Хроники черной луны

Я откинулся на подушки и закрыл глаза. Что делать? Я понятия не имел, как проводить ритуал очищения. Придумать что-то свое? Сымпровизировать? А вдруг он видел ритуал раньше? И тут мир качнулся, перед глазами поплыли цветные картинки: голый мужчина, его натирают желтой водой, жрец поет медленный речитатив на смутно знакомом языке, костер, который разводят закутанные в серые балахоны помощники. Да - это именно тот ритуал. Но откуда он в моей памяти? И вдруг меня осенило - кольцо. Оно как бездонная книга вливает в меня накопленную прежним хозяином информацию. Вот откуда я понял как вести себя на перевале. Вот откуда знаю, как провести ритуал. Подарок судьбы. Или проклятие? Я открыл глаза и уставился на старика.

- Я помогу тебе торговец. Но взамен ты доставишь меня в ближайший порт. Согласен?

- Ради тебя мы изменим наш путь.

- Хорошо. Тогда дай мне отдохнуть. Понадобится много сил. Пришли кого-нибудь, я объясню, что нужно приготовить.

- Я все сделаю.

Он тяжело поднялся и побрел к выходу из шатра. Откинув полог, обернулся

- Сделай все как нужно, жрец, и я твой должник на весь остаток жизни.

- Я постараюсь.

Девочка усердно толкла в каменной ступке горсть мелких камешков редония. Пригодилась прихваченная в доме хрониста сумка. Назвать помощницу девушкой язык не поворачивался - от силы лет пятнадцать - шестнадцать. Упарившись, она сняла верхнюю пылевую накидку, осталась в легких шароварах и полупрозрачной шелковой тунике. Не по-детски большая, красивая грудь будила неподобающие желания. Все портил намотанный на голову платок, из-под которого видны были лишь глаза. Я прикрыл глаза, отключился. Когда проснулся – картина не изменилась. Девочка размеренно стучала каменным пестиком. Редоний непрочный камень, и его можно растереть в пыль. Но на это требуется время.

- Как тебя зовут? – от неожиданности она вздрогнула.

- Инга, господин.

- Ты, Инга, в ступку песка сыпани, и дело пойдет легче. Тут чистота не важна. Важно растереть помельче. А то до утра провозишься.

- Хорошо, господин.

Она осторожно всыпала горсточку песка и принялась растирать камень дальше. Бусинки пота выступили на шее ниже платка. Недостаток сил с лихвой компенсировался усердием.

- Покажи, что получилось.

Инга послушно подала тяжелую ступку. Я взял щепотку мягкой пыли и подкинул. В воздухе повисло желтое облачко. Запахло кислым, чем-то смутно знакомым. Хотя вовсе не смутно - именно так пах туман за рекой в Гнилой долине. Я разогнал облачко взмахом руки.

- Достаточно. Принеси мне теплой воды, и скажи хозяину, пусть готовит племянника к ритуалу.

Девочка быстро вернулась с полным кожаным ведром. Оставив его у дверей, она обратилась ко мне, склонившись в глубоком поклоне:

- Хозяин просил узнать, что он должен сделать с трупом.

- Ничего особенного. Пусть разденет и положит на чистый кусок материи. И пусть выгонит всех своих слуг. Не хочу, чтобы на меня глазели.

- Я все передам.

Она скрылась за пологом, а я поднялся с постели и подтащил ведро на середину шатра. Весь толченый редоний я высыпал в воду и за отсутствием подходящего инструмента размешал рукой. Кожу слегка защипало, но это было нестрашно. Подхватив ведро, я вышел из шатра на воздух. Солнце почти село. Лучи еще стелились вдоль песка, но уже не обжигали. Лагерь разбили прямо посреди пустыни. Мой шатер поставили немного в стороне, за низкой дюной. Наступающая темнота еще больше отгораживала меня от остального лагеря. Еще чуть дальше в пустыне на расстеленном шерстяном одеяле лежал труп. Рядом с ним был только сгорбленный старик, по такому случаю одетый в белый плащ. Он помахал рукой, и я двинулся в его сторону.

Уже за десять шагов в нос ударил запах гниения. Пересилив себя, я подошел и встал рядом со стариком. Ведро аккуратно пристроил у ног.

Наверно, когда-то юноша был красив. Сильно тело, развитые мышцы. Но черты лица не разобрать - желтая рыхлая кожа уже слезла и висела лохмотьями. От толстого слоя соли труп поблескивал, будто покрытый слюдой.

- Ты уже попрощался с ним?

- Да. Попрощался. Можешь приступать.

- Извини. А где дрова для костра? - Старик указал на стоящий в стороне большой кувшин.

- Там масло. Этого будет достаточно.

- Дело твое. Теперь отойди подальше и не мешай.

Он отошел, опираясь на узловатую палку. Я же перенес ведро ближе к трупу и опустился рядом с ним на колени. От запаха кружилась голова, и жутко тошнило, но я сдерживался. Намочив заранее приготовленную тряпку в ведре с раствором редония, я от головы начал обмывать труп. Священный редоний смоет все грехи, и Талей примут умершего к себе. Обычные люди в это верят и этого достаточно. Я обтер голову, перешел к груди и рукам. Потом запел. Слова погребальной песни шли сами, мертвый язык первых жрецов резал слух и горло. Смысл песни давно затерялся в веках, но не в этом суть - главное все сделать по правилам.

Напоследок обтерев ступни, я встал, отошел подальше и освободил желудок. Стало легче. От смеси редония и соли руки пылали огнем. Кое-как обтерев их о подол туники, я подошел к старику. В его глазах горел благоговейный восторг.

- Все. Я закончил. Разжигай огонь. Если гореть будет плохо - я не смог помочь твоему племяннику. Грехи его слишком тяжелы. Если разгорится хорошо – лунные боги услышали мои молитвы и забрали душу усопшего к себе. Поторопись.

Он молча подхватил кувшин с маслом. Облил и тело, и одеяло. Потом достал огниво и высек искру. Приготовленные пучки сухой травы занялись сразу. Потом загорелось одеяло. Когда огонь дошел до тела - полыхнуло. Огонь как голодный зверь накинулся на сдобренную маслом пищу. Труп сгорел в мгновение ока. На это и было рассчитано. Чем больше эффекта - тем крепче вера. Даже гранитный валун, натертый редониевой пылью, сгорит как последняя деревяшка. Полезное на практике свойство. Жрецы отнюдь не глупцы. Ничто не привлекает золотые монеты лучше, чем чудо.

Лицо старика светилось счастьем. Он упал на колени передо мной.

- Спасибо. Спасибо! – Я наклонился и, подхватив за локти, помог подняться.

- Не надо благодарить. Я сделал лишь то, что умею.

Я ушел в шатер. На пороге выбросил грязную одежду, вымыл руки и тяжело упал на постель, забывшись тяжелым сном. В нос упорно пробивались запахи гниения и сгоревшей плоти.

Посреди ночи под одеяло скользнуло хрупкое обнаженное тело. Протестовать не было сил. О сексе не могло быть и речи, я слишком устал. Да и остатки совести взвились в протесте. Но и быть одному не хотелось. Девочка, чувствуя мое состояние, ни на чем не настаивала.

Я проснулся в темноте. Инга уютно сопела, уткнувшись в плечо. Света хватило, чтобы рассмотреть вздернутый, усыпанный веснушками носик, коротко остриженные волосы, по детски пухлые губы. Я улыбнулся. Тихонько сняв с груди ее руку, встал. Сквозь неплотно прикрытый полог пробивались красные отблески. Накинув плащ, вышел.

Старик сидел на подушках перед большим костром. Он, не мигая, смотрел в огонь. Из-за серой загрубевшей кожи могло показаться, что это не живой человек, а каменный истукан. Я подошел и сел рядом. Вытянул руки вперед, наслаждаясь теплом. Ночи в пустыне непривычно холодные. Костер потрескивал и изредка высыпал в небо букет искр. Где-то за дюной медленно просыпался лагерь.

- Ты спал, торговец?

- Я уже много лет не сплю, жрец. Боюсь не проснуться.

- Логично. Знаешь, хотел задать тебе вопрос. Ты мудрый человек, и наверняка знаешь ответ.

- Какой вопрос, жрец? В чем смысл жизни?

- Нет, но близко. Стоит ли жить ради мести?

Он долго молчал. Потом повернул ко мне голову.

- Странный ты человек. И задал странный и сложный вопрос. Но я знаю на него ответ.

- И каков он?

- Месть стоит того чтобы жить.

- Спасибо.

Мы опять уставились в огонь. Над пустыней показался край просыпающегося солнца.

Глава 27

Урсус раскинулся по берегам скалистой бухты словно нищий, нашедший в пыли золотую монету. С десяток узеньких улочек ручейками грохотали, ломались к воде, к длинным каменным, изъеденным временем пирсам. Кое-где между домами пробивались высокие башни местных богачей. Наверно очень приятно сидеть вечерком на открытой верхней площадке, попивать теплый травяной настой и смотреть, как галеры уходят на ночевку в открытое море.