Страница 63 из 86
— Он знаком мне, — прошептал Дейв.
Вдруг перед его глазами побежали кадры немого кино — залитые грязью траншеи, где кровью истекали трупы томми и серо-зеленых.
— Здесь пахнет смертью и кровью… Фу!
На улице от порыва ветра грохнула вывеска; вдалеке хлопнул выстрел, и кто-то пронзительно взвыл от боли.
Красные отдушины печей ответили эхом предсмертного хрипа. Но тут в стене открылась дверь, из проема хлынул свет, и донеслась разудалая музыка модного регтайма, звон треугольников, колокольчиков и ксилофона.
— Нигде, — убеждал Дейва сосед по столу, — вы не получите столько мяса за десять пенсов.
Но длинные розовые ломти мяса сразу отбили аппетит у Дейва — коричневый соус с тонко нарезанным жареным луком уже успел застыть.
— Ах! — пробормотал сосед. — Телячье жаркое с луком… Деликатес!
— Вы действительно считаете, что это телячье жаркое? — робко спросил Дейв.
— А если даже мясо кита, шакала или белого медведя? — огрызнулся собеседник. — Его величество желают получить за десять центов осетрину на вертеле или молочного поросенка под острым соусом?
Дейв Ламби обратил внимание, с какой жадностью люди набрасываются на мясо, топчась перед небольшими железными столиками.
Они торопливо пожирали порции розового мяса, залитого бурым соусом, и запивали мутным пивом горы тушеной баранины с луком. Чавканье и сытая отрыжка изредка прерывались веселыми возгласами, рассекавшими тяжелую атмосферу зала:
— Всего за десять пенсов… Всего за десять пенсов!
В толпе людей, чьи внутренности точил вековой, наследственный голод, мелькал силуэт странного человечка в синем рединготе и цилиндре из розовой бумаги.
— Чокнутый? — осведомился Дейв Ламби.
Его сосед вскинул гневные глаза.
— Спятил, что ли! Скотти Белл чокнутый? Оригинал и наверняка филантроц. Он-то и кормит нас мясом за десять пенсов. Гип-гип-гип-ура Скотти Беллу!
Весь зал подхватил клич.
Цилиндр из розовой бумаги наклонился, отзываясь на безыскусный порыв посетителей. Музыкальная машина сухо щелкнула, внутри нее послышалось ворчание, и грянул дикий марш гвардейцев, размывая вековую печаль обездоленных людей.
— Фиалки, сэр?
Крохотная белая ручонка протягивала Дейву букетик замасленных бумажных фиалок, пропитанных дешевыми духами. Над жалким букетиком сияли два печальных синих глаза.
Несмотря на бедность, Дейв сохранил обходительность бывшего лейтенанта Рочестерского гвардейского полка.
— Мне больше нравится цвет ваших глаз, а не цветов, мисс, — улыбнулся он, протягивая девушке шиллинг.
Наградой ему была робкая чарующая улыбка.
— Могу ли я вас угостить? — спросил бывший офицер и указал на порцию дымящегося мяса, которую старый официант с внешностью злобного клоуна водрузил перед его соседом.
Цветочница бросила странный взгляд на сочные ломти мяса.
— Нет, только не это, — шепнула она. — Лучше пива.
Дейв осторожно накрыл ладонью ее белую лапку и ощутил сильную дрожь; он проследил за взглядом цветочницы и не без отвращения заметил, что тот прикован к лицу Скотти Белла.
Скотти Белл не походил на сурового и сухого шотландца, высеченного из горной скалы. Он был низок и толст; в его совиных глазах, круглых и неподвижных, зеленью стыл свет лампы.
— Мне хочется уйти, сэр, — шепнула девушка. — Прошу вас, проводите меня.
Как все случилось?
Дейв Ламби не узнал этого никогда.
Он смутно помнил, как шел по темному коридору вместе с испуганно дрожащей девчонкой и получил болезненный удар по затылку, — затем шум яростной борьбы и бесконечное падение во тьму.
Но в памяти навсегда остался женский вопль, вопль ужаса и боли, и предсмертный хрип.
Очнувшись, он увидел вокруг мундиры хаки конной полиции Ирландии.
— Вам невероятно повезло, лейтенант, — раздался над ухом дружеский голос. — А того вы не упустили.
Дейв Ламби узнал в сержанте полиции своего бывшего ординарца Бига Джонса. В двух шагах от Дейва из пробитой головы официанта с лицом клоуна на пол текла струйка крови.
— К счастью, не упустили, — повторил полицейский.
Только теперь Ламби ощутил, что мертвой хваткой сжимает рукоять револьвера.
— А туда смотреть не стоит! — воскликнул Биг Джонс. — Хватит ужасов на сегодня.
Но Дейв успел разглядеть труп цветочницы с перерезанным горлом… Вдали, в красноватом свете лампы, полицейские складывали на стойку ужасные предметы — руки, ноги, женские груди, человеческую голову с отвратительной ухмылкой…
На улице Ночного Ворона топталась молчаливая испуганная толпа. Дейв Ламби видел, как уводили Скотти Белла в наручниках. На черепе шотландца висел клок розовой бумаги.
— Клиент для виселицы! — крикнул кто-то.
— Он кормил своих клиентов человечиной! — воскликнул другой.
Бывший офицер заметил соседа по столу. Тот стоял с печально опущенной головой и в отчаянии бормотал:
— У нас больше никогда не будет столько мяса за десять пенсов.
Повествует доктор Каниве
Когда напьешься ты кларета,
Закружится голова, ах, закружится голова.
Когда напьешься ты кларета,
Чей-то хриплый голос затянул песню, едва господин Кюпфергрюн кончил говорить.
— Принесите мне твердые орешки, кусочек мягкого хлеба и семечки. Вы знаете, кого называют «каниве»? Огромного американского попугая размером с орлана-белохвоста, который устраивает гнезда в дымящейся земле холмов на Антильских островах. Каниве прослыл умелым логиком, знает таинственные и опасные языки, короне говоря, он — колдун и весьма ученая персона.
Такие речи повел господин Каниве из Тарба во Франции. Не испытывая уважения к присутствующим и греша пошлыми шуточками, он поспешно развязал галстук и бросил его в огонь, скинул редингот, накинул его на голову герра Кюпфергрюна и, наконец, предстал…
…в облике громадного злого попугая с взъерошенными перьями и грозно сверкающими глазками.
— Слушайте! — прохрипел он. — Мерзавцы, бродяги, подонки и прочая шелупень. Слушайте правдивую историю великого доктора Каниве!
Свадьба мадемуазель Бонвуазен
Шел 1880 год. Однажды туманным утром в конце зимы из Америки прибыл парусник. Его взял на буксир крохотный голландский пароходик, отвел вверх по морскому каналу Тернезен и подвел к причалу Коммерческой гавани благородного и мужественного города Гента, что во Фландрии.
В полдень старший рулевой Тиест де Вильдеман покинул судно со всем своим скарбом, уложенным в большой мешок из индийского полотна. За шестнадцать месяцев плавания ему заплатили золотыми и серебряными монетами, которые весело бренчали в его карманах. Кроме того, Тиест де Вильдеман почти волочил по земле необычную клетку из железного дерева, где в полной неподвижности сидел замызганный серый попугай, больше похожий на замасленную тряпку.
— Это — антильский каниве, — сообщил он господину Волдерсу, чиновнику таможни. — Я продам его за приличные деньги господам из зоологического сада.
— Пошлина за ввоз двенадцать франков, — сказал таможенник.
— Ни в коем случае, — заупрямился Тиест де Вильдеман, — но готов поставить стаканчик в заведении мадам Ландшеер.
— Договорились, — согласился таможенник.
Они пропустили не по одному стаканчику и вскоре завели дружескую беседу.
— Я покинул Гент четыре года назад и скоро встречусь с женой.
— Ха-ха! — ухмыльнулся господин Волдерс.
— Что смешного? — обиделся Тиест, которому не понравилась издевка собутыльника.
— Молчу, вернее, пока молчу.
— Выкладывай?
— Впрочем, слушай, Тиест, — с показным сочувствием произнес господин Волдерс. — Ваша жена сошлась с Тоном Босмансом, и они с большим прибытком содержат кабачок «Зеленая бутылка» на Канальной улице.