Страница 13 из 18
Следует заметить, в николаевской России узаконенного дуэльного кодекса как такового не существовало. Кодекс чести заключался в некой общепринятой традиции, основанной на прецедентах предыдущих поединков, с новыми поправками и дополнениями[29]. Когда с первым европейским дуэльным кодексом ознакомились русские дуэлянты, они только рассмеялись. По их мнению, настоящим поединком в нём и не пахло: что ни строчка – то очередная насмешка над «истинными правилами», по которым стрелялись в Российской империи.
Взять хотя бы это, основополагающее: «За одно и то же оскорбление удовлетворение можно требовать только один раз…» Насмешка. Русские стрелялись – пока было желание и возможность. Слова смертельно раненного Пушкина при возвращении с дуэли: «Когда поправимся, начнём сначала».
Смерть в европейской дуэли изначально исключалась: «Ни в коем случае не должны секунданты предлагать дуэль “на жизнь или смерть” или соглашаться на неё». Русские покатывались с хохота: так для чего вообще стреляться?! Ведь в том-то и заключалось истинное правосудие, что правый, оставшись в живых, должен был победить. Страх быть убитым уже сам по себе являлся наказанием. А уж там – как судьбе угодно…
Вот ещё одно, связанное с европейским малодушием: «Кто выстрелил, тот должен остановиться и выждать выстрел в совершенной неподвижности».
Как бы не так! В России подобное правило соблюдалось разве что во время поединков с иностранцами. (Это условие было соблюдено при последней дуэли Пушкина с Дантесом.)
И всё же русская дуэль порой напоминала преднамеренное убийство. Так, стрелявший первым рисковал быть расстрелянным в упор. Этому способствовала одна особенность русской дуэли, согласно которой дуэлянт, имевший право на выстрел, мог подозвать выстрелившего первым (и промахнувшегося) к барьеру и пустить ему пулю буквально в лоб. Именно поэтому бретёры высокого класса никогда не стреляли первыми. Так поступали самые хладнокровные, к коим относился и Пушкин. Правда, поэт вместо выстрела частенько отхлёстывал соперника колкой эпиграммой…
В Европе, как уже было сказано, стрелялись с 30–40 шагов. Но опять же – только не русские! В Петербурге открыто смеялись над французами и обычно стрелялись с 8–10 шагов, причём до результата – ранения или смерти. Если отдельные безумцы хотели умереть с особым шиком, они выбирали наиболее отчаянный вид русской дуэли – через платок: противники брались свободной рукой за два противоположных конца обычного платка, по жребию выбирали пистолеты, один из которых был заряжен, другой – нет. Потом отдалялись друг от друга на максимально возможное расстояние (как правило, не более 3 шагов) и по команде нажимали на курок. По сути, такой поединок – разновидность «русской рулетки». В народе это называлось «приставить пистолет ко лбу». Правда, подобным образом стрелялись не так уж часто (и это понятно, ведь как минимум один из дуэлянтов оказывался убитым), зато стреляться с тридцати шагов считалось совсем уж последним делом; такие «дуэлянты» удостаивались насмешек.
Но главное отличие европейской и русской дуэлей заключалось всё же в другом. Европейцы рассматривали поединок как демонстрацию готовности к смерти, в то время как для русских это была реальная готовность умереть. Как результат – показатель дуэльной смертности. Так, в тридцатые-сороковые годы во Франции в результате поединка ежегодно гибло не более шести человек [1]. В России – десятки погибших (Пушкин и Лермонтов в их числе). Для европейца погибнуть на дуэли считалось фатальной случайностью; а вот для русского выжить было большой удачей. И в этом, пожалуй, основное отличие европейского поединка от отечественного…
Наивно было бы полагать, что русская дуль была схожа чуть ли не с кулачным боем, где всё решали ловкость, хитрость, изворотливость и, конечно, физическая сила. Ничего подобного! Общих правил, принятых в Европе, придерживались и в России.
Как писал военный следователь русской императорской армии полковник П.А. Швейковский, «поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя» [2].
Такое определение подчёркивало следующие условия поединка.
Во-первых, поединок по своей сути являлся следствием взаимного соглашения, своего рода договора сторон, когда одна из них предъявляла вызов, другая этот вызов принимала.
Во-вторых, поединок – это бой, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами, во время которого противники обменивались ударами (в случае с холодным оружием) или выстрелами. Даже если выстрел следовал лишь с одной стороны (когда, к примеру, у противника пистолет давал осечку), дуэль, как правило, считалась состоявшейся. «Этим условием боя дуэль, в тесном смысле слова, отличается от пари на смерть, от смерти по жребию и т. д.», – пояснял П.А. Швейковский [3].
В-третьих, дуэль подразумевала единоборство (что звучит уже в самом названии поединка) между двумя лицами, один на один, при равенстве шансов каждой из сторон. Последнее означало равенство оружия (его одинаковость) и правил нападения и защиты (одинаковость опасности). Стрелялись за кого-то в исключительных случаях – когда вызываемый был серьёзно болен или находился в преклонном возрасте.
В-четвёртых, если целью дуэли являлось удовлетворение поруганной чести, то средством – смертоносное оружие. И это понятно: отсутствие такого оружия дискредитировало бы дуэль как понятие. Предпочтение отдавали так называемому благородному оружию, к каковым из огнестрельных причислялся гладкоствольный пистолет, а из холодных – сабля, шпага, шашка или палаш.
В-пятых, вызов (устный или письменный) обычно делался через третьих лиц – так называемых секундантов. По французским обычаям, дуэль без свидетелей вообще не считалась таковой [4]. В секунданты избирались лица, не имеющие никакого отношения к скандальному делу, послужившему поводом к поединку; то были пользовавшиеся всеобщим уважением люди. Они же вели переговоры, занимались примирением сторон и распоряжались ходом поединка. К слову, ближайшие родственники не могли быть секундантами.
Секунданты определяли время и обозначали место поединка. Они же заряжали оружие; причём на месте поединка обязательно свидетельствовали это оружие. Потом бросали жребий на оружие и место у барьера. В их же ведении было удостовериться в наличии или отсутствии на груди у противника «предмета, могущего парализовать удар или оказать сопротивление пуле».
Категория лиц, не имевшая права принять участие в поединке: простолюдины, скомпрометировавшие себя ранее лица (шулеры, а также те, кто когда-либо отказался от дуэли), умалишённые, несовершеннолетние…
Были ещё моменты. Так, опоздание к месту поединка могло рассматриваться другой стороной либо как проявление неуважения, либо – неприкрытой трусости. Поэтому стороны были обязаны прибыть к месту дуэли вовремя. Промедление более 15 минут сверх назначенного срока расценивалось как уклонение от поединка, о чём секунданты составляли соответствующий протокол.
Уклонившийся от дуэли уже не мог считать себя «человеком чести». И вход в определённые круги такому был заказан…
«Я ненавижу дуэли, – говорил Николай I. – Это варварство; на мой взгляд, в них нет ничего рыцарского». Надо думать, император в своих словах был искренен: дуэли он ненавидел. И этому имелась своя причина. Личная. Честь офицера и просто порядочного человека в глазах царя была ничем в сравнении с личной преданностью трону вообще и Его Императорскому высочеству в частности. По крайней мере, для Николая это являлось главным. Что до остального – честь, совесть, общественное мнение, – всё это рассматривалось не более чем сантименты…
29
Специального утверждённого дуэльного кодекса не существовало не только в России, но долгое время и в Европе. Первый подобный кодекс появился в 1836 году во Франции, на которую после революции 1830 года обрушилась настоящая «дуэльная лавина» в виде так называемых журналистских поединков.