Эгоманьяк

Я чувствовал, как слова застревают в горле, и вынужден был прочистить его несколько раз, чтобы не показать, насколько подавленным я был. Мне было нужно, чтобы Бэк понял, что то, чем я поделюсь, не повлияет на наши отношения, а мои слезы не помогут правильно донести это до него.

Я начал снова:

— Я не знал, что ты не был… моим сыном, биологически, на протяжении нескольких лет с твоего рождения.

— Если не ты мой биологический отец, тогда кто?

— Мужчина по имени Леви. Мама говорит, что ты несколько раз встречался с ним.

Его глаза загорелись.

— Гонщик?

У меня был эмоциональный конфликт. Несмотря на то что для меня было ужасным его волнение по поводу родственной связи с тем мудаком, но раз это облегчало ему принятие новости, я не возражал.

— Да. Гонщик.

— Он водит крутую машину! С воздухозаборником в капоте и она громкая.

Я выдавил улыбку.

— Мама спланировала твое знакомство с Леви, но это не означает, что между нами с тобой что-то изменится.

С минуту он поразмыслил над тем, что я только что произнес, а затем спросил:

— Ты все еще любишь меня?

Бэку было почти семь, и он становился слишком крутым для того, чтобы держать меня за руку по дороге в школу, но сейчас все это было отброшено. Я поднял его до своего уровня и сказал, глядя прямо в глаза:

— Я люблю тебя больше всего в мире.

— Так ты не бросишь меня, потому что у меня появился новый папа?

— Нет, Бэк. Я бы никогда тебя не оставил. Люди не оставляют того, кого любят. Они навсегда остаются рядом. Вот почему я переезжаю в Атланту. Твоя мама перевезла тебя сюда, а я следую за тобой.

— Мой биологический отец меня не любил, поэтому мы жили в Нью-Йорке?

Господи. Он задавал такие прямые вопросы.

— Я понимаю, это сбивает с толку, но когда ты родился, Леви не знал, что ты его сын. Так что у него не было шанса познакомиться поближе с тобой. Теперь, когда узнает, обязательно тебя полюбит, я уверен.

Пришло время сесть и поговорить с Леви, чтобы убедиться, что мой сын будет в приоритете, как и должно быть. Если он собирался быть частью его жизни, ему бы лучше не исчезать.

— Он тоже будет здесь жить?

— Не уверен, приятель.

— Но ты говорил, что любящие люди не уходят. Так если он уйдет, это значит, что он не любит меня?

Боже, я знатно опростоволосился.

— Иногда, когда ты кого-то любишь, но вынужден отсутствовать физически, например, по работе, ты все равно придумываешь что-то, чтобы присутствовать в его жизни ежедневно. Когда я говорил, что любящие люди не уходят, я не имел в виду, что они лично должны присутствовать рядом ежедневно. Просто тебе нужно быть более изобретательным, чтобы найти пути быть вместе, когда не можешь присутствовать лично. Как мы с тобой в последний месяц, когда я должен был возвращаться на работу в Нью-Йорк.

— Как общение по ФейсТайму на мамином Айфоне?

— Именно.

— Как снэпчат?

— Я не в курсе, что это, но раз ты так говоришь.

Бэк кивнул и на какое-то время притих.

Здесь многое нужно было осознать, особенно ребенку его возраста. Я по сей день едва мог осмыслить это.

— У тебя есть какие-то вопросы, дружище?

— Могу я все еще называть тебя папой?

Мое сердце опустилось.

— Да, однозначно можешь. Я собираюсь навсегда остаться твоим папой.

— Тогда как я буду называть Леви?

Мысль о моем сыне, называющего другого мужчину папой, причиняла физическую боль. Но моя боль не имела значения.

— Уверен, ты с мамой и Леви в конце концов разберетесь с этим.

Несколько минут спустя Бэк спросил, может ли он вернутся к просмотру мультфильмов. Он не выглядел пострадавшим от услышанного. Я же, с другой стороны, чувствовал себя так, словно сражался десять раундов в тяжелом весе со связанными за спиной руками. Я был морально и физически истощен.

Той же ночью, после того как отвез Бэка к Алексе, я лежал в постели отеля, снова и снова прокручивая наш разговор. Для меня было важно придерживаться того, что сказал сегодня сыну. Дети больше учатся у родителей по их поступкам, а не словам. Мне нужно было показать, что я здесь надолго, учитывая то, что не мог контролировать действий Алексы и Леви.

Когда я попытался уснуть, одна мысль кружила в моей голове, не позволяя успокоиться. То, о чем я сказал. Хотя я верил, что слова правдивы, если быть честным с самим собой, я не совсем соответствовал своему собственному убеждению. И это не имело никакого отношения к моему сыну.

Люди не оставляют того, кого любят. Они всегда крутятся неподалеку.

***

На следующее утро мое беспокойство возросло. Корень этого произрастал в течение последних нескольких недель, но после моего разговора с Бэком он вырос как виноградная лоза и поселился в моем животе, голове. Что-то обвилось вокруг моего сердца так туго, что я едва мог дышать.

Мне нужно было вытянуть себя из постели и добраться в аэропорт. На заднем сидении такси я проверил время отлета и заерзал. Я знал себя и то, как могу зацикливаться на всяком дерьме, поэтому мне нужно было знать… Сдавшись наконец, я написал сообщение Роману в пять утра.

Дрю: Она встречается с кем-нибудь?

Он ответил через нескольких минут, как всегда. Роман был единственным знакомым человеком, кому требовалось меньше сна, чем мне.

Роман: Я думал, что не должен тебе этого говорить.

Дрю: Просто скажи.

Роман: Уверен, что сможешь это выдержать?

Боже мой. Я не был до конца уверен, что смогу. Но раз уж он спрашивал, значит, все было не так хорошо.

Дрю: Скажи.

Роман: К ней подкатывает сосед. Прислал ей цветы — огромный букет желтых роз. А еще недавно водил ее в шикарное место на обед, с большим ценником и дурацкими маленькими порциями.

Блядь.

Дрю: Что-то еще?

Роман: Начал приглядывать за ним. Прошлым вечером повел на ужин какую-то девушку. Высокую. Отличные ножки. В середине обеда мне показалось, что у них разразилась ссора. Она разыграла какое-то драматическое дерьмо, встала, бросив салфетку на стол, а затем в бешенстве умчалась. Думаю, он ее бросил.

Тревожным нутром я почуял наличие причины для этого. Я мог потерять ее навсегда, если не вытащу голову из задницы. Подъезжая к аэропорту, написал последнее сообщение другу перед выходом из такси.

Дрю: Спасибо, Роман.

Он незамедлительно ответил.

Роман: Иди и заполучи ее. Давно, блядь, пора.

***

Я нервничал почти так же, как и вчера, когда должен был выложить новости Бэку, но в моих ощущениях присутствовало и нечто другое. Решительность. Не важно, чего это будет стоить, я собирался заставить Эмери простить меня и дать еще один шанс. Я облажался и мог бы обвинить в этом миллион событий своей жизни, но правда была в том, что я облажался. А теперь собирался это исправить.

На двух лифтах в ее доме была вывеска о поломке. Я стоял перед единственным функционирующим, постукивая ногой и наблюдая, как на дверях меняются цифры. Он застрял на девятом на тридцать секунд, затем остановился на восьмом так же надолго. У меня нет на это времени. Осмотревшись, я увидел указатель к лестнице и сорвался на бег. Мое сердце колотилось, когда я перескакивал по две ступеньки, взбегая на третий этаж.

Затем я остановился у двери Эмери, и меня впервые осенило, что я понятия не имел, о чем собирался говорить. Два часа в самолете, а у меня даже не было вступительной речи. К счастью, я из той категории людей, которые полагаются на свою интуицию, когда дело доходит до устной аргументации.

Я сделал глубокий вдох, собрался с силами и постучал.

Когда открылась дверь, я понял, насколько был неподготовлен.

Потому что из квартиры на меня глазел Болдуин.

Глава 45

Дрю

— Где Эмери?

— Она одевается. У нас встреча за завтраком в колледже. Не то чтобы это тебя касается.

Профессор Мудак все еще стоял внутри, а я был тем, кто оставался снаружи. Символизм вгрызался в меня. Я прошел мимо него в квартиру Эмери.