Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 21

Хрущев Сергей

Никита Хрущев

Сергей Хрущев

Никита Хрущев

Несколько слов о книге:

Быть биографом собственного отца - трудная задача. Особенно когда речь идет о такой сложной, неоднозначной, а порой и противоречивой личности, как Никита Сергеевич Хрущев. Лидер советского государства на протяжении десяти лет, от был отстранен от власти собственными соратниками и до конца жизни пребывал в полуизоляции от мира. Развенчав культ личности Сталина, он не сумел воспрепятствовать созданию собственного культа. Смелый реформатор в политике и экономике, он не добился необратимости реформ, что после его отставки привело к застою в стране. Сторонник всеобщего разоружения, он был одной из ключевых фигур Карибского кризиса, поставившего планету на грань ядерной катастрофы: Описывая жизнь такого человека, трудно сохранить объективность. Тем не менее, Сергею Никитичу Хрущеву это удалось. Его книга об отце дает не только "портрет политика в окружении семьи", но и широкую историческую панораму периода правления Хрущева и его отставки. Автору удалось найти уникальные документы и материалы о малоизвестных событиях тех лет, и он широко использует их в книге, выстраивая версии, во многом противоречащие официальным источникам.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Глава I. Преддверие

Глава II. Октябрь

Глава III. Отставка

Глава IV. Мемуары

Глава V. Проводы

Глава VI. Памятник

ПРЕДИСЛОВИЕ

В этой книге я хочу рассказать, в основном, о последних семи годах жизни моего отца - Никиты Сергеевича Хрущева, Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.

В октябре 1964 года отец ушел в отставку со всех постов. Первоначально мои записки предназначались только для детей и внуков, а может быть, если повезет, и для будущих историков. В те времена, когда я писал эти строки, не приходилось думать о возможности издания книги об опальном лидере. Все мои усилия были направлены на то, чтобы уберечь их, что было сопряжено с немалыми трудностями. Но времена изменились, и появление книги стало возможным. Более того, на мой взгляд, необходимым, поскольку вокруг имени отца стали создаваться всевозможные мифы и небылицы. В некоторых публикациях истинные события нередко искажаются до неузнаваемости, а то и просто подменяются выдумками, как, скажем, легенда о покушении на него на крейсере "Червона Украина" или требование лететь в Киев вместо Москвы в октябре 1964 года, или "звонки" военным из Пицунды в том же октябре 1964-го и многие другие "или"...

В этом плане любопытны метаморфозы с сентенцией Черчилля о "невозможности перепрыгнуть пропасть в два приема". К каким только событиям эпохи Хрущева ее не привязывали. На самом деле случай этот произошел весной 1956 года во время визита в Великобританию. Я был тогда среди сопровождавших делегацию лиц. На обеде, устроенном хозяевами в резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, отца посадили за столом рядом с сэром Уинстоном Черчиллем. Он тогда уже отошел от дел, но не потерял интереса к политике. Ему было любопытно, кто же теперь стоит у руководства Советской страной.

Той весной мир был возбужден слухами о секретном докладе Хрущева на XX съезде КПСС, закончившемся всего два месяца назад. Человек, посмевший замахнуться на Сталина, привлекал всеобщее внимание. Отец не подтвердил, что он делал доклад, но и не уклонился от разговора о Сталине по существу, рассказал о вскрытых преступлениях. Одновременно он подчеркнул, что мы не забываем и о заслугах покойного лидера. В заключение он отметил, что начатый процесс очень сложен и болезнен, и потому проводить его надо постепенно, в несколько этапов. Вот этот тезис и вызвал ставший знаменитым ответ. Черчилль с сомнением покачал головой и сказал примерно следующее:





- Господин Хрущев, именно в силу той болезненности, о которой вы говорите, мне кажется, вопрос надо решать одним ударом и до конца. Затяжки могут привести к серьезным последствиям. Это как преодоление пропасти. Ее можно перепрыгнуть, если достанет сил, но никому не удавалось это сделать в два приема.

Сравнение понравилось отцу, и он не раз возвращался к нему при обсуждении предостережений "справа", предложений о приостановке или замедлении темпов десталинизации.

Прошло время, многое позабылось, и высказывание Черчилля теперь фигурирует как оценка то одних, то других хрущевских мероприятий, а кое-кто соотносит его и со всей эпохой "первой оттепели". И таких неточностей в последнее время появилось немало.

В своем повествовании мне хотелось передать события такими, какими они виделись мне в то время, по возможности сохранив при этом объективность. Я надеюсь, что эта книга хоть немного поможет читателям разобраться в своей истории, поможет увидеть в исторических персонажах не голые схемы, а живых людей.

Глава I

ПРЕДДВЕРИЕ

С Алексеем Владимировичем Снеговым я познакомился в начале шестидесятых, через несколько лет после его возвращения из лагеря в Москву. В то время он уже отошел, а вернее, его "отошли", от службы. Жил он с женой Галиной и маленькой дочкой на Кропоткинской улице.

В тот период Снегов работал над острыми вопросами истории нашей страны и Коммунистической партии, занимался тем, что сейчас называют ликвидацией "белых пятен". Уже прошел XXII съезд партии, тело Сталина вынесли из Мавзолея, но не рискнули нести далеко и закопали тут же, у Кремлевской стены. И эта двойственность была во всем. Страна еще только подходила к осознанию сталинского периода нашей истории, еще с трудом произносилось словосочетание "культ личности".

А ведь еще несколько лет назад его просто не знали. Когда формировалась комиссия Поспелова для предварительного анализа событий, происходивших в тридцатые годы, отец впервые произнес эти слова: "культ личности". Естественно, стали искать в первоисточниках, нет ли там чего-нибудь подходящего к случаю, и, конечно, нашли соответствующие цитаты.

Помню, дело было в выходной, на даче. Отцу принесли портфель с бумагами, откуда он достал тоненькую серо-голубую папку с подборкой цитат из классиков. Отец попросил меня прочитать вслух мысли Маркса об опасности и недопустимости культа личности вождя.

Я начал с заголовка: "Карл Маркс о культуре личности".

Над ошибкой посмеялись, а ведь, если вдуматься, в этой опечатке мало смешного: чтобы осмыслить происходившее, нужны были годы и годы.

Тогда и поразил меня Снегов, доказывавший, что нет отдельных ошибок и заблуждений Сталина, все происшедшее - плод его преступной политики. Снегов замахнулся не только на догмы "Краткого курса истории ВКП(б)", но и на всю канонизированную историю.

Алексей Владимирович написал несколько статей по истории, в том числе о позиции Сталина по вопросу явки Ленина в суд летом 17-го года и о трагическом самоволии Сталина и Ворошилова, что явилось одной из причин поражения Красной Армии в Польше во время войны 1920 года. Сегодня эти материалы встали бы в ряд с себе подобными. Тогда же они производили эффект разорвавшейся бомбы.

Сталинисты делали все, чтобы эти исследования не увидели свет. Против Снегова сплотились теоретики и практики во главе с Михаилом Андреевичем Сусловым, главным нашим идеологом, и заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС Леонидом Федоровичем Ильичевым. Ведь это они писали "историю", от которой Снегов не оставлял камня на камне, обвиняя их в фальсификаторстве.

В борьбе с консерваторами Снегов мог рассчитывать на поддержку лишь Хрущева и Микояна, в чьей честности он не сомневался. Официальным путем до высокого начальства добраться было трудно, помощникам Хрущева он не доверял, а Владимира Семеновича Лебедева, ведавшего в аппарате Хрущева вопросами, связанными с идеологией, просто считал человеком Суслова и скрытым сталинистом.

Последовавшие события показали, что Снегов в отношении Лебедева заблуждался, но тогда он не сомневался в своей правоте.