Страница 10 из 100
...1 октября. В Санкт-Петербурге, небось, моросят промозглые осенние дожди. Сутулятся прохожие в накидках, плащах, под зонтами. А здесь — ясное летнее утро, тёплый влажный воздух, блестящая, омытая ночным ливнем листва, цветы и птицы. Звуки природы, которые приятнее даже тишины. Почти полное одиночество. Чего ещё желать?
Пора ближе познакомиться с туземцами. Но прежде чем отправиться в деревню, надо обдумать непростую дилемму: брать или не брать револьвер?
Таков жестокий переход от теории к практике. Чего следует ожидать от этих людей? Что предпочесть в данном конкретном случае: доверие, непротивление злу насилием или осмотрительность, недоверие и готовность к активному сопротивлению?
Помимо общих соображений были и более деловые. Хорошо вооружённый человек постоянно имеет искушение воспользоваться своей силой. Как часто нелепые убийства совершаются от потери самообладания, из страха и желания опередить мнимого или реального противника.
Револьвер — грозное оружие. В случае нападения дикарей есть возможность уложить троих или даже пятерых. Так сказать, дорого продать свою жизнь.
Опять принцип торга: око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Но допустим ли такой торг? Какую пользу принесут лишние жертвы? Эти люди в ярости всё равно тебя убьют или, затаив ненависть, найдут удобный случай отомстить. Итак, какое принять решение?
Он взял с собой записную книжку и карандаш. Револьвер оставил дома.
На этот раз пошёл по тропинке в сторону, противоположную той деревни, где живёт Туй. Рискованный эксперимент! Но зато — чистый, как принято считать в науке. Ему, одинокому безоружному чужестранцу предстоит встретиться лицом к лицу с незнакомыми папуасами, не имея за спиной ни вооружённой охраны, ни хотя бы грозно дымящего военного корабля, наводящего на местных жителей страх.
Тропинка едва угадывалась в высокой траве, а в лесной чаще порой и вовсе терялась. Проплутав некоторое время, путешественник вышел на опушку около какой-то деревни. Слышались мужские и детские спокойные голоса. Только сейчас Маклай осознал, что ещё не слышал и не видел на этом берегу ни женщин, ни детей...
И тут он лицом к лицу столкнулся с мальчиком лет четырнадцати. Их взгляды встретились. Лицо подростка вытянулось от ужаса, а глаза сделались круглыми и стеклянными. Стряхнув оцепенение, он резко повернулся, шмыгнул в кусты и бросился со всех ног в деревню. Там завопили голоса, взвизгнули женщины или дети, и вскоре наступила полная тишина.
Маклай, помедлив, неторопливо пошёл вперёд. На площадке между хижинами перед ним стояла группа вооружённых мужчин. Другие, тоже вооружённые, находились несколько поодаль. Ни детей, ни женщин не было видно.
Продолжая спокойно идти к папуасам, Маклай с замиранием сердца увидел, что некоторые из них подняли копья с определённой целью метнуть их в пришельца. Позы были решительные и напряжённые.
Маклай подошёл к ним совсем близко. Ни одного знакомого лица. «Чистый эксперимент может завершиться большой кровью». Две стрелы просвистели совсем рядом. Послышались отдельные восклицания. Копья опустились. Стоявшие невдалеке туземцы с большими, почти в рост человека луками показали руками на дерево, давая понять, что стрелы пущены в птицу. Но никакой птицы на дереве не было.
Число туземцев постоянно увеличивалось. Возможно, явились жители соседнего посёлка. Угрюмые встревоженные физиономии, враждебные взгляды. У всех в руках орудие. Зачем явился сюда этот нарушитель спокойствия? Что ему надо? Как избавиться от него?
Вновь угрожающе поднялись копья. Острый наконечник одного из них при молниеносном выпаде едва не вонзился в глаз пришельца. Быстрота и верность руки нападающего были поразительны. Маклай оставался спокойным, только отошёл шага на два в сторону.
Послышалось несколько голосов, которые, по-видимому, неодобрительно отозвались о таком поступке. А учёный был в негодовании. Волна гнева поднялась в нём, готовая выплеснуться наружу. Как хорошо, что револьвер остался дома, а то рука невольно бы потянулась за ним.
Представители двух цивилизаций стояли друг против друга, не имея возможности объясниться на общем языке.
Надо было что-то предпринимать. Хозяева явно давали понять гостю, что ему лучше убираться подобру-поздорову. Можно ли убедить их в своих добрых намерениях? Самое благоразумное — ретироваться. Как они отнесутся к такому отступлению? Не последует ли смертельный удар в спину?
Но разве непротивление — показатель слабости? Напротив! Только сильному по плечу хладнокровие в трудной ситуации. Они должны бы это понять. Или они действительно коварны и беспринципны?
Папуасы напряжённо ожидали, что предпримет белый человек. А он ко всеобщему недоумению ухватил за угол новую циновку, лежащую у его ног, оттащил её под тень пальмы и неторопливо улёгся. Закрыл глаза, словно собираясь спать. Затем привстал, ослабил пояс, расстегнул башмаки и окончательно устроился на циновке, готовясь ко сну.
Хозяева с немалым удивлением разглядывали бесцеремонного, смелого и необычайно доверчивого гостя. Он ясно давал понять, что устал и желает заснуть.
Маклай, закрыв глаза, думал, что лучше умереть во сне, а не в полном сознании, и одному, а не убив нескольких туземцев. Выбор остаётся за ними. Какие чувства возобладают? Это предстоит выяснить... или не узнать никогда...
Невдалеке затянула свою жалобную песню какая-то птица, а резкие вскрики быстро летающих лори несколько раз обрывали дремоту. Наконец под стрекот цикад — словно сверестит сверчок за печкой — он незаметно для себя заснул...
Открыл глаза. Чувствовал себя отдохнувшим и освежённым. Судя по сместившимся теням, проспал не менее двух часов. Несколько мужчин сидели на корточках недалеко от циновки и разговаривали вполголоса, чтобы не тревожить спящего. Они жевали, судя по всему, бетель — толчёную смесь пряных листьев кустарника из семейства перечных, семян арековой пальмы и извести. Туземцы были без оружия.
Он протянулся и начал приводить в порядок костюм, обуваться. Это занятие позабавило хозяев. Возможно, одежда представлялась им какой-то нелепой причудой, очевидным излишеством.
Встав, Маклай церемонно раскланялся со всеми и направился по знакомой тропинке домой. Да, именно домой — олицетворению уюта и безопасности. Особенно остро это почувствовал вечером, когда вновь грянула гроза, потоки ливня хлестали по крыше, а в хижине было сухо. Пришёл Бой, жалуясь на раны после укусов муравьёв. Пришлось обмыть их нашатырным спиртом и перевязать. Всё-таки зверские существа, эти тропические муравьи, особенно когда они, бестии, забираются в бороду...
Вечером пришёл Туй. Он объяснил, что ему требуется топор для того, чтобы рубить дерево. Обещал в скором времени вернуть инструмент. Пришлось уважить просьбу. Кстати, это будет испытанием туземца на честность.
— Хозяин, зачем вы дали ему топор? — угрюмо спросил Ульсон.
— Он обещал скоро его вернуть.
— Как же, вернёт. Видал я таких.
— Проверим, каков он.
— Да чем же он лучше нашего брата? Дикий человек. Кстати, как вы разбираете, что он там лопочет?
— Привык! — Действительно, они с Туем легко понимают друг друга без помощи языка. Что это? Телепатия — сказали бы спириты. А в действительности проявление человеческой симпатии и взаимопонимания на основе общности мыслей и чувств. Или всё-таки есть и какая-то телепатия? Нет, пожалуй: проявляется общечеловеческий язык мимики и жеста.
Утром папуасы притащили несколько длинных бамбуковых палок для веранды. Был тут и Туй, однако без топора.
— Что я говорил? — не без злорадства сказал Ульсон.
— Подождём, — отозвался Маклай.
Он принёс туземцам две иллюстрированные книги. Картинки произвели на них сильное впечатление. Когда Маклай показал им портрет какого-то человека, они взглянули на него как на что-то страшное, встали и сделали вид, что собираются уйти, показывая, что книгу надо унести в дом. Так Маклай и поступил, после чего они успокоились.