Страница 83 из 94
— Завтра же соберу воевод на совет, и пусть они решают, что делать с братом, — закончил Александр.
Однако замысел сей осуществить не удалось. В глухую полночь застучали в ворота, прибыл гонец из Сарая. Хан Батый срочно требовал князя к себе. Без промедлений.
Поутру Александр собрался, оставил княжение на Василия и выехал. Особого беспокойства князь не испытывал, вины за собой не чуял, потому въезжал в Орду без страха и опаски.
Внук Темучина принял его незамедлительно. Он уже с трудом мог говорить, из щелистых глаз выкатывались слёзы. Рядом с ним горделиво сидел сын Сартак, который и распоряжался всеми делами, и хан, подняв тяжёлые веки да ткнув в него толстым дрожащим пальцем, вымолвил гостю всего лишь одну фразу:
— Слушайся его во всём!
После чего слуги поднялись и унесли старого хана в соседнюю юрту. Сартак, такой же луноликий и дородный, занял место отца.
— Я всё знаю от Эльдега, — напустив важную хмурость на лицо, вымолвил новый управитель Орды. — Ханши на троне уже нет, его занял мой дядя Менге и возвратил отцу триста тысяч ратников, кои ходили в дальний поход...
Упоминание о великой рати прозвучало как предостережение, однако Сартак не собирался ссориться с новгородским князем.
— И от его имени я назначаю тебя, князь, старшим над всеми князьями и народом на Руси! — торжественно объявил он и поднял пиалу с кумысом.
Ярославичу поневоле пришлось последовать его примеру. Кумыс оказался тёплым, кислым и вонючим.
— А твоего нахального братца я решил наказать, — продолжил Сартак. — Чтоб впредь никто не смел в обход нам присваивать себе ярлыки. И сие не одна его вина. Он вздумал самовольно не платить Орде дань и посмел за нашими спинами договариваться с Даниилом Галицким и мерзким папой римским о противлении нам! Любого из этих прегрешений достаточно, чтобы лишить его жизни, но я, уважая тебя, великий князь, хочу лишь иметь его своим пленником и посажу в камышовую клетку. Мои слуги будут его кормить, поить и показывать всем остальным русичам для острастки и напоминания, а когда князь укротит гордыню и научится послушанию, то я отпущу его под твою волю. Три моих лучших воеводы: Неврюй, Олабуга и Котья уже спешат к Владимиру, чтоб захватить князя. Если только он раньше не струсит и не сбежит...
Губы Сартака растянулись в сладкой улыбке, и Александр вдруг узрел перед собой Батыя, не дряхлого, не умирающего, а крепкого и розовощёкого. И столь же коварного.
В доме великого князя Андрея во Владимире уже с рассвета не спали. Гонец, прискакавший с дальней заставы, рассказал о нашествии степняков, каковые своих намерений не скрывали: да, они идут, чтоб проучить за своенравность великого князя, грозили ему расправой и расспрашивали, где он, сколько у него войска да как укреплён Владимир. Жена хозяина Марья Даниловна бросилась в молельню умолять Богородицу пощадить их, а младший Ярославич заторопил слуг, приказал спешно укладывать добро в лари, вызвал воевод, чтобы те собирали дружину, приводил в чувство жену, сам стал обряжаться в доспехи, надеясь через час, не позже, покинуть столицу Руси.
— Поезжай в Новгород или Псков, там увидимся, брата Александра дома нет, он в Орде, и татарская тьма послана на меня им, я в том не сомневаюсь! — Ярославич презрительно усмехнулся.
— Зачем, не ведая правды, ты на него наговариваешь, — упрекнула мужа Марья Даниловна.
— А то я не знаю, сколь сердешно он меня любит, — негромко рассмеялся Андрей. — Закрепи, Прохор, потуже наплечники!.. Вот так... И странная морока, Машенька: пока он сидел в Новгороде, Батый или, кто там теперь, Сартак обо мне не вспоминали. Он уехал в Сарай, и через неделю, как слышала, войска вышли оттуда, чтоб проучить меня. Снова оказия?.. Возможно, и так. Но она на пользу братке. Он возжелал её. О боже, боже! Доколе мы будем браниться и наводить татар друг на друга? На Руси никогда ничего не изменится! И ныне лучше бежать в чужие земли, нежели дружить да прислуживать татарам.
Последние фразы Андрей произнёс тихой скороговоркой, для себя, но княгиня их расслышала.
— О чём ты говоришь? Куда бежать? В какие чужие земли? — встревожилась жена.
— Всё, выносите короба, хватит их набивать, всего не унесёшь! Выносите, я сказал! — гневно закричал Андрей. — Подожди, Прохор, я устал стоять...
Он сел на лавку.
— Вытри пот на лбу!
Прохор вытер.
— Не шоркай, а прикладывай! — прорычал князь. — Сколько раз тебя учить, бестолочь!
Жена ещё ждала ответа, недоумённо глядя на мужа, а он не мог и не хотел в присутствии слуг что-либо объяснять ей и уж тем более то, что ни старший, ни младшие братья приютить его не жаждут, а укрывать от татарвы тем паче. От Батыев же на Руси ныне нигде не спрячешься. А значит, единственное спасение — бежать в чужие земли, куда степняки вряд ли докатятся. Они слишком ленивы и осторожны. Их земной, змеиный ум остерегает и подсказывает: лучше забрать кусок похуже, но лежащий рядом, нежели искать лучший, но спрятанный за далёкими морями. Вот и разглагольствования Гуюка о покорении Европы были всего лишь безудержным хвастовством больного князька, наверняка знавшего от своих волхвов, что скоро умрёт. Потому хотя бы в словах ему хотелось насладиться запахом дальних походов.
— Может быть, мне не уезжать? Как-то нехорошо спасаться бегством... — нерешительно промолвила княгиня. — Я никуда не хочу уезжать.
— Хочешь попасть в татарские наложницы? Что ж, оставайся, — холодно заявил муж.
— Но почему в Новгород, Псков? Давай уедем к отцу в Галич, он любит тебя и защитит нас!
— Против Орды и он не заступник, — вздохнул Андрей. — Я его тоже люблю, потому и не хочу подвергать твой родительский дом опасности.
— Я боюсь за тебя, — на глазах Марии Даниловны выступили слёзы. — Они разобьют вас!
— А я и не собираюсь драться с дикой татарвой, — усмехнулся князь. — Я только хочу их увести подальше от города. Ни к чему, чтоб его сжигали во второй раз, мы с отцом столько сил отдали, чтобы хоть наполовину восстановить.
— Но тогда зачем мне уезжать?
— Они могут нас не найти и зело озлобиться. И тогда, кто знает, что им взбредёт в голову.
За окном затрубили рога, призывая дружинников к построению, раздались зычные команды воевод.
— Мне пора, прощай! — Андрей поднялся, прижал её к себе, трижды поцеловал. — Запомни: я буду ждать тебя в Новгороде или Пскове.
— Береги себя! Я буду молиться за тебя.
— И ты береги себя!
Неврюй нагнал владимирского князя у Переяславля. Отзревала макушка жаркого лета, трава успела пожелтеть, берёзы поникнуть, и только сосны не теряли густой жирной зелени.
Степняки возникли, как чёрный рой саранчи на горизонте, затмив яркую синеву неба. Отступать, а тем более пускаться в бегство было поздно, и Андрей развернул дружину лицом к неприятелю.
— Унавозим нашу матушку-землю татарским дерьмом! — крикнул он. — Пусть знают степняки, что русичи никогда не празднуют труса. Вперёд за отечество!
Слова у него всегда хорошо получались: проникновенно, страстно. Он и Огул-Гаймиш ими совратил. Пришёл, а она захотела поговорить с ним наедине, им и толмач был не нужен, потому слуг отослала, приказав принести лишь заморских плодов да вина.
И Андрей заговорил о том, как ослеплён её красотой, блеском глаз, похожих на яхонты, белизной кожи, округлостью щёк, он восхитился её чёрной родинкой над верхней губой, сказал, как робеет, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Глаголил, что в голову взбредёт, льстил грубо и упрямо, и ханша, разомлев от сладких слов, сдалась, сама увлекла его в спальню, отдавшись целиком телесной страсти. Как потом призналась она сама, Гуюк из-за своей болезни даже не смог сделать её женщиной, и она, промучившись с ним двадцать лет, теперь жадно восполняла этот пробел.
Андрей понял, что он не первый и не последний, что многие первые советники уже побывали в её объятиях, потому-то и не спешат выбирать нового хана. И Огул понимала, что долго ей на троне не усидеть, но пока длится власть, она может и наслаждений вкусить. Русич ей сразу понравился и ликом, и обхождением. Три встречи было у них, и он постарался, чтобы правительница осталась довольна. А потому и ярлык великого князя оказался в его руках. Впрочем, то, как он его получил, не стало тайной. Слуги здесь болтливы, как и везде. Но победителей не судят. И, летя навстречу степнякам, Андрей вместе с холодным ознобом осознал ту горькую истину, что за всё рано или поздно приходится расплачиваться. И мстить за роковую связь с ханшей примчались сюда эти низкорослые всадники и живым его не отпустят.