Страница 98 из 124
- У него был… ошейник? – на какую-то секунду Луиза решила, что ослышалась: не может же всё быть настолько…
- Этого не знаю, но не удивлюсь, если был. Собака, говорю же, – Нимур принялся перебирать бумаги, откладывая нужные. – При этом когнитивные процессы хоть на низком уровне, но имеются, речь логичная, на вопросы отвечает хоть пару слов. Раньше и этого не было – считай, прогресс. Причём вырос он явно не на задворках в собачьей будке: не знаю уж, кто и как – но собакой его сделали. – Вместе с недоверчиво хмурящейся Луизой преподаватель вышел из кабинета: – Вот тебе история и расшифровки моих с ним сессий – ознакомься, прежде чем приступим. Ну а я всё же пойду перекурю… – Отойдя на пару шагов, Нимур обернулся: – Он в палате с зеркалом-камерой, можешь понаблюдать. Но ни в коем случае не заходи к нему одна.
Комментарий к 20. Анимация снов (2) Огромное спасибо за консультацию насчёт психотерапевтов Arbiter Gaius!
Арт и музыка: https://vk.com/wall-88542008_2407
====== 20. Анимация снов (3) ======
Комментарий к 20. Анимация снов (3) Большущее спасибо Arbiter Gaius за помощь с психотерапевтами! А консультацию психиатра я даж сам написал, потому что повидал их))
Иллюстрация и музыка: https://vk.com/wall-88542008_2465
Холодно.
Как же холодно, руки занемели, и нос, и под куртку пробирается зябкость: как ни жмись в комок – не согреться.
Рамси проснулся, колотясь крупной дрожью, с больно впившимися в щёку сухими ветками. На первом же вдохе подавился кашлем – и резко сел, озираясь. Посреди леса, на куче валежника – это сколько надо было выпить, чтоб вырубиться вот так?.. Что он успел наворотить? Откуда пришёл? Кто заблевал ему кровью куртку?
Снова закашлявшись до гадкой боли в боку, Рамси отряхнулся от снега – к счастью, насыпалось не так много, чтоб полностью замести следы. Почти не тошнило. Очень хотелось есть. Значит, не перепил… Натянув капюшон на заледеневшие уши, растирая пальцы, он по собственным следам побрёл обратно – всё ещё сонно-неловкий, одуревший, пытаясь выудить из бестолковой головы хоть какие-то воспоминания.
Дикие вопли Элиота, тёмные брызги в лицо. Вонючая жижа из крови и дерьма под ногами. Ярость, ярость – такая ослепляюще-безумная, какая только во снах бывает, когда не можешь заорать достаточно громко и ударить достаточно сильно. Гриш… Чем-то выбесил, Рамси даже погнался за ним… Наверное. Помнил свой рывок вслед, на улицу, а дальше, хоть убей, – ничего.
Над просекой, где они остановились вчера, рваными космами плыл горький дым. Рамси сначала учуял запах, потом увидел – всё ясней и чётче в просвете деревьев: лениво чадящий остов фургона, прогоревший так, что светился насквозь… Он ускорил шаг – без мыслей, без предположений, только тревожно стучалось в голове тоскливое и ёмкое: «Беда».
Снег вокруг фургона был изрыт – ногами, следами падений и борьбы. Чёрное пятно, раскинувшее рукава с рядами пряжек, – оказалось затоптанной курткой от болтонской униформы. И кровь. Тут и там кровь. Брызгами, мазками… Рамси обошёл вокруг капота по чужим неровным следам: пусто, тихо. Только ветер свистал в обугленной кабине и беспощадно-жизнерадостно сияло над картиной разрушения солнце. Ковырнул носком едва заметные в снегу обломки пластика – это был раздавленный Гришев телефон.
Рамси глубоко вздохнул, снова закашлявшись. Сел на покосившуюся приступку кабины и устало опёрся на колени – кособоко, оберегая ломаные рёбра.
Один. Вот теперь-то он был совершенно и окончательно один, собственными руками прикончив последнее верное существо. Так и не узнав, почему оно верным-то было… Да ещё и остался без машины. Вот что на самом деле проблема.
«Теон Грейджой, 18, отделение острых психозов» – значилось на потёртой обложке истории болезни; усевшись на ближайший подоконник, Луиза с интересом закопалась в распечатки.
Запись сессии напоминала пьесу в двух лицах – Терапевт и Пациент. Первое, что бросилось в глаза, – это долгий монолог в начале: одни только «Т» вперемешку с пометками профессора, в основном вопросы без ответов. Луиза отыскала, где впервые появились реплики пациента, и внимательно вчиталась в предыдущий текст.
«Т: Как ты себя чувствуешь сегодня?
Молчит.
Т: Ты что-нибудь ел?
Молчит.
Т: А спал всё так же на полу?
Молчит. Я чувствую беспомощность и злость на него.
Т: Ты ведь слышишь меня, верно?
Молчит. Меня угнетает, что я теряю время уже который день, теряю контроль над ходом сессии. Ощущаю, будто он бросает вызов моему профессионализму.
Т: Слушай, я знаю, что ты многое пережил. Шрамы на твоём теле говорят сами за себя. Должно быть, и правда после таких испытаний ты не доверяешь людям, не доверяешь жизни… – Пауза. – Но знаешь, я считаю, прошлому место в прошлом. То, что мертво, вновь не оживёт, как говорится.
П: То, что мертво, умереть не может. – Пауза. – Так говорится».
Поглощая текст всё быстрее, Луиза с восторгом отметила, как непринуждённо профессор Нимур подхватил беседу – будто та и была диалогом всё время. Ни словом не показав удивления, заговорил на отвлечённые темы: о море, о кораблях… Пациент отвечал, хоть и изредка: на каждый пятый, а то и десятый вопрос. Односложно, двусложно… А потом профессор, видимо, промахнулся. Этой ошибкой были невинные с виду слова: «Ты в детстве часто бывал на море, Теон?»
На этом разговор прекратился. Только лаконичная запись в конце: «Рычит, шипит, сжался в комок».
Пролистав остальное – много, на пару часов чтения! – Луиза наткнулась на прикрепленный к тыльной стороне обложки файл: выписки из больницы Пайра. Переводной эпикриз с десятком формальных фраз, последние анализы (ужасное истощение!) и зачем-то – вырванный из тамошней истории листок с осмотром психиатра.
«Консультация по экстренным показаниям, в связи с некупируемым эпизодом резко выраженного психомоторного возбуждения.
Со слов сотрудников ОАиР, пациент внезапно поднял и отбросил (избил?) мужчину весом около 200 фунтов, нанеся значительные повреждения, переломы. Причину пострадавший поясняет как “расстроился из-за фотографий”. Введено диазепама 0.5% – 4 мл в/м, 6 мл в/в дробно, без эффекта.
Объективно: неадекватен, дезориентирован, рвёт ремни мягкой фиксации, кричит. Реакция по типу болевой, локализацию боли не поясняет. Приступ купирован введением морфина 1% – 2 мл в/в. Контакту по-прежнему недоступен, кататонический ступор. Лечение согласовано, рекомендован повторный осмотр с целью перевода в стационар психиатрического профиля после дообследования и стабилизации состояния».
Что же там произошло? Луиза крепко сжала в руках захлопнутую историю – слишком взволнованная, чтобы читать дальше. Что ему показали, чем довели до такой реакции?! Через что он прошёл, чтоб испытывать такую боль при виде фотографий?.. Луиза нетерпеливо выглянула в коридор – профессор Нимур всё не шёл. Да в конце-то концов, он разрешил посмотреть! – и она пружинисто соскочила с подоконника.
В отделении, где подрабатывала медсестрой, Луиза могла бы найти нужный номер палаты даже с закрытыми глазами. Юркнув в камеру наблюдения, она с нетерпением приникла к односторонне прозрачному стеклу… да так и оторопела. Палата была пуста. Кровать нетронута, за столиком у окна никого, свет в санузле выключен… Для процедур ведь ещё рано!
Тревожно занывшими кончиками пальцев Луиза нащупала в кармане электронный ключ. Она не собиралась нарушать запрет профессора, конечно, но прежде чем поднять тревогу, надо было убедиться, что пациент и вправду сбежал!
- Привет, – окликнула она наудачу, войдя в палату – тишина; машинально заперев за собой дверь, прошла дальше, мимо столика…
Пациент сидел на полу, забившись в дальний угол: случайно или намеренно – за пределом видимости зеркала-камеры. Тощая, скорченная фигура в застиранной больничной рубашке: угловатые плечи, подтянутые к груди колени, взъерошенная светло-русая макушка… Разумнее всего было немедленно выйти – но Луиза, уже поздоровавшись, ощутила странную неловкость.