Страница 79 из 91
Хорошенько освежившись под холодным душем и почувствовав, что окончательно проснулся, я надел пижаму и проследовал в кухню, где принялся за приготовление кофе. Завтракал с комфортом на террасе. Отсюда было видно приземистое здание «Школы керамики», приютившееся на скалистом выступе полуострова.
Первое, что следовало сделать сегодня, решил я, это отправиться туда и, смешавшись с туристами, проникнуть внутрь.
Но прежде я хотел искупаться в море. Выпив кофе, я надел плавки и с разбегу бросился в воду. Я плавал около получаса, доказывая себе и всему миру, что Лу Брэндон по-прежнему такой же сильный и неутомимый, каким был раньше.
Потом, заперев бунгало, сел в «бьюик» и поехал в Эрроу-Пойнт.
Минут через пять на перекрестке мне попался указатель: «Дорога к «Школе керамики» — сокровищнице оригинального искусства», и я свернул на боковую дорогу. В зеркале я увидел позади себя большой сине-белый экскурсионный автобус, переполненный туристами. От избытка чувств эти путешественники-энтузиасты с обветренными кирпично-красными лицами и в немыслимых шляпах производили ужасающий гвалт.
Я прижался к обочине, и автобус, обдав меня облаком пыли, с грохотом промчался мимо.
Когда я доехал до стоянки, там находилось шесть машин. Сторож немолодой мужчина в белом пиджаке, на кармане которого были вышиты две рыбки, вручил мне квитанцию.
— Один доллар, — сказал он извиняющимся тоном. Он понимает, конечно, что это грабеж, но поделать, к сожалению, ничего не может.
— Вы, наверное, ненавидите тех, кто может еще передвигаться пешком, — сказал я, отдавая деньги.
Узнав, что пешком сюда никто не приходит, я некоторое время продолжал разговор, ожидая, пока соберется вся компания, прибывшая на автобусе. Потом, когда туристы двинулись к зданию «Школы», я незаметно пристроился за ними.
Возле турникета я расстался еще с одним долларом, получив взамен входной билет от кассира, белый пиджак которого украшала та же эмблема с двумя рыбками. Он объяснил, что, если я куплю что-нибудь, деньги будут возвращены.
— Снявши голову, по волосам не плачут, — сказал я.
Кассир равнодушно пожал плечами.
— Пока мы не стали взимать плату, сюда приходили толпы зевак просто так, от нечего делать. И хоть бы один купил что-нибудь.
Уяснив скрытый смысл этого дела, я присоединился к группе туристов и вместе с ними попал в большой зал, где была выставлена для продажи керамика всех форм, размеров и расцветок. Вдоль стен тянулись невысокие прилавки, за ними в белых пиджаках с эмблемами фирмы стояли девушки-продавщицы. Они бросали на туристов безразличные взгляды, и я подумал, что, вероятно, вот так же несколько дней назад здесь изнывала от скуки Тельма Каузнс.
Всего я насчитал двадцать одинаково одетых девушек. Они готовы были продать посетителю любую безвкусную поделку, стоило тому проявить неосторожность и взять ее в руки.
В конце зала, прикрытая пурпурно-красной портьерой, виднелась дверь. Возле нее, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки, сидела блондинка с ледяным выражением на лице.
Я плелся в хвосте у туристов, останавливаясь, когда останавливались они, и вновь шаркал по полу вслед за ними. К моему удивлению, они делали покупку за покупкой, хотя цены были высоки, а продавался хлам.
Я не упускал из виду дверь за портьерой: крупные сделки должны были совершаться именно там. Через некоторое время портьера раздвинулась, и появилась толстая старуха с ожиревшим китайским мопсом на руках. Я заметил, что ее короткие толстые пальцы были буквально унизаны бриллиантовыми кольцами. Старуха вышла на улицу и направилась к «кадиллаку» с ожидавшим ее шофером.
Одна из продавщиц — хорошенькая, невысокого роста девушка со вздернутым носиком и бойким выражением лица — привлекла мое внимание.
— Есть у вас что-нибудь, кроме этой ерунды? — спросил я. — Мне нужен свадебный подарок.
— Вы не можете подобрать ничего подходящего? — с наигранным удивлением спросила она.
— Взгляните сами. Что из этих вещей вы выбрали бы как подарок к вашей свадьбе?
Она прошлась взглядом по залу и сделала гримаску.
— Возможно, вы правы. Подождите минутку.
Выйдя из-за прилавка, она подошла к блондинке и что-то шепнула. Та окинула меня ледяным взглядом — я, по-видимому, не произвел на нее благоприятного впечатления: со мной не было китайского мопса и на руках не сверкали бриллианты. Для нее я был одним из многих тысяч бездельников-туристов.
Хорошенькая продавщица вернулась за прилавок.
— Вам поможет выбрать подарок мисс Мэддокс, — сказала она, глазами указывая на блондинку.
Встав со стула и слегка покачивая широкими бедрами, мисс Мэддокс ожидала меня; ее высокая грудь мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Такими формами мужчины любуются на рекламах нейлоновых изделий.
— Что вы желаете? — спросила она скучающим голосом, рассматривая меня и по-прежнему не находя ничего, достойного внимания.
— Я ищу свадебный подарок. В названии вашего магазина есть слово «оригинальное искусство», но, к сожалению, ничего оригинального пока не нашел.
Она приподняла свои выщипанные брови.
— У нас есть и другие изделия, но стоят они недешево.
— Что ж, женятся ведь не каждый день. Можно взглянуть?
В этом зале было выставлено для обозрения и продажи около шестидесяти произведений мистера Хана. Каждый предмет покоился на отдельной подставке. Беглый осмотр убедил меня, что именно этими вещами должна была восхищаться Марго. Вещи во втором зале были так же непохожи на вещи первого, как обычные камушки на бриллианты.
— Это лучше, — сказал я, осматриваясь по сторонам и замечая еще одну зашторенную дверь. Возле нее сидела девица, на этот раз рыжеволосая. — Разрешите мне немного побродить.
Отойдя на несколько шагов, мисс Мэддокс оперлась округлым бедром о прилавок. Глаза ее, выражавшие безразличие и скуку, говорили, что мне не удастся ввести ее в заблуждение относительно своей персоны.
Керамика и бронза, выставленные для избранной клиентуры, были по-настоящему хороши. Особенно понравилась мне статуя обнаженной девушки, прикрывавшей руками грудь. Казалось, она излучала саму жизнь, и я не удивился бы, сойди она внезапно с пьедестала.
— Неплохо, — сказал я. — Сколько стоит эта девушка?
— Две тысячи долларов, — ответила мисс Мэддокс тоном продавца, называющего цену «роллс-ройса».
— Так дорого? Для меня это, пожалуй, не подойдет.
На лице ее появилась презрительная улыбка, и она отодвинулась от меня еще дальше.
Портьера двери, через которую я вошел, слегка приоткрылась, и внутрь проскользнул полный мужчина с болезненным цветом лица. На нем были белые фланелевые брюки и аккуратная спортивная куртка с затейливым петушиным гребешком на карманах; в толстых белых пальцах он держал шестидюймовую сигару.
Я узнал этого человека с первого взгляда: Кордец, продавший ему накануне вечером два пакетика спичек, называл его Донахью.
Краешком глаза я наблюдал за Донахью, который, увидев меня, остановился, словно его пригвоздили к месту.
Он нервничал — сделав несколько шагов, бросился назад, потом, вновь остановившись, посмотрел на меня.
— Эта безделушка, вероятно, подешевле? — сказал я мисс Мэддокс, делая вид, что поглощен скульптурой матадора.
— Три с половиной тысячи, — ответила она, не удостоив меня взгляда.
Донахью прошел через зал, остановился около рыжеволосой девицы, порылся в кармане и что-то показал ей. Это был пакетик спичек из «Клуба мушкетеров».
Девица отодвинула портьеру, и Донахью исчез за дверью.
Глава десятая
Я опять стал ходить по залу. Обе девушки следили за мной настороженно и подозрительно. Когда я разглядывал бронзового пуделя, мисс Мэддокс произнесла с раздражением в голосе:
— Это стоит тысячу семьсот долларов.
— Так дешево? — ответил я, мило улыбаясь. — Собачка выглядит совсем как живая. Тысяча семьсот — не цена для шедевра. Разрешите мне еще немного подумать?