Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 21



В этом деле отец впрямую следовал примеру США. После двух визитов в эту страну он стал внимательнее приглядываться к заокеанскому опыту, примериваться к нему. Правда, возможности заимствования положительных черт в построении государственной структуры он публично никогда не высказывал. Лишь иногда, осторожно, в своем кругу.

Но если многие другие нововведения отца одобрялись или не одобрялись и все-таки принимались аппаратом, пусть и с недовольным ворчанием, то тут он задел за живое. В руководящем звене, от района и выше, началась паника. Сформировалась не просто группа недовольных, а серьезная оппозиция, жаждущая активных действий.

Подлили масла в огонь и акции, лишавшие аппаратчиков многих привилегий, дарованных Сталиным. Первым шагом в этом направлении сразу после XX съезда была отмена так называемых "пакетов" - не облагаемых налогом дополнительных регулярных выплат определенным категориям чиновников. Но испуг, вызванный "секретным докладом", привел бюрократию в оцепенение, видимо, поэтому "урезание" прошло сравнительно безболезненно. Слишком все были перепуганы, слишком свежи в памяти были ночные аресты, чтобы решиться на противоборство.

Однако шок быстро прошел, и аппарат усвоил, что теперь никому не грозят ни расстрелы, ни аресты, ни ссылки. Бюрократия стала все увереннее ощущать себя решающей силой, хозяйкой положения. Последовавшие инициативы безнадежно буксовали. Предложения о ликвидации "закрытых распределителей" и сокращении числа персональных машин должна была выработать и осуществить специально назначенная комиссия ЦК. Возглавил ее сначала Алексей Илларионович Кириченко, в то время Второй секретарь ЦК. Комиссия заседала, обсуждала, рекомендовала, отвергала и уточняла, но... ничего не решала.

Отец нервничал, торопил. Его заверяли, что дело близится к завершению. Показывали какие-то бумаги. Он на время успокаивался, и все возвращалось в прежнее состояние.

Кириченко сменили еще несколько председателей, и наконец после октября 1964 года комиссия прекратила свое существование. Единственно, что удалось отцу, - немного сократить парк персональных машин, пересадить чиновников с "Чаек" на более дешевые "Волги". Не всех. Министры, апеллируя к соображениям престижа, отстояли свое право на "Чайки".

Громоздкими "ЗИЛами" теперь пользовались тоже не все члены Президиума ЦК, а только три высших лица в государстве: Первый секретарь ЦК, Председатель Правительства и Председатель Президиума Верховного Совета. Остальные ездили на "Чайках".

Подсократили в то время и охрану. Отца, кроме его личного адъютанта-прикрепленного, сопровождал второй "ЗИЛ" с тремя охранниками, остальные члены высшего руководства довольствовались одним прикрепленным.

Во время поездок на дачу по Рублевскому шоссе отец не раз замечал гуляющих по окружающему шоссе лесу, даже в самую неподходящую погоду, похожих друг на друга молодых людей. Поинтересовался у Председателя КГБ Серова не его ли это люди? Тот не отпирался: "мои", и стал пространно говорить о необходимом минимуме безопасности, о возможных покушениях со стороны вражеских разведок. Отец его не дослушал, подобные разговоры ему обрыдли еще в сталинские времена, и перебил: "Если американцы захотят меня убить, то они это сделают, сколько бы людей вы ни натыкали вдоль дорог. Тут не убережешься. Но вряд ли они пойдут на такое. А так вы впустую расходуете народные средства". Серов не возражал, но и людей в штатском вдоль шоссе не убавилось. Правда, теперь они старались при приближении машины отца спешно укрыться в ближайших кустах.

Вторично объясняться с Серовым отец посчитал излишним, приказал урезать соответствующую статью расходов КГБ и передать Председателю, что, видимо, в его ведомстве столько излишних средств, что он просто не знает на что их расходовать. После этого "любители" лесных прогулок исчезли.

Не терпел отец и всяких "мероприятий" по пути его следования. Его лимузин шел в общем потоке транспорта, позволяя себе разве что в нарушение правил выскочить при обгоне за осевую линию, да нетерпеливо покрякивать сигналами, приближаясь к светофору. Заслышав знакомые требовательные звуки, регулировщики поспешно включали зеленый свет. Перекрытие улиц, организация шумных, мигающих разноцветными огнями как новогодняя елка кортежей, - такое никому не приходило и в голову. Конечно, не обходилось без заминок, особенно на перекрестках вблизи центра. Машин в городе становилось все больше. Для расшивки пробок отец предложил построить разноуровневые развязки и подземные переходы. Городские власти поначалу встретили очередную его "выдумку" без энтузиазма, - сложно все и дорого. Но потом идея привилась.

Конечно, установление социальной справедливости за счет ликвидации привилегий носило скорее морально-этический характер, поскольку решение экономических проблем от этого не зависело. Удовлетворить потребности в товарах можно было только их производством в достаточном количестве и нужного качества, а не путем перераспределения благ.



Принятые решения безмерно озлобили тех, кому грозило лишение привилегий. И, что немаловажно, не только их самих, но и их жен.

"Проходя коридорами ЦК, я просто физически ощущаю, как его обитатели в спину расстреливают меня взглядами", - при последней встрече, несколько противореча самому себе, пожаловался отец Снегову. Все это, в свою очередь, сыграло не последнюю роль в падении Хрущева.

Не увенчались успехом и попытки отца сократить государственный аппарат. Чиновники, сокращенные в министерствах, переходили в совнархозы, комитеты и другие новообразования, появлявшиеся как из-под земли. Понятно, что и эти мероприятия тоже ни в коей мере не добавляли симпатий к отцу со стороны бюрократии.

Все мы наслышаны о непростых отношениях отца с творческой интеллигенцией. Очевидно, этот феномен требует глубокого исследования. Я же позволю себе лишь несколько замечаний.

Результаты XX съезда партии вызвали резкое оживление в общественной жизни, литературе и искусстве. Появились новые имена, смелые произведения. Вслух стали говорить о том, о чем вчера боялись и подумать. Зашатались "авторитеты". И тут выяснилось, что сама власть не была готова к восприятию перемен. Развитие событий для нее оказалось неожиданным: такая "домашняя", послушная творческая интеллигенция выходила из-под контроля, отказывалась повиноваться привычному окрику сверху. Многих это новое пугало, а испуг, в свою очередь, вызывал ответные меры.

Отец никогда не занимался вплотную этими вопросами, не числя себя в специалистах, каким он считал себя в сельском хозяйстве, промышленности или строительстве. В официальной идеологии царили М.А.Суслов и Л.Ф. Ильичев. Однако в критических ситуациях оппоненты апеллировали к отцу: писатели присылали произведения, отвергнутые инстанциями, а "идеологи" при малейшем ослаблении "вожжей" хором стращали, говоря, что контрреволюция в Венгрии начиналась с "кружка Петефи", кончили же виселицами и стрельбой. Стоит отпустить "вожжи", и у нас может такое случиться.

В этих предостережениях была доля истины. Ведь расширение политических свобод, не подкрепленных экономически, может легко привести к непредсказуемым последствиям.

Последние годы перед отставкой омрачились его резкими столкновениями с писателями, поэтами, художниками, музыкантами. Он вступил в борьбу с теми, кто, по сути, стоял с ним по одну сторону баррикады, что было особенно обидно.

Нужно, впрочем, сказать, что акция была тщательно и продуманно срежиссирована. Отца долго обрабатывали, и наконец его удалось убедить, что "зараза" буржуазной идеологии овладела умами наших творческих интеллигентов, особенно молодых. Их надо спасать. Иначе они погубят себя и нанесут неизмеримый вред нашей стране, делу коммунизма. Известно, что "буржуазная идеология" лезет во все щели, стоит только потерять бдительность.

Расчетливо выбрав момент, Хрущева спровоцировали на ряд выступлений, поссоривших его с людьми, которые еще вчера были его самыми горячими сторонниками. Теперь же они оказались в разных лагерях.