Только твой (ЛП)

Но ни улыбок, ни ужимок не было:

- Останешься ли ты, если я тебя попрошу?

- Я не… что? - Кэри почувствовала, как если бы воздух вдруг выкачали, если не из всей комнаты, то, по меньшей мере, из ее легких.

- Детка, я прошу тебя вернуться домой и дать нам шанс. Второй шанс.

- Мой дом в Калифорнии, - рефлекторно, не подумав сначала, произнесла она.

- Твоя работа в Калифорнии. Твое местожительство там,- Джо вздохнул и прислонился к двухъярусной кровати. - Но люди, которые тебя любят – здесь.

Люди вроде него? Если он пытается протащить признание в любви так, чтобы, на самом деле, эти слова не произнести, она ему уйти от ответственности не даст. Да и честно, даже если она произнесет вслух эти три маленьких и страшных слова, изменит ли это что-нибудь? Может ли это что-либо изменить?

- Ты знаешь, и за пределами Бостона есть масса газет и журналов.

- А перед компьютером ты можешь сидеть где угодно. Если ты так уверен, что у нас есть будущее, то почему ты не можешь переехать в Лос-Анджелес?

От могучей скорби в его глазах разверзлась трещина в ее и без того рвущемся сердце.

- Я не могу жить вдали от семьи. Я люблю тебя. Вот, я сказал это. Я люблю тебя, но не могу переехать в Калифорнию.

Я люблю тебя, но… Кэри глубоко вздохнула, потом посмотрела вниз, на свои руки.

- И я, думаю, наверное, тоже в тебя влюблена, но я не могу так просто бросить ту женщину, чтобы стать которой я так рвала задницу, - Кэри поразилась: слова, слетевшие с ее губ, звучали как речь разумного рационального взрослого, а внутри она в этот момент была опять девочкой-подростком, хныкающей в надувную игрушку под Лизу Лизу, поющую о том, чтобы полностью выплакаться. И хотя она и завязала с побегами, временами она думала, что так никогда и не выплакалась.

- Ладно, - бесцветным голосом сказал Джо, оттолкнувшись от матраса, - по крайней мере, в этот раз я попросил тебя остаться.

- А я попросила тебя поехать со мной, - борясь с поступающими слезами, она перепроверила сумки, приготовленные к погрузке в арендованную малолитражку.

- Кэри, - Джо схватил ее за запястье и не отпускал, пока она не посмотрела ему в глаза, – я не думаю, что у нас есть будущее. Я знаю, что есть. Я хочу жениться на тебе, и чтобы у нас были дети, и чтобы я был папой – домашним писателем, а ты тем временем брала штурмом бостонскую журналистику. Я хочу просыпаться рядом с тобой каждый день своей оставшейся жизни.

Несмотря на все ее усилия, слезы прорвались и хлынули по щекам. Быть миссис Ковальски и как-ни-крути мамой с малышом уже не звучало так плохо, как почти двадцать лет назад. Но она была не уверена, что уже перестала быть Кэри Дэниэлс.

С того момента, когда она в последний раз бросила Джо, ей не приходилось стоять перед выбором столь сложным и столь потенциально катастрофическим. И хуже всего, что у нее не было ни малейшего понятия, правильный или нет, она сделала выбор тогда. Если нет, то не будет ли она идиоткой, сделав опять ту же самую ошибку? Но в Калифорнии она была довольно счастлива – более или менее – вплоть до того момента, когда ее бесцеремонно швырнули обратно в лоно семьи Ковальских, так что так ли уж он был неправилен?

Ее виски начали пульсировать, и Кэри закрыла лицо ладонями – то ли, чтобы остановить слезы, то ли, чтобы загородиться от смотревших взглядом побитого щенка глаз Джо.

- Я сложу твои сумки в машину, - наконец сказал он, и момент для выбора, вроде бы, ушел, - тебе бы высушить глаза и попрощаться с семьей. Мы еще несколько часов будем всё укладывать.

Прощание с Ковальскими было мучительным, и она потратила всю свою силу воли до последней капли, чтобы опять не сломаться. Достаточно тяжелы были и объятья с поцелуями, но почти доконал ее Бобби, не понимающий, что она возвращается в Лос-Анджелес.

- Но я попросил маму пригласить тебя на мой день рождения. Он на следующей неделе.

- Я знаю, милый, но, ты знаешь, я живу в Калифорнии. Это через всю страну, на другой ее стороне.

- Но ты – мой друг, а друзья приходят на дни рождения!

Она уже была готова разразиться потоком слез, но Лиза положила ладонь Бобби на плечо:

- Мы пошлем ей приглашение, и, может быть, она сможет приехать. Посмотрим.

Посмотрим. Кэри уже забыла эту волшебную материнскую фразу из своего детства. Этот уклончивый выход из ситуации, которая развивается не так, как хочет ребенок.

Она вручила Терри одну из своих визиток и, к ее изумлению, та обхватила ее и в страстном объятии прижала к себе. Она обвила руками женщину, бывшую ее лучшей подругой, и немного дала волю слезам.

- Я бы сейчас так на тебя разозлилась, - прошептала Терри ей в ухо, - но ты мучаешь себя так же, как его.

Кэри кивнула. Комок в горле не позволял ей выдавить ни слова. Она высвободилась из Терриных объятий и улыбнулась кривой и неуверенной улыбкой всей семье в целом.

Только с третьей попытки она смогла застегнуть ремень безопасности и только чудом удержала машину на дороге. Из-за слез, она ни хрена не могла видеть.

Она пыталась убедить себя, что всё прошло. В точности так, как это было раньше. Тогда она вернулась в свою шикарную квартиру с днем в СПА позади, с повышением впереди и боль растворилась, превратившись в легкую ностальгическую тоску.

Она на это надеялась.

Джо, наверное, не возражал бы, чтобы, в конце концов, его пришел проведать кто угодно, кроме матери.

Он сидел, развалившись в одном из кресел, уставившись в пространство, когда за ним открылась и закрылась дверь хижины. Он почуял неповторимую смесь ароматов лосьона с лавандой и спрея от насекомых, и всё внутри него оборвалось, еще даже до того, как она встала позади него и обняла его за плечи. Она припечатала поцелуй на его макушке.

- Джозеф.

- Я попросил ее остаться, - сказал он, немного стыдясь, того, как ломается его голос.

- Что она сказала?

- Она попросила меня поехать с ней.

- Тогда почему ты еще здесь?

Неужели она думает, что они так мало значат для него и в его жизни, что он может просто собраться и уехать за тысячи миль от них? Он знал, что без Кэри ближайшее будущее будет мучительно, но даже представить себе не мог будущего в изоляции от семьи.

Но маме он этого объяснить не мог. Даже если бы захотел, комок в горле душил его и не давал произнести ни слова. Всё, что он мог – это сидеть и трястись, а слезы лились потоком по лицу.

Подбородок матери лег ему на плечо, так, что она могла прижаться щекой к его щеке.

- Миленький мой, мне так жаль.

Он кивнул и почувствовал облегчение, когда она обняла его в последний раз и отступила назад.

- Я скажу твоим братьям начать грузить машины без тебя.

- Нет, - он остановился, прочистил горло, сердито шлепнул себя по лицу, - дай мне несколько минут и я спущусь.

- Джозеф, мы справимся. Если хочешь, можешь потихоньку собраться и уйти.

- Я знаю. Но сейчас я не в настроении быть один.

Он не удивился, когда она обошла кресло и вгляделась ему в лицо. Ее глаза были мягкие и теплые, но у ее рта было то самое выражение, которое давало понять, что не имеет значения, насколько большим или взрослым он стал. Если он не послушается, то схлопочет по макушке деревянной ложкой.

- Тебе лучше поехать домой с нами. Побыть какое-то время в своей старой комнате.

От этого любого потянуло бы к выпивке.

- Мам, мне не нужна ночевка. И я не неженка. Мне лучше просто продолжить жить дальше, чем сидеть здесь и тосковать.

Она поцеловала его в щеку, не обращая внимания на то, что та была вся мокрая.

- Прекрасно. Я скажу твоим братьям, что ты придешь им помочь через несколько минут.

Когда он наконец собрался с силами и спустился помочь загрузить чемоданы на колесиках в трейлеры, все вели себя более-менее нормально. Во всяком случае, настолько нормально, насколько Ковальские могут вести себя в день отъезда.

Они закатили чемоданы в трейлеры, принайтовали их храповиками, удостоверились, что всё снаряжение лежит в своих контейнерах. Они рискнули получить грыжу при погрузке тяжеленного гриля и потратили двадцать минут на поиски левой туфли Брайана. Пока женщины грузили вещи в фургон, парни опустили брезенты и сложили навесы.