака часто принимают самые невероятные формы… И с тех пор как заклинание повторяю: я видел облака и ничего больше, ибо уверен, подобное чудовище не пощадит лицезревшего его человека.
Иногда, в часы вахты в пустынном сером море, неведомое оно поднимается из глубин на поверхность вод, чтобы разглядеть, что за жалкие муравьи тревожат его покой. Шаги чудовища звенят на дне бездны, как тогда на пустыре…
Нет, я не видел его!.. Я не желаю видеть Уху!..
Человек с Ромового пути читает три истории
Джентльмен с добрым лицом наградил аудиторию широкой улыбкой.
— С удовольствием сообщаю, что припас не одну историю, а целых три. Видите ли, в благословенные времена сухого закона в Америке мы с друзьями заработали немало денег, занимаясь контрабандой спиртного для бедных янки. Вам известен Ромовый путь? Ромовая авеню? Путь возник в мгновение ока за пределами территориальных вод США.
Там вставали на якорь шхуны с трюмами, набитыми бочками с ромом, огромные суда с грузом дешевого виски ожидали благоприятного момента, чтобы обвести вокруг пальца американских таможенников и полицейских и освободиться от мерзкого пойла. Господа, то была прекраснейшая из авантюр со времен великих флибустьеров. Ромовый путь обзавелся своими каторжанами, палачами, предателями и доносчиками и не обошелся без поэтов и хроникеров. Сегодня ночью я представлю на ваш суд творения этих заблудших, но в глубине души превосходных парней, чем и заплачу за ваше внимание и гостеприимство.
Моряк Ромового пути заговорил…
Самая красивая девочка в мире
Море… море… ночное море.
Голос ужаса взмывал с палубы, влажной, как лицо осужденного на смерть. Был и осужденный на смерть, ибо Тедди Раддл умирал, моля о помощи на краю вечности.
Выпейте за упокой его души еще стаканчик этого чудесного напитка.
Тедди Раддл ждал, когда его упакуют в полотно и отправят к акулам, как Людвига Шнабеля и Герцлиха, двух славных немцев из Алтоны или Бремена, Джека Брасса и негра Самми Коу, уже ушедших в последний путь.
Тедди Раддл видел странные вещи. Представьте, каждый раз, когда он открывал глаза, являлись два или три человечка ростом с бутылку виски в плащах из рыбьей чешуи и говорили неприятные вещи.
Ему казалось, что его преследует кошмар, и он исторгал пронзительный стон, похожий на вой ветра, который доносится из-за слюдяного экрана камина в вечернюю непогоду.
Море… море… ночное море…
Странное дело — после смерти Тедди Раддла эти три человечка остались на борту, крайне огорчив меня.
Они запутывали лини и фалы, проделывали дыры в фоке и хохотали, когда под напором бурного ветра парус срывался и улетал, как огромная черная птица, готовая проглотить часть тучи.
Я внушал им, что они ведут себя не по-джентльменски, но они смеялись еще громче, как дурно воспитанные и лишенные самолюбия люди низкого происхождения.
Но я отвлекся. Быть может, еще доведется рассказать о трех злобных паяцах в другой вечер, когда таверна наполнится стонами моря, а ветер, дождь, град и прочая дрянь, наполняющая грозовые тучи, устроят свару, как драчливые пьянчуги, которых бармен выбрасывает на улицу в холод и ночь.
Господа, я поведаю вам свою историю и историю «Майской улыбки», ведь и у вас есть маленькая дочка, которую зовут… Как ее зовут?
У меня была маленькая дочка. Самая красивая девочка в мире по имени Уинни. Сейчас она спит, и я прошу вас понизить голос, ибо, если вы разбудите ее, я ударю вас этой бутылкой.