Страница 3 из 7
С фронта он вернулся тяжело больным, разыскал младшую сестру Марию в Джалал-Абаде и благодаря ей 8 месяцев лечился в противотуберкулезном диспансере у известного доктора Рейнгольда Бауэра. Врач давал больному необходимые лекарства, соседние бабушки приносили собачий жир, заставляли его есть алоэ, сваренное с мёдом, однако ничего не помогло. Он вскоре умер.
Несколько десятилетий спустя, когда вырастут дети Марии и Кожомжара, когда жизнь войдет в нормальное русло, самый младший из пяти сыновей, Сергей, отправится на родину матери, чтобы разыскать кого-нибудь из её родных или хотя бы тех, кто их помнил.
Провожая его в дорогу, мать напутствовала: «Запомни, сынок, нас в селе знали больше как Купцовых, а в 1938 году, когда я уехала, председателем колхоза был Шачников, и у него была дочь Надя. Она была моей подругой».
Мама еще живая.
Вот с такими сведениями и оказался Сергей на полустанке «Пачелма». Это была самая близкая железнодорожная станция от села Залесская ферма. Однако, на месте, где некогда было деревня, сохранились лишь остовы печных труб бывших строений, трухлявые пни некогда цветущих садов, да покосившиеся могильные кресты. Решением Пензенского облисполкома от мая 1988 деревня была исключена из учета данных, как населенный пункт, из которого выехали все жители.
Сергею удалось разыскать бывших сельчан, кто знал и помнил мать и её родственников, но где искать Надежду Шачникову, они не знали. Помог случай. Попутная машина, на которой он возвращался к железнодорожной станции, проезжала мимо картофельного поля, на котором работала женщина средних лет. Попросил водителя остановиться, подошел к ней и спросил, не знакомо ли ей имя Надежды Шачниковой?
– Как же не знать, – ответила она.
– Ведь я её внучка.
Оказалось, что Надя живет в селе Ломово, райцентре одноимённого района. Именно она проводила в последний путь Михаила. Сводила гостя на кладбище, показала могилу его дяди.
Прощаясь, сын выполнил наказ матери, передал её подруге достаточную сумму денег. Она наотрез отказалась их брать, но он пояснил, что его мать, хоть таким образом желает отблагодарить свою давнюю землячку за то, что она ухаживала за ее больным братом, похоронила его, устроила поминки.
К тому времени от большой зажиточной семьи никого уже не осталось.
Пора было возвращаться обратно, когда на полустанке «Пачелма», где пришлось ожидать поезд «Пенза-Москва», к нему подошел старик. Как выяснилось, его привлекла азиатская внешность ожидающего. Сам он когда-то жил в Казахстане, вот и захотелось узнать, уж не из тех л и мест этот молодой человек? Пришлось рассказать, что приехал он навестить места, где родилась и жила его мама, назвал имя и фамилию.
– Что-то не припомню такую – засомневался старик.
– А Купцовых помните?
– Как же не помнить? Ведь с Петром мы воевали вместе в финскую, хорошо знал и других братьев, лихие были ребята.
Случайно встреченный старик рассказал о трагическом периоде раскулачивания родителей нашей матери.
Вот ведь как бывает, братья числились «врагами народа», годами скрывались от Советской власти, а пришло время, они геройски погибли. Воспоминания о родителях, их близких заставило вновь вернуться к военному лихолетью, к тем, кто считался навсегда потерянным. Они были возвращены из небытия моим сыном Владимиром, племянниками Алексеем и Рыскулбеком, которое приложили изрядные усилия, чтобы документально восстановить военную судьбу Николая, считавшегося без вести пропавшим. Благодаря настойчивости наших детей были восстановлены скупые строки судьбы их прадеда Бикеева Чыналы, арестованного в 1930 году и позже реабилитированного.
Наши родители прожили в любви и согласии сорок шесть лет, вырастили пятерых сыновей. Всем дали блестящее образование. От своего отца унаследовал наш родитель убеждение, что человеческий капитал – это имеющийся у каждого запас знаний. Отправным пунктом для отца служило представление, что при вкладывании средств в образование детей, он ведет себя рационально, взвешивая соответствующие выгоды и издержки. Причём, образование по самым высоким международным стандартам. И потому, основным смыслом своей жизни он видел, чтобы его сыновья учились в престижных вузах, непременно в технических.
Начало сороковых годов. Отец главный бухгалтер двух колхозов в Сузакском районе Джалал-Абадской области. Во время Великой Отечественной войны его, как и всех мужчин, призвали, чтобы отправить на фронт. Однако вскоре вернули по брони на прежнее место работы. Кто-то должен был кормить фронт и тыл. Вот только поработать долго главным специалистом сельхозартели ему не довелось. Разгул истерии по выявлению врагов народа накрыл и его. Хотя и не было у отца агрономического образования, но из литературы и опыта других земледельцев знал о преимуществах озимого сева. В тёплую и влажную осень мобилизовал колхозников засеять обширный клин поливной пашни. Появились дружные крепкие всходы. Когда выпал первый снег, зеленка поднялась на 10–15 сантиметров. Селяне, позже, получили урожай пшеницы, а это позволило выполнить и плановые поставки на фронт, и обеспечить колхозников хлебом.
Однако, то ли по доносу недоброжелателей, то ли из-за неосведомленности руководителей районного НКВД, зимой отца обвинили во вредительстве. Тут же в ход пошло всё. Припомнили бдительные сотрудники компетентных органов и байманапское происхождение и репрессии деда Бикеева Чыналы, и учебу в медресе, и короткий период его просветительской деятельности в бытность молдо.
О камерах следственного изолятора НКВД отец вспоминать не любил, однако и забыть об этом не мог. Для того чтобы добиться нужных показаний, применялись жестокие пытки. Сильно били по голени ног, поэтому кожи на ногах не было, глянец остался на всю жизнь. Особой изощренностью отличалась пытка в карцере: отца ставили под капающую на голову воду и не давали спать. Как правило после трех суток экзекуции подследственные подписывали любые документы. Но все знали, что приговор, как правило, высшая мера наказания. Отец выдержал неделю и не подписал признательных показаний во вредительстве. Будучи грамотным и хорошо владеющим русским языком, написал жалобу на применение пыток, грубых нарушений закона в отношении его и других подследственных, в адрес Н.М. Шверника, председателя ВЦСПС. Жалоба дошла до адресата, и по распоряжению центра была создана комиссия. Итогом работы стало освобождение нескольких десятков человек. Много лет спустя, работая послом Кыргызстана в Узбекистане я приехал в Джалал-Абадскую область и встретился с первым заместителем губернатора, который рассказал, что благодаря моему отцу его отец остался жив.
Освободившись из-под следствия, пришлось перебраться подальше от областного центра, в Джанги-Джольский район. Впрочем, и там клеймо байманапского отпрыска не исчезло. Не всегда и не везде удавалось найти подходящую работу. Отец, по-своему реагировал на абсурдность происходящего, осознавая вседозволенность власти, полную непредсказуемость собственной судьбы и невозможность повлиять на нее. О том невеселом периоде жизни родителей, выросшие сыновья, много позже узнали из скупых рассказов матери.
К пятидесятому году в семье было уже четверо детей, и отец решает обосноваться в Джалал-Абаде. Разумеется, своего жилья у большой семьи не было. Пришлось снимать квартиру. Нужно ли говорить, что желающих пустить семью с четырьмя маленькими детьми было не так уж и много. Немало пришлось намаяться, пока нашли родители более-менее сносную крышу над головой. Скитаться всю жизнь по углам – не дело, – справедливо рассудил глава семьи, надо строить собственный дом. Летом 1950 года семья получает земельный участок размером 5 соток на северной окраине Джалал-Абада. Соседями по земельному наделу оказались довольно заслуженные и очень интересные люди. С одной стороны, Герой Советского Союза летчик-штурман Евдоким Мазков, с другой, выпускник Львовской художественной академии художник и скульптор Василий Владимиров. С третьей – главный архитектор города – Щербинин. Со всеми отец быстро подружился. Кстати Щербинин помог разработать подходящий проект дома для большой семьи, сделал нивелирную привязку будущего строения к участку с учетом геологических условий местности. Первоначально земельный надел относился к улице Кирова, проживающие соседи, к тому времени имели обустроенное подворье, летними вечерами, собираясь у одного из домов, вели неторопливые беседы. В ту пору жизнь стала налаживаться и в городе строились многие. Вдоль новостроек проложили улицу Шопокова, в честь героя Советского Союза – панфиловца, и наш дом прописали к вновь образованному проезду. Продукции местного маломощного кирпичного завода не хватало даже на промышленные социальные государственные объекты. Да и дорого было строить жилье из жженого кирпича. Большинству, в том числе и нам, это было не по карману.