Обсидиановое зеркало

— Здравствуй, Хелена, — улыбнулась мне пожилая дама.

— Вы меня с кем-то путаете, — вежливо ответила я.

— Хелена, мы давно не виделись… — продолжала безмятежно улыбаться мне старушка.

Я села рядом с ней на скамейку и заметила, что голова и руки пожилой дамы слегка трясутся, а взгляд периодически становился расфокусированным, как будто она не могла долго смотреть на один объект.

— Я не Хелена, госпожа. Меня зовут Рей, — ответила я мягко.

— Не Хелена? Рей? — удивилась старушка.

Её лучезарная улыбка моментально погасла, а морщинистое лицо исказила маска скорби. Она по-детски всхлипнула, и из голубых глаз с красными прожилками покатились крупные слёзы.

— Не расстраивайтесь так, госпожа. Это же не повод плакать оттого, что вы приняли меня за другую, — принялась увещевать я бабушку, сжимая её сухую морщинистую руку. — Хеления — это ваша внучка или дочь?

— Нет… Да… Ах, нет! — пролепетала пожилая женщина, и её губы задрожали. — Хеления не приходит… Она меня бросила… Меня все бросают…

— О вас некому заботиться?

— Все меня бросают… Только Одуванчик остался… Он и заботится обо мне… — пробормотала пожилая женщина, всхлипывая.

— А где этот Одуванчик сейчас? — осторожно спросила я.

— Не знаю… Он ушёл… Он часто уходит и оставляет меня одну дома… А я так не люблю, когда он уходит и запрещает мне выходить…

Я достала из сумочки свой носовой платок и вытерла старушке лицо. Кажется, я поняла, в чём дело. Скорее всего, пожилая дама была не в себе и самовольно ушла из дома. Возможно тот, кто о ней заботится, некто Одуванчик, хватится её не скоро… если оставить её здесь, то она может запросто попасть в беду…

— Вы помните, где вы живёте, госпожа? — спросила я, вглядываясь в печальное старческое лицо. — Я могу проводить вас до дома.

Пожилая женщина подняла на меня свои мутноватые глаза, и её лицо тут же просияло.

— Ты отведёшь меня домой и скажешь Одуванчику, чтобы он больше не уходил? — с детской непосредственностью спросила она.

— Ну, конечно! — улыбнулась я. — Только мне нужно показать, где вы живёте.

— Да, я покажу! Я отведу! — радостно воскликнула старушка, хлопая в ладоши.

Её слёзы моментально высохли, она ловко вскочила с лавочки и засуетилась вокруг меня, как будто я была её самым лучшим другом. Старушка опёрлась на мою руку, и мы зашагали вдоль аллеи. Выйдя из парка, мы свернули на небольшую улочку, по которой прогуливались редкие прохожие.

— Сюда, — улыбнулась бабушка, показывая пальцем.

Для своего почтенного возраста она двигалась вполне проворно. Мы прошли довольно приличное расстояние, а пожилая женщина продолжала бодро идти и напевать какую-то песенку про одуванчики в летний день. Через некоторое время я поняла, что мы движемся к окраине города, и уже было видно, где кончаются дома, а дорога уходит в лес. Коленки предательски задрожали. Надеюсь, я не поступаю опрометчиво? Я же ведь её совсем не знаю. А вдруг она сбежала из психушки, а меня решила заманить куда подальше? Воображение тут же нарисовало заголовок газеты: “Молодая девушка так и не найдена”.

Вот чёрт! Я скосила глаза в сторону, наблюдая за старушкой, которая шла, не сбавляя шаг, продолжая петь об одуванчиках. Вот я дура! Надо было просто позвонить в полицию и доверить это дело профессионалам! А всё моя импульсивность!

— А как вас зовут? — спросила я, чтобы как бы невзначай выведать у пожилой женщины какие-нибудь крупицы информации, пока не стало слишком поздно.

— Циркония, — весело ответила она, продолжая двигаться к окраине.

— Вы живёте в лесу, госпожа Циркония? — нервно спросила я, но она не ответила, а лишь загадочно улыбнулась и ускорила шаг.

Так, спокойнее, Рей! Если бабуля предложит пойти в лес, ты туда просто не пойдёшь… Извинишься и наберёшь телефон ближайшего полицейского участка…

Однако до леса мы так и не дошли. Миновав несколько домов, старушка резко остановилась и свернула в калитку. Я последовала за ней через сад. Кустарники бузины и боярышника казались слегка заросшими, но в целом было видно, что за садом ухаживают. Двухэтажный дом, обшитый кремовым сайдингом, выглядел вполне современно и внешним видом нисколько не напоминал обитель зла. Хотя, когда это я в последний раз была в гостях у подозрительных старушек? Немного повозившись у двери, пожилая женщина открыла входную дверь и жестом показала, что я могу войти. Ох, надеюсь, меня там не ждут подвал и цепи…

Сняв обувь в прихожей, я про себя отметила несколько пар мужских кроссовок и курток в платяном шкафу. Так-так… Значит, Одуванчик всё же не вымысел, и госпожа Циркония действительно с кем-то живёт. Ну что ж, надеюсь, он не окажется маньяком.

Пожилая женщина сняла свою шляпку и свитер и быстрым шагом направилась в комнату, а мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Гостиная оказалась небольшой, но очень уютной — пёстрый ковёр, диван, два кресла с резными деревянными скамеечками для ног и очень много разноцветных подушек. Но больше всего меня заинтересовал деревянный кофейный столик ручной работы. Я провела по затейливой резьбе рукой и восхитилась плавными линиями узора. Прямо как с разворота журнала из рубрики: “Как при помощи нескольких недорогих вещей преобразить комнату”. Потрясающе. Кто бы ни занимался дизайном гостиной, у этого человека явно был талант сочетать вещи. Я оглядела высокие от пола до потолка стеллажи, забитые книгами в ярких обложках, среди которых значилось много классики, фолиантов по изобразительному искусству и фотоальбомов с репродукциями известных картин. Пока я осматривала гостиную, старушка подошла к камину и, подкинув туда несколько поленьев, разожгла огонь.

— Одуванчик запрещает лезть в камин, но мне всегда так холодно, — пожаловалась пожилая женщина, усаживаясь в кресло поближе к огню.

Я взяла с дивана небольшой плед и заботливо укрыла её ноги.

— Ты такая добрая… Совсем, как Хелена… И очень её напоминаешь… — улыбнулась мне госпожа Циркония.

— В последнее время меня всё время с кем-то путают, и я уже начинаю сомневаться, кто я на самом деле, — усмехнулась я.

— Разве это так плохо? — фыркнула старушка. — Всё равно другие люди видят ненастоящий образ другого человека, а лишь его представление о нём… А раз так, какая вообще разница, что и кто себе воображает.

Я с удивлением на неё посмотрела. От детской непосредственности не осталось и следа. Взгляд пожилой женщины неожиданно стал осмысленным и цепким, как будто передо мной предстал совсем другой человек. В полумраке гостиной с задёрнутыми портьерами, освещённой лишь светом каминного огня, выглядело это жутковато.

— Кто мы такие на самом деле, является загадкой даже для нас самих, — продолжила госпожа Циркония, пристально глядя на меня голубыми глазами, в которых отражались блики танцующего пламени. — Лишь пустоте дано знать наше истинное имя, ибо пустота всегда ‘больше, чем мы есть… Только впустив в себя ничто, мы способны стать ВСЕМ, бесконечно отражаясь в глазах других людей, словно в зеркальном лабиринте.

— Пустота… Звучит, как пустое место, — пожала плечами я, присаживаясь на кресло рядом. — Каждый человек стремится стать кем-то в этом мире…

— И в этом случае человек совершает самую глупую ошибку в своей жизни. В попытке стать кем-то, он теряет самого себя. Лишь впустив пустоту в своё сердце и познав смерть, он способен таким образом изведать своё истинное я… — парировала пожилая женщина. — Хелена была такой… — немного помолчав, добавила госпожа Циркония, и её взгляд скользнул по великолепному портрету молодой девушки, висевшему над камином, который я не заметила ранее.