Тайны Браголина

— Сэр… — Оливер, в отличие от многих других работников отделения, шефа полиции не боялся. Но сейчас неуверенно топтался в дверях, подыскивая слова. — Сэр, у нас тут происшествие.

— Какое? Что-то серьёзное? — скорее для проформы спросил Бенсон. Если бы у Эллингтона были серьёзные проблемы, то комиссар бы об этом уже знал.

— Одна из столичных газет призывает к сжиганию картин в общественном месте…

— С каких пор это является проблемой вашего отделения? — Бенсон взял протянутую ему газету порепаными от бумажной пыли пальцами и, поправив очки в толстой оправе, начал читать.

Эллингтон молча ждал, растирая костяшки рук — те побелели от напряжения.

Ровно две минуты — привычка засекать время ожидания у Оливера была с детства — понадобилось Бенсону, чтобы прочитать статью дважды. После чего он отложил газету в сторону, аккуратно сложив её по сгибам, и, нахмурившись, поднял глаза на Эллингтона.

— Пресса постоянно раздувает из мухи слона, Эллингтон. Мне тоже не нравится, когда они пытаются наставить клякс на нашей репутации, но это было всегда и вряд ли когда-то изменится: им не нужны мы, им нужна сенсация.

— Понимаю, сэр. Если это санкционированное действие…

— А вот это нужно ещё проверить, — перебил Бенсон и, потянувшись к телефонной трубке, едва не скинул все бумаги со стола.

О чём говорил Бенсон и с кем, Оливер не слушал. Он смотрел на настенный календарь, потирая переносицу: до шестнадцатого числа оставалось три дня. Этой цифры Эллингтон ожидал с двойственным чувством. С одной стороны, он боялся того, что должно было случиться. Какое-то седьмое чувство подсказывало ему, что Пол причастен к пожарам, но тем не менее не виновен. Ответственность доказать это тяжёлым грузом давила на Эллингтона… С другой стороны, шестнадцатого числа он ждал с нетерпением. Ему хотелось поскорее раскрыть тайну, которая скрывалась за всеми этими происшествиями. Не в последнюю очередь для того, чтобы забыть о них, как о страшном сне.

— Сожалею, Эллингтон, — прервал его внутренний монолог Бенсон, — но это действие, каким бы провокационным оно ни было, санкционировано по всем правилам, и мы ничего не можем изменить.

— Разрешите нашему отделу присутствовать на сожжении картин, сэр, — неожиданно даже для самого себя произнёс Оливер.

Бенсон, задумчиво глядя на Эллингтона, потёр подбородок и едва заметно кивнул:

— В штатском, без оружия и других опознавательных знаков.

Эллингтон уверенно кивнул и, непривычно отсалютовав, покинул кабинет начальника. У него не было сомнений, что вскоре произойдёт что-то необычное. Вот только даже предположить, что именно и насколько это серьёзно повлияет на его собственную жизнь, он ещё не мог.

========== Часть 3. Прошлое ==========

Утром шестнадцатого числа Эллингтон собрал всех работников отдела и объяснил ситуацию. Не забыл также предупредить, что, несмотря на официальное разрешение, дело очень щепетильное и требует особой осторожности. До этого момента в дело о загадочных картинах была посвящена лишь пара человек, теперь об этом знал весь отдел.

Эллингтон рассказал обо всём: о странных пожарах, о картинах с плачущими детьми, о подозрениях на поджоги и возможной причастности работников газовой компании. Умолчал лишь об одном — о причастности Конелли. Делать этого он не планировал. Однако, когда речь зашла о самом Конелли, Оливер не моргнув глазом солгал, что Пол отправился в заслуженный отпуск и только поэтому не участвует в операции.

На площади полицейские появлялись один за другим, как и было обещано Бенсону, в штатском и без какого-либо оружия. Эллингтон, как и полагается начальнику, пришёл на место действия первым. Стоя на верхней ступени Колонны Нельсона, Оливер внимательно рассматривал собирающуюся толпу в надежде найти что-то интересное, увидеть кого-то подозрительного. Он и сам не знал, что искал и чего ожидал…

Ближе к вечеру народу на площади собралось столько, что Эллингтон стал терять своих людей из виду. Конечно, он помнил, что Лестер и еще несколько человек расположились на ступенях Национальной галереи. Около церкви Святого Мартина находились ещё двое, по одному человеку у каждого постамента, и ровно дюжина затерялась в толпе. Проведя почти весь день на площади, Эллингтон ругался про себя на собственную инициативность и на непривычно жаркую погоду.

Однако когда толпа начала радостно кричать, Оливер мобилизовался: в центре площади на предусмотрительно огороженном месте начала собираться гора из репродукций. Со своего места Эллингтон не мог рассмотреть их, но в этом и не было необходимости: судя по тем трём экземплярам, которые ему довелось увидеть вблизи, картины были все одного плана — плачущие мальчики лет пяти-семи.

Когда загорелся огонь, Оливер замер. До последнего он надеялся на то, что произойдёт какое-то чудо. Что найдётся кто-то, кто остановит это безумие. Что организаторы признаются в задуманном розыгрыше. Что картины не загорятся…

Но картины горели…

Оливер наблюдал за языками пламени, за отрывающимися от костра красными лоскутами. В отличие от картин в сгоревших домах, эти репродукции горели как обычная бумага, чернея и обсыпаясь в общую кучу пепла. Толпа ликовала, радостно наблюдая за тем, как ярким пламенем горит работа одного-единственного художника, который, вполне возможно, даже не знал о том, что кто-то так кощунственно издевается над его трудом.

Костёр догорел ещё засветло, но радостная толпа не собиралась расходиться. Кто-то весело беседовал у пепелища, кто-то пел песни, разместившись прямо на земле, кто-то пытался задавать вопросы устроителям этого никому не нужного действа… Эллингтон посмотрел на часы, отметив, что ещё успеет зайти в ресторанчик около дома, пока там не закрыли горячую кухню, и хотел было направиться к Лестеру, чтобы дать отбой, как заметил знакомую фигуру.

Конелли стоял у пепелища, словно врос в землю. Даже на таком расстоянии Оливер отлично видел, что выглядит сержант не очень хорошо: ссутулился, волосы засалены, одежда помятая… Быстро спустившись со ступеней Колонны, Эллингтон огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из подчинённых нет рядом, двинулся к Конелли.

— Пол? Что ты здесь делаешь, Пол? — спросил он тихо, словно его могли услышать.

Конелли обернулся на знакомый голос, и его губы дёрнулись, на мгновенье обозначив улыбку. Вблизи выглядел он ещё хуже: тёмные круги под глазами, криво застёгнутая рубашка с грязным воротником, не по погоде тёплый пуловер…

Конелли растерянно огляделся по сторонам, словно сам не понимал, где он и что здесь делает. Глядя на подчинённого, Эллингтон на самом деле засомневался в его адекватности: тот вёл себя странно — потерянно, рассеянно.

— Пришёл посмотреть, как сжигают репродукции, — пожал плечами Пол после неловко затянувшейся паузы. Его голос звучал хрипло.

— Пойдём со мной, — скомандовал Оливер и, не дожидаясь ответа, направился туда, где оставил машину этим утром.

Только дойдя до цели, Эллингтон оглянулся: Пол послушно следовал за ним, заметно тяжело передвигая ноги. Оливер тяжело вздохнул и покачал головой. Ему совершенно не нравилось, как выглядел Конелли. До того, как случилась эта история, Пол всегда выглядел на все сто: гладко выбритый, с идеальной стрижкой и одет с иголочки. Сейчас же он был похож на этих новомодных хиппи. От этой мысли Оливер поморщился и, взяв себя в руки, кивнул на пассажирское сидение, молчаливо предлагая Полу сесть в машину. Что тот и сделал.

До дома инспектора они ехали молча. Оливер хмурил лоб, раздумывая, как помочь Полу, чем, и — самое главное, почему ему этого так хочется. Сам Конелли смотрел перед собой — в одну точку и в то же время в никуда. Припарковав машину, Оливер вышел и успел подойти к пассажирской двери, прежде чем та открылась и Конелли вывалился на улицу. Не задавая вопросов, Эллингтон помог ему подняться и, придерживая, повёл в дом. Несмотря на то, что не было характерного запаха, вывод напрашивался сам — Пол был нетрезв.