Порочная игрушка (ЛП)

— Я не иду на вечеринку. Банни хочет, чтобы мы поужинали и выпили вина вдвоем.

Он сильнее сжимает пальцами руль и посылает в мою сторону раздраженный взгляд.

— Думал, что она — твоя игрушка. А похоже, это она играет с тобой. Напомни мне еще раз, кто здесь главный? А то прозвучало так, будто она держит твои яйца в своей сумочке.

Сжимаю руки в кулаки и стискиваю зубы. Если бы он не был за рулем этого дорогого автомобиля, я бы уже давно расквасил этому ублюдку нос.

Но мне не нравится, когда другие видят мои слабости, и я убежден, что этот жаждущий власти ублюдок будет вынюхивать, как чертов пес. Поэтому я говорю то, что ему нужно услышать, чтобы держаться подальше от меня и моих дел.

— Уговорил, мы придем. Черри и Банни поладят, я уверен.

Кажется, он доволен моим ответом.

— Надеюсь, Черри сможет присутствовать. Она чувствовала себя неважно. Думаю, когда давишься членом, чувствуешь себя именно так.

Я киваю, будто согласен, но это не так. Как я вообще согласился играть в гольф с этим тупым придурком. Разве в какой-то момент он мне не нравился? Неужели Джессика изменила меня?

— Что там насчет Тревора? — спрашиваю я Дюбуа, опуская бутылку воды после глотка. Мне по-прежнему чертовски жарко после интенсивной игры в гольф. Джеймс выпил, и это повлияло на его игру. Закончилось все тем, что он полностью разбил гольф-кар. Я не остановил его. Позволил ему сделать это, в тайне надеясь, что какой-нибудь случайный зритель заснимет это на видео. Подобное видео очень бы помогло его президентской кампании — провалиться, конечно же.

Дюбуа сидит со своим ноутбуком за маленьким столиком в комнате, смежной с главной комнатой в пентхаусе. Я должен заскочить сюда перед тем, как идти к Джесс. Он отрывает взгляд от экрана и сжимает губы в твердую линию.

— Сэр, Гленн и Джамал не видели его и не говорили с ним. Он полностью ушел в подполье. Но без постоянных мелких краж с наших счетов, не думаю, что он сможет прятаться слишком долго. Дайте мне немного времени, и я узнаю, где он.

Дюбуа, кажется, на взводе, и я хмуро смотрю на него.

— Что случилось?

Он удивленно распахивает глаза. Я знаю его в течение почти двух десятилетий. И знаю, когда что-то беспокоит его. Он странно вел себя с Банни, и так же странно ведет себя сейчас.

— Она сказала, чтобы я не звонил вам, но…

Ярость разрывает меня изнутри, когда миллион ужасных мыслей мелькают в голове. Что, черт возьми, происходит?

Направляюсь к основной ванной комнате, и Дюбуа следует за мной, буквально наступая мне на пятки.

— Сэр, кое-что случилось. Могу заверить вас, я разберусь. Я выясняю, что это было, и…

Дверь закрыта, и я бью по ней кулаком.

— Джессика! Впусти меня!

Дюбуа нервно бормочет у меня за спиной, но я бросаю на него один единственный взгляд, и он затыкается. А затем предусмотрительно выходит из комнаты.

— Джессика!

Я уже собираюсь выбить проклятую дверь, когда замок щелкает и дверь распахивается. Мой гнев немного утихает, когда я вижу, что Банни выглядит сногсшибательно. Она нанесла темные тени вокруг глаз, но это не выглядит вульгарно. Короткое черное платье без рукавов облегает ее великолепные изгибы, черные туфли делают ее гораздо выше, а волосы выпрямлены и обрамляют лицо.

— Бог мой, — шиплю я, — ты выглядишь просто потрясающе, женщина.

Ее пухлые губы вытягиваются в натянутую улыбку, и я стараюсь отбросить похотливые мысли, чтобы сосредоточиться на том, что случилось. Они оба ведут себя крайне странно.

— В чем дело? — спрашиваю я с низким рычанием.

— Э-э-э… я, — шепчет она, — не надела ремешок.

Дрожь в ее голосе, наполненном страхом, бесит меня. Если кто-то тронул хотя бы один волос на ее голове, я его убью.

— Что случилось?

— Они, ну, думали, что я свободная игрушка. Потрепали меня немного.

Все вокруг становится черным от ярости. Я выбегаю из ванной, по пути хватаю лампу со стола и швыряю ее на пол. Она разбивается, но я не останавливаюсь. Со сжатыми кулаками направляюсь туда, где Дюбуа меряет шагами комнату. Я толкаю его, и он тяжело падает на пол.

— Почему, черт побери, ты не позвонил мне? — ору я. — Кто, блядь, сделал больно моей женщине?

Дюбуа что-то бормочет о записях с камер видеонаблюдения и прочей херне. Мне плевать, что он там говорит.

— Бракс, — тихо зовет она.

Когда Банни обнимает меня руками, я успокаиваю шторм, который бушует внутри.

— Он должен был позвонить мне. Я играл в чертов гольф, пока кто-то причинял тебе боль! Где? Что они сделали с тобой?

Повернувшись в ее руках, я всматриваюсь в ее черты. Она сумела скрыть синяк на щеке и под глазом большим количеством косметики. И теперь, когда я внимательно осматриваю ее, то вижу, что шея усеяна синяками, которые она пыталась скрыть. На предплечье я вижу еще синяки, которые она не успела замазать.

Я убью того, кто сделал это с ней, голыми руками.

— Кто? Как он выглядел? Была ли с ним игрушка?

Банни встает на носочки и целует мои губы. Ее мягкое прикосновение успокаивает меня.

— Какой-то парень со светлыми волосами. Он просто играл со мной, пока не увидел золотой ремешок в моих руках. Потом он убежал. Я в порядке. Обещаю. Давай просто забудем об этом, Бракс. Я умоляла Дюбуа не звонить тебе, поэтому, пожалуйста, не наказывай его.

Бегло бросаю взгляд через плечо, чтобы увидеть, как Дюбуа отряхивается. Он возвращается на свое место и вновь работает на компьютере. Мы дрались и раньше. Но, несмотря на то, что я зол на Дюбуа, знаю, что он действовал в моих интересах. Он найдет ублюдка, который это сделал. Решимость в его глазах говорит мне об этом.

— На каком этаже это случилось?

Джессика кусает свою губу и думает, говорить мне или нет.

— Э-э-э… в лифте.

Я издаю стон. В лифте, на техническом этаже и этаже пентхауса нет камер для конфиденциальности наших членов. Если бы это случилось где-нибудь еще, я бы уже знал, какой придурок сделал это с ней, и убил бы его.

— Бракс, я клянусь. Все нормально. Это моя вина. — Ее улыбка почти убедительна. Но она настолько отрепетирована, что это пугает меня. Она делала это раньше, убеждала людей с очаровательной легкой улыбкой.

А я, блядь, ни хрена не убежден.

Это была не ее вина.

И я выясню, кто это сделал, а потом уничтожу.

Крепко держу Джессику за руку, когда мы выходим из лифта и идем к залу. Сегодня вечером я попросил Джамала и Гленн присоединиться к нам, и велел им привести с собой своих игрушек (это одно из преимуществ работы на меня). Дюбуа решил остаться и поискать следы происшествия. Я нахожусь на грани и не хочу общаться с Джеймсом, но это неизбежно.

— Бракс, приятель! — раздается голос Джеймса, когда мы входим в темный шикарный обеденный зал. Он встает из-за стола и шагает к нам.

— А это, должно быть, Банни.

Плотоядным взглядом он проходится по всему ее телу, и я хочу встать перед ней, чтобы защитить от его взгляда. Ладонь Банни холодеет, и я понимаю, что по какой-то причине он ее пугает.

— Банни, это Джеймс. Джеймс, это моя игрушка.

Он протягивает ей руку для рукопожатия, и когда она неохотно протягивает свою в ответ, он тянет ее в дружеские объятия. Мудак слишком много выпил и не понимает, что пересек черту. Она вскрикивает, когда он обнимает ее, и я тяну ее обратно, выдергивая из его лап.

— Руки прочь от моей игрушки, — говорю я низким, угрожающим голосом, больше похожим на рычание.

— Вау, чувак, я не хотел причинить ей боль. Я едва прикоснулся к ней. Ты в порядке, маленький персик? — спрашивает он, делая вид, что озабочен этим.

То, как он осматривает Банни с головы до ног, сводит меня с ума.

— Нет, — бормочет она, — тело немного болит после тренировки. Вы не могли этого знать.

Она играет. Скрывает избиение блондинистого ублюдка. Если бы у Джеймса не было темно-каштановых волос, я бы уже убил его только из-за этого.