Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 25

По мере централизации власти монархов в качестве такого нового способа внутреннего управления на государственном уровне в Западной Европе XVI–XVII вв. постепенно формируется организационно-правовой механизм собственно «полицейской» деятельности в виде системы профессиональных учреждений уже преимущественно надзорно-правоохранительного и юрисдикционно-карательного предназначения.

Начиная с конца XVII в. и весь XVIII в. полицейская деятельность как обширная сфера управления практически всеми внутренними делами государства достаточно долго воспринималась, рассматривалась и исследовалась европейскими учеными в основном не с точки зрения юриспруденции и задач определения правовых границ для нее, а в целях философско-исторического осмысления реализации в государственном управлении «идеи об общем благе», которая в Европе получила распространение в виде теории философской школы евдемонистов, одним из наиболее видных представителей которой был философ Христиан Вольф.

В доведенных до крайностей формах эта теория доминирования общих интересов над интересами личности получила развитие в учениях абсолютистов и меркантилистов, обосновывавших идею абсолютной власти монарха (правителя) как лучшей формы государственного отеческого попечения о «неразумных подданных». В России представителями этого патерналистского направления политической и правовой мысли в конце XVII – начале XVIII столетий были выходец из Хорватии советник царя Алексея Михайловича Ю. Крижанич – автор трактата «Разговоры о государстве» (более известном под названием «Политика»), а позднее – современники Петра I: автор знаменитой «Книги о скудости и богатстве» 1724 г. крестьянин-самоучка Иван Посошков, вице-президент Синода Феофан Прокопович и автор многотомного труда «История Российская» В.Н. Татищев. Все свои упования и чаяния о благоденствии в российском Отечестве они возлагали исключительно на административные монаршие меры, утверждая, что народ – это воск, из которого можно лепить что хочешь. Для благоденствия подданных – «неразумных рабов государевых» – и при полном игнорировании их собственной воли, прав и интересов верховная власть должна ими управлять и регламентировать их жизнь.

В тот же период в европейских странах получили развитие и так называемые камеральные науки. Параллельно с меркантилистами с XVII по середину XIX в. камералисты (Н. де ла Маре, И.Г. фон Юсти, Ж.Э. Пюттер, Г. фон Берг, Р. фон Моль, О. Бэр, К. фон Гербер, Л. фон Штейн, О. Майер и другие – преимущественно немецкие и французские – ученые) занимались изучением способов «охранения и процветания» государства, т. е. наилучшего управления прежде всего казенным (или «камерным») имуществом, под которым понимались государевы финансы (казна), земли и другое государственное имущество (казенные предприятия, промыслы и т. д.). Российские патерналисты (названные Ю. Крижанич, И. Посошков, Ф. Прокопович и другие) также считали главенствующим «царский интерес, умножение казны государевой». Соответственно главным богатством государства они почитали деньги, а главный источник их поступления в казну видели в развитии торговли и ремесел, которые обогащают государство и поэтому должны быть всецело подчинены правительственной опеке и регламентации. Происходящее от позднелатинского camera немецкое слово kameralien определяло аналог современного понятия «наука государственного управления». Камералистика, таким образом, явилась прообразом науки об управлении, отражавшей характерные для того времени представления о закономерностях, правилах, формах и методах публичного управления в условиях не ограниченного правом монархического государственного устройства. При этом образцом такого устройства власти в тот период считалась форма абсолютных монархий.

Следует, однако, учитывать, что камеральная наука также еще не была наукой как таковой в современном понимании, а являлась скорее собранием практических рецептов и рекомендаций по управлению внутренними делами в европейских монархиях, наделявших полицию множеством функций (наряду с изначальным обеспечением безопасности) и охватывавших полицейскими регламентами все стороны жизни людей[8].

В условиях абсолютных монархий полиция по усмотрению и воле государей имела практически всеобъемлющие полномочия по обеспечению порядка и безопасности, а также по регулированию и контролю экономической жизни, реализуя и нормотворческие, и фискальные, и судебные функции. Такое государственное устройство, получившее наибольшее распространение на германских территориях, позднее стало определяться в науке XIX в. термином «полицейское государство» (Polizeistaat)[9].

В России полиция как самостоятельное государственное учреждение с таким названием была образована в 1718 г. Петром I. В обязанности городской полиции царскими «пунктами» были вменены прежде всего задачи охраны безопасности. Наряду с обеспечением общественной безопасности и порядка, пресечением преступлений, а также надзором за лояльностью государству граждан и их объединений регулирующая и контрольная деятельность полиции распространялась также на казенное имущество, муниципальную и коммунальную сферу, народное образование и регулирование семейных отношений, транспорт и почтовую связь, кредитные учреждения, торговлю, сельское хозяйство, ремесленное и промышленное производство и даже на «благочиние» (т. е. соблюдение церковных правил и пристойное поведение в храмах).

Например, в Регламенте 1721 г. сфера деятельности полиции в Российской империи была сформулирована столь широко, что охватывала практически и все внутреннее управление, и «благоусмотрение», и судебные функции[10]. Более того, в период с 1721 по 1775 г. в силу «постоянного изменения воззрений законодательства на полицию как на учреждение и задачу… в отношении к подчиненности, формам сношений, кругу органов, сфере деятельности и характеру власти, полиция… успела присвоить себе одно время даже законодательную власть, издавая общеобязательные уставы»[11].

Принципиальное значение для исследования генезиса административной ответственности в российском праве имеет анализ развития профильного дореволюционного законодательства.

Так, первая в истории России попытка объединения разрозненных норм о публично-правовой ответственности (в современном понимании этого термина) была предпринята еще в середине XVII в. Речь идет о Соборном уложении 1649 г., которое вплоть до начала XIX в. было основным законодательным источником, представлявшим по своей форме произвольно скомпонованный свод действовавших российских законов с нормативным содержанием разной отраслевой направленности.

Регламентации публично-правовой ответственности были посвящены гл. I–VII, IX–X и XXI–XXV Уложения. Из них только две главы имели исключительно уголовно-правовое содержание: гл. XXI «О разбойных и татебных делах» и гл. XXII «За какие вины кому чинить смертную казнь и за какие вины смертью не казнить, а чинить наказание» (всего 26 статей). Критериями его архаичной классификации выступали прежде всего категории лиц, совершившие наказуемые деяния. Например, в гл. I это были богохульники и церковные мятежники, в гл. IV – «подписчики» и подделыватели печатей, в гл. V – «денежные мастера» (фальшивомонетчики), в гл. XII – ратные люди, в гл. XXII и XXIV – стрельцы, атаманы и казаки. Вместе с тем в ряде глав Уложения нормы были сгруппированы по другим критериям: в гл. II и III – в соответствии с охраняемым благом (государская честь и государское здоровье, государев двор); в гл. XXI – по видам преступлений (разбойные и татебные дела) и т. д.

Составители Соборного уложения 1649 г. не знали и не употребляли понятий «преступление» или «проступок», а наказуемые (казнимые) властью деяния формулировались ими исходя из традиционных религиозных и моральных запретов на основе сложившейся к тому времени практики судебных прецедентов, правовых казусов и обычаев. В связи с этим конкретные статьи профильных глав Уложения, по образному выражению исследователя этого памятника А.И. Ситниковой, представляли собой скорее правовые «сюжеты», чем привычные нам сегодня «составы» правонарушений[12].





8

Подробнее об учениях западноевропейских и российских патерналистов, меркантилистов и камералистов см.: Тарасов КТ. Очерк науки полицейского права. С. 10–44; История политических и правых учений: учебник / под ред. В.С. Нерсесянца. М., 1988. С. 234–258; Кирин А.В. Административно-деликтное право: теория и законодательные основы. С. 20–33.

9

Подробнее о теории государственного управления, науке права внутреннего управления и предшествовавших им философских, политических и правовых теориях см. также: Летков В.Н. Русский народ и государство: история русского общественного права до XVIII века. М., 1858; Тарасов КТ. Основные положения Лоренца Штейна по полицейскому праву в связи с его учением об управлении. К., 1874; Его же. Очерк науки полицейского права; Драго Р. Административная наука / пер. с фр. М., 1982; История политических и правовых учений. С. 237–258; Вебер М. Указ. соч. Т. III. С. 44–223 и др.

10

Подробнее об истории полиции в Российской империи см., напр.: Тарасов И.Т. Очерк науки полицейского права; История полиции дореволюционной России: сб. док. и материалов по истории гос-ва и права / сост. B.M. Курицин, Р.С. Мулукаев, В.П. Коряков. М., 1981; Сизиков М.И., Борисов А.В., Скрипилев А.Е. История полиции в России (1718–1917 гг.). М., 1992; Сизиков М.И. Полицейская реформа Петра Первого // Правоведение. 1992. № 2. С. 88–96; Гадай Ю.Г. Суд и административно-полицейские органы в пореформенной России (1864–1879). Н. Новгород, 1999; Российский Б.В., Стартов Ю.Н. Административное право: учеб, для вузов. М., 2009. С. 110–112; Кирин А.В. Административно-деликтное право: теория и законодательные основы. С. 20–24 и др.

11

См.: Тарасов КТ. Очерк науки полицейского права. С. 21–22; Кирин А.В. Административно-деликтное право: теория и законодательные основы. С. 23–24.

12

Ситникова А.И. Соборное уложение 1649 г. как законописный правовой памятник//История гос-ва и права. 2010. № 22. С. 24–26.