Страница 60 из 94
Великий магистр занервничал. Прощаться с деньгами — для него нож острый. Да кроме того подозревал, что наглый Ганс его обманывает, выдаёт наушнику много меньше, но на обострение не пошёл и сейчас, предполагая, что как только надобность в услугах лазутчика отпадёт, фон Фельфен распорядится, чтобы его тихо убрали, а заработанные им деньги останутся у него. Он достал пять золотых, молча передал Гансу.
— Приглядывай там за Василием, коли потеет, — усмехнулся фон Фельфен. — Чуть что, голову в петлю да покаянную записочку, каковой я тебя обучил.
— Я помню.
— Тебя-то не подозревают? Спрашивали же, куда направился?
— Для всех умчался в Торопец навестить больного брата. Настоятель монастыря, отец Серафим, собрал мне поесть в дорогу, дал денег, эти русские весьма душевные люди, простодыры. Всему верят, чего не наплетёшь.
Ганс рассмеялся, сгрёб в дорожную суму с подноса овощи и ковригу хлеба. Великий магистр молча наблюдал за ним. Посланник налил себе ещё кубок вина, выпил, поднялся.
— Нравится мне наш хлеб. Долго мне ещё монашескую сутану таскать да поклоны отбивать, ваша милость? — отрывисто спросил он.
— Теперь уже скоро, Ганс. Продержись ещё месячишко, от силы два. За это время твой кошель основательно распухнет. Больше не рискуй, я сам найду способ связаться с тобой, — проговорил фон Фельфен. — Удачи!
Ганс ушёл. Глава Ордена презрительно поморщился, глядя ему вслед, потом позвал слугу и повелел разбудить барона Корфеля. Едва тот появился, фон Фельфен радостно объявил:
— Мы выступаем. Завтра же.
— Что-то случилось?
— Да! Шведы потерпели поражение, но важнее другое: князь Александр поругался с боярами и покинул Новгород. У нас есть переветный князь, Ярослав Владимирович, который находится под нашим покровительством, он будет воевать Псков, мы же поживимся добычей и уйдём, так что на нас и подозрение не падёт.
— А если русский князь вернётся?
— Александр, кажется, сын безумного Ярослава?.. — фон Фельфен потрогал свой большой мясистый нос. — Тот, когда обижался, не сразу смирялся с обидой. И потом, если б он хотел вернуться, не стал бы забирать мать и жену, а тут вывез всё семейство. Другой такой удачи чего ждать? Поверьте, барон, я не Волквин, меня не знобит от звона мечей, я не искатель приключений и подвигов, но считаю: если чьё-то добро плохо лежит, ему требуется новый хозяин. Думаю, что и вам не помешает сундучок с золотыми дукатами, дабы обогреть будущую старость ласками не одной юной нимфы...
Фон Фельфен многозначительно улыбнулся. Он полагал, что знание слабых мест своих подчинённых — наилучший способ властителя управлять ими. За собой же он не замечал никаких пагубных пристрастий, кроме тяги к роскоши и деньгам. Но поскольку этой чертой обладал каждый нормальный человек, она не являлась слабостью. И на этом основании магистр считал себя сильной личностью, рождённой для небывалых побед.
— Да благословят нас Господь и папа наш римский на великое деяние: покорим северных русичей и встанем твёрдо, а папа со степняками договорится. Кто силён, тот и правитель!
Сгоревший при нашествии татар княжеский дом успели отстроить, и Александр с семейством расположился там. Ярослав звал сына к себе, но он не поехал: знал, что отец души не чает в Андрее, а тот, как охвосток, повсюду ходит за ним по пятам. Ехать да умиляться их дружбой ни к чему, да и сын после переезда внезапно разболелся, и лекари опасались за его жизнь.
Мучило и другое: неблагодарность новгородцев и собственная неспособность сдержать гнев и ярость. Через два дня герой Невы перекипел, отошёл, успокоился, увидев, что ссора не стоила этого разъезда. Больше того, новгородцы в чём-то и правы, они никому не хотят уступать своих законов, считая, что ни великий стратег, ни именитый князь переходить их не должны. Шешуня с младых ногтей живёт в Новгороде, и эту вечевую гордыню выучил наизусть. Оттого и предупреждал. Александр к тому же ещё и слушать не умеет.
Между тем вести приходили тревожные. Ливонцы покорили Псков, заставив его жителей подписать постыдный мир, вторглись и в новгородские земли. И хоть боялись осаждать саму крепость, но вокруг зло разбойничали, грабили купцов, обложили данью волжан, построили свою крепость в Копорье, на берегу Финского залива. Часть псковитян прибежала к Александру в Переяславль, прося защиты, но он сам идти на поклон к новгородцам не захотел. Те же, понимая свою слабость, обратились к Ярославу с просьбой дать им надёжу, и великий князь отправил в Новгород Андрея.
Александр, прослышав об этом, помрачнел ещё больше. Шешуня предлагал ему ехать во Владимир и переговорить с отцом, но победитель на Неве наотрез отказался. Занялся частоколом вокруг дома, вкапывая полутораметровые колья, точно хотел отгородиться ото всех. Мать его больше не тревожила. Она постоянно прихварывала, головные боли её не отпускали, и домочадцы слышали стоны, доносившиеся из светёлки княгини. Переезд и волнения из-за сына лишь усугубили недуг, а лекари уже ничем не могли укротить боль. Это только добавляло мрачности всей домашней обстановке.
Но, улучив момент, Феодосия призвала сына и сказала:
— Если вдруг умру, похорони меня в Новгороде, не хочу здесь лежать.
Александр начал её корить за такие рассуждения, она же взяла его за руку и вымолвила:
— Я знаю, в тебе этого дикого отцовского духа не много, он скоро изойдёт, да и сам отец наш переменился. Я хоть давно его не видела, но чувствую. В тебе больше от моего деда, Мстислава, а он был велик душой и злой памяти не держал в себе. Будь и ты таким. Умей стать выше собственной обиды. Ты же князь, и вся кровь великих предков в тебе...
Слеза скатилась по материнской щеке, губы дрогнули, и слабая улыбка озарила на мгновение её лицо. Александр поцеловал матери руку, она погладила его по голове.
— Я чую, новгородцы без тебя не обойдутся...
И всё так случилось, как она предсказывала. Княжение Андрея, как он ни старался, не заладилось. Он попробовал собрать дружину, чтобы пресечь для начала разбои вокруг града и на границе княжества, но старые герои, прославившие себя в битве на Неве, Гавриил Алексия, Яков Полочанин и Сбыслав Якунович наотрез отказались идти с молодым князем Андреем.
— Идти в поход с неопытным стратегом лишь понапрасну головы свои губить, — бесстрашно заявил на вече Гавриил Алексия. — А у меня она пока одна. Вот если вырастет вторая, сам в дружину попрошусь!
Богатырей поддержали и другие. Но всё ж дружину собрали, Андрей выступил, но разбойники, точно надсмехаясь над ним, водили его за нос. Дружинники приехали на место разбоя через час после того, как тати, поживившись добром, успели улизнуть. Они проскакали не одну сотню вёрст, гоняясь за увёртливыми ливонцами, не сумев поймать ни одного. Наконец ратники возроптали и потребовали возвращения в Новгород.
Лишь когда дружина вернулась ни с чем, а разъярённые и ограбленные купцы потребовали от вече покончить с разбоем, бояре с посадником всерьёз призадумались. Андрей, не чинясь, готов был сам сопровождать торговые караваны, но урон, нанесённый новгородской вольнице, был столь ощутим, что почти все бояре на вече высказались за то, чтобы ехать в Переяславль да снова звать на княжение Александра. Народ радостно поддержал их. Оправданий Андрея Ярославича даже слушать не стали. Возмущённый столь наглым поведением новгородцев, он, не дожидаясь, что решит брат, собрался и уехал к отцу, а потому посланники уже знали: без Александра им возвращаться никак нельзя.
Однако ещё до прибытия архиепископа Спиридона в Переяславль пришли калики перехожие и, упав перед княжеским крыльцом, возопили нечеловеческими голосами. Александр вышел к ним, и те рассказали о растерзанном Киеве, каковой монголы превратили в руины. Разрушены Десятинная церковь и Печерская лавра, варвары, вломившись в усыпальницы древних князей, вытащили их кости и черепа из гробов, топтали их ногами и мочились на них. Услышав эти вести, Ярославич потемнел лицом и готов был немедля вскочить на коня и помчаться биться с ворогом, но разум удержал его от этого шага. К вечеру прибыли и новгородские послы. Архиепископ пал на колени и со слезами на лице от имени всего народа стал просить князя вернуться.