Страница 19 из 54
Она извивалась на столе, плотнее прижимаясь ко мне, стонала, обхватывала мою голову обеими руками, а затем я обхватил губами второй ее сосок и распробовал солоноватый вкус теперь уже этой груди, а тот влажный и набухший сосок я сжимал пальцами, и она опять застонала, и этот стон эхом отразился в моем жаждущем члене.
Я поочередно ласкал ее соски языком, и если мои губы не касались их, то их ласкали и сжимали мои пальцы. Но у нее были еще одни губки, которые я хотел распробовать, и я их тоже видел, такие же набухшие и влажные, как и ее ротик. И я мог побиться об заклад, что они были на вкус, словно сахар. Я обхватил одной рукой ее грудь, сосок другой вобрал в рот, а свободной рукой потянулся к ширинке ее джинсов, рывком расстегнул пуговицу и замок, затем просунул руку под ее попку и потянул джинсы вниз вместе с хлопковым бельем, сняв все с нее одним рывком, обнажая ее киску.
Она закричала от неожиданности, но этот звук быстро превратился во всхлип, когда я припал губами к ее киске, вдыхая ее аромат, а пахла она превосходно, как прекрасная, чудесно пахнущая киска. Которую недавно побрили, потому она была нежная, словно шелк. Из нее сочилось желание. Черт, я видел, как по ее губкам стекали соки возбуждения. И я слизал их, а Дрю начала извиваться и тяжело дышать, а затем протяжно и низко застонала, и совсем безумно, когда я начал ласкать языком ее клитор. Я сразу приступил к делу, не было прелюдии, не дразнил, просто набросился на ее киску, словно голодающий.
Она начала выгибаться подо мной за считанные секунды, дрожать и извиваться так сильно, что мне пришлось положить руку ей на бедра, чтобы удержать ее там, где мне того хотелось. От чего она еще больше обезумела.
‒ Себастиан! Твою мать! Боже, твой рот... черт!
‒ Кончи для меня, Дрю, ‒ я скользнул двумя пальцами внутрь ее узкой мокрой киски, исследуя ее канал, двигая ими туда и обратно, быстрее и быстрее, имитируя то, что я сделал бы с ней своим членом, как только мне представилась бы такая возможность. ‒ Дай мне почувствовать, как эта узкая чертова киска сжимает мои пальцы.
Я согнул пальцы внутри нее, почувствовал, как ее мышцы сжались, ее бедра дрогнули и сдавили мою руку с неистовой силой, когда она выгнула спину, от чего ее киска прижалась к моему рту еще сильнее. Я ласкал ее клитор, зажав его между зубами и поглаживая языком, в то время как пальцы трахали ее киску. Другой рукой я поочередно сжимал ее соски, гладил, теребил, ласкал и довел до пульсирующей агонии, до оргазма, пульсирующего, содрогающего мышцы, спазмирующего, от которого сводило даже зубы.
Внутри... Господи Боже... мне необходимо было находиться внутри нее.
‒ Черт, черт, черт... Себастиан, боже мой, боже мой... ‒ Дрю задыхалась, ее слова были едва различимы сквозь скрип зубов и хриплые стоны.
Потом, почти кончив, она совсем потеряла свой гребаный рассудок.
‒ ОСТАНОВИСЬ! ПРЕКРАТИ! Господи, какого хрена я делаю? ‒ Она оттолкнула меня, борясь со своим оргазмом, пытаясь встать, чтобы сбежать от меня, пытаясь, похоже, даже сбежать от себя, от удовольствия, нахлынувшего на нее.
Дрю спрыгнула со стола, и я отпустил ее. По крайней мере, пока не обнаружил, что она все еще была не способна стоять самостоятельно. Я поймал ее, притянул к груди и держал, пока она дрожала и сотрясалась от последних волн оргазма, а затем присел, не отпуская ее, и подцепил джинсы, чтобы натянуть их обратно. Подтащил их чуть ниже ее ягодиц, а затем поднял трусики вверх, проследив пальцем вдоль пояса, чтобы убедиться, что они полностью облегали ее тело, а затем натянул ее джинсы на попку, застегнул молнию и пуговицу. Опустил бюстгальтер на ее грудь — было очень грустно прятать такие сладкие груди, и, наконец, опустил футболку на место таким образом, чтобы она была полностью одета.
Она оттолкнулась от меня и стала отходить назад, спотыкаясь, вытирая рот и недоуменно пялясь на меня.
‒ В голове не укладывается. Черт... Черт. ‒ Она склонилась над столом, на который я только что ее уложил. ‒ Не могу поверить, что я просто... черт возьми...
‒ Дрю, в чем проблема? Я думал, ты этого хочешь. Мне показалось, что тебе это нравится, детка. ‒ Я приблизился к ней, в основном потому, что не мог ничего с собой поделать.
Женщина была чертовски притягательна. Меня к ней влекло, и я с этим ничего не мог поделать. Мне было необходимо быть ближе к ней, прикоснуться к ней снова, любым возможным способом.
Она отскочила подальше, вытягивая руки, словно отбиваясь от меня.
‒ Остановись, нет, Себастиан... не трогай меня.
Я остановился и поднял руки вверх.
‒ Хорошо, хорошо, я к тебе не прикасаюсь, но должен признаться, что сбит с толку.
Я внимательно изучал ее лицо, на котором слишком быстро отображались сотни эмоций, и я не мог разобрать ни одну из них.
Она затрясла головой.
‒ Этого не должно было произойти. Мне не следовало делать этого. Не с тобой, не сейчас. Вообще. Господи, я так запуталась, и я... ‒ Казалось, она была готова запаниковать, как и прошлой ночью, но сейчас она была трезва, а это означало, что этот процесс будет проходить намного хуже, поскольку она не была милой, промокшей и пьяной, а была трезвой и эмоционально нестабильной женщиной. ‒ Я не могу... не могу...
‒ Эй, хорошо... сделай просто вдох, хорошо? Почему бы тебе не присесть?
Я выдвинул для нее барный стул, и она непроизвольно села на него, у нее было тяжелое дыхание, и она терла лицо руками. Я прошел за барную стойку и налил ей пиво, поскольку я всегда знаю, когда оно кому-то нужно.
‒ Выпей, Дрю.
‒ Не хочу я пить, ‒ сказала она, прикрыв руками лицо.
‒ Хочешь.
Она внимательно посмотрела на меня, а затем на пиво, которое я налил из бочки — местный низко градусный эль.
‒ Наверное, да. Боже, я запуталась.
‒ Это позволительно, ‒ сказал я, склонившись над барной стойкой поближе к ней, чтобы почувствовать ее опьяняющий аромат, поскольку больше мне ничего не светило.
Она сделала глоток и вздохнула.
‒ Ты говорил про завтрак? Не знаю, смогу ли пережить еще что-нибудь на пустой желудок.
Я подошел к лестнице, открыл дверь и заорал:
‒ Зейн! Где, мать твою, еда?
‒ Что, мне теперь и твою задницу обслуживать? ‒ прокричал в ответ Зейн, но я услышал его шаги на лестнице.
Он спустился, опасно балансируя тремя тарелками в руках. Вручил мне две, остановившись в дверном проеме, когда заметил Дрю, склонившуюся над баром с пивом в руке, которая изо вех сил старалась успокоиться... в десять утра.
Он насмешливо изогнул бровь.
‒ Это все ты, братец.
‒ Спасибо, ‒ ответил я, закатывая глаза, когда он наигранно пошел на цыпочках вверх по лестнице. ‒ Слабак.
‒ Эй, я могу станцевать танго с автоматом АК над рыдающей женщиной в любой день.
Он захлопнул дверь наверху лестницы, и я опять остался с Дрю наедине.
Которая ну точно рыдала над своим пивом.
Боже помоги мне.
Зейн должно быть надавил на больное место. И что, позвольте узнать, мне стоило делать сейчас? Я понятия не имел. И даже не знал, не набросится ли Дрю сейчас на меня из-за хрени, которая только что произошла. Единственное, что я знал наверняка, это ее божественный вкус на своих губах, то, как идеальна она была, находясь в моих руках, и что мои джинсы по-прежнему начинали жать мне при ходьбе от одной мысли об этом.
Я принес тарелки на барную стойку, взял и себе пиво... поскольку, черт подери, а почему бы и нет?... поставил одну тарелку перед Дрю и расположился рядом с ней со своей снедью. Дрю в открытую не дернулась от моей близости... мы достаточно близко сидели, так что наши плечи соприкасались. Она взяла в руку вилку, пару раз наколола на нее яичницу и с удовольствием начала есть. Я последовал ее примеру, но в равной степени ел и следил за ней.
‒ Неплохо, ‒ прокомментировал я. ‒ Он пережарил бекон и немного не дожарил яичницу, но в целом не плохо.
Она игнорировала меня, сосредоточившись на еде и запивая ее пивом. Когда она закончила есть, то отодвинула тарелку от себя, взяла в руки бокал пива и уставилась в золотую пенящуюся жидкость.