Страница 10 из 18
Наивная Натали! Она ни о чём не догадывалась. Откуда ей было знать, что произошедшее – искусно подстроенная западня…
Александр Карамзин – брату Андрею, 13 марта 1837 года:
«…Дантес был пустым мальчишкой, когда приехал сюда, забавный тем, что отсутствие образования сочеталось в нем с природным умом, а в общем – совершенным ничтожеством как в нравственном, так и в умственном отношении. Если бы он таким и оставался, он был бы добрым малым, и больше ничего; я бы не краснел, как краснею теперь, оттого, что был с ним в дружбе, – но его усыновил Геккерен, по причинам, до сих пор еще совершенно неизвестным обществу (которое мстит за это, строя предположения). Геккерен, будучи умным человеком и утонченнейшим развратником, какие только бывали под солнцем, без труда овладел совершенно умом и душой Дантеса, у которого первого было много меньше, нежели у Геккерена, а второй не было, может быть, и вовсе. Эти два человека, не знаю, с какими дьявольскими намерениями, стали преследовать госпожу Пушкину с таким упорством и настойчивостью, что, пользуясь недалекостью ума этой женщины и ужасной глупостью ее сестры Екатерины, в один год достигли того, что почти свели ее с ума и повредили ее репутации во всеобщем мнении. Дантес в то время был болен грудью и худел на глазах. Старик Геккерен сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за нее, заклинал ее спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма. (Если Геккерен – автор этих писем, то это с его стороны была бы жестокая и непонятная нелепость, тем не менее люди, которые должны об этом кое-что знать, говорят, что теперь почти доказано, что это именно он!)» [37].
1 ноября 1836 года у Александра Пушкина было приподнятое настроение. В этот день он должен был читать друзьям готовившийся к печати свой роман «Капитанская дочка». В связи с тем, что было воскресенье, на чтении обещал присутствовать и находившийся в Царском Селе при наследнике Василий Андреевич Жуковский, друг и большой почитатель творчества поэта[23]. Пушкину было важно услышать мнение товарищей, слишком много сил он вложил в этот роман. А потому волновался.
Впрочем, все опасения автора оказались напрасны – роман был принят с восторгом!
П.А. Вяземский: «Пушкин читал у меня новый роман “Капитанская дочка”, повесть из времени пугачёвщины. Много интереса, движения, простоты. Он будет весь напечатан в № 4 “Современника”»[38].
Пушкин был счастлив!
Тот день станет последним счастливым днём в его жизни…
Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):
«И овцы целы, и волки сыты, было в первый раз сказано лукавым волком, или подлой овцой, или нерадивым пастухом. Счастливо то стадо, вокруг коего волки околевают с голода. […]
Е*** говорит, что в жизни должно решиться на одно: на жену или на наемную карету. А если иметь ту и другую, то придется сидеть одному целый день дома без жены и без кареты» [39].
Считается, «точкой кипения», переполнившей чашу терпения Пушкина и заставившей его драться с Дантесом, послужило свидание его супруги с французом, якобы состоявшееся незадолго до рокового поединка. И в этой связи следует отметить два обстоятельства. Во-первых, свидание действительно имело место быть. И во-вторых, состоялось оно не накануне дуэли, а намного раньше. Мало того, даже известна дата этого свидания – 2 ноября 1836 года[40].
Произошло что-то серьёзное? Произошло. И эта тайная история напрямую связана с именем одной дамы – Идалии Полетики[24].
Красавица Идалия (ур. Оботей), как поговаривали, являлась побочной дочерью графа Г.А. Строганова, согрешившего в годы бурной молодости с некой Юлианой да Ега. По линии бабки она была троюродной сестрой Гончаровым, поэтому в семье Пушкиных Полетику принимали на правах своей. По крайней мере, здесь её всегда воспринимали как искреннего друга. Так было до тех пор, пока отношения между Пушкиным и Дантесом не вылились в открытую вражду. И в этом поединке Идалия Полетика выбрала сторону француза. Не исключено, чашу весов перевесило то обстоятельство, что муж последней, полковник Кавалергардского полка, являлся приятелем Дантеса. Как бы то ни было, поведение дальней родственницы очень напоминает предательство, истоки которого до конца не выяснены и поныне.
Хотя предположения имеются. Например, доподлинно известно, что, будучи неравнодушна к Пушкину, она так и не смогла стать его любовницей, в то время как Дантес, повеса, не обременённый семейными обязательствами, легко увлёк дамочку в канапе, сделав преданным союзником в борьбе с неприступной четой. И Полетика не подвела.
Месть униженной женщины порой бывает страшнее стилета. В случае с Пушкиным месть оказалась поистине фатальной…
Несмотря на то что в этой тёмной истории много неясного, канва событий такова. Полетика пригласила Наталью Николаевну к себе на квартиру (находившуюся в казармах на территории Кавалергардского полка). Когда та явилась, хозяйки дома не оказалось, зато гостью поджидал кое-кто другой… Далее предоставим слово тем, кто знал об этом не понаслышке, а, скорее всего, от самой Пушкиной.
Из письма барона Фризенгофа (мужа сестры Натали – Александры Николаевны) от 14 марта 1887 года: «…Ваша мать получила однажды от г-жи Полетики приглашение посетить ее, и когда она прибыла туда, то застала там Геккерна вместо хозяйки дома; бросившись перед ней на колена, он заклинал ее о том же, что и его приемный отец в своем письме. Она сказала жене моей, что это свидание длилось только несколько минут, ибо, отказав немедленно, она тотчас же уехала» [41].
Почти то же самое рассказывала и княгиня В.Ф. Вяземская[25]:
«Мадам [Полетика] по настоянию Геккерна пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина рассказывала княгине Вяземской и мужу, что, когда она осталась с глазу [на глаз] с Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастию, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, и гостья бросилась к ней» [42].
Наталья Николаевна была настолько потрясена случившимся, что поначалу так и не решилась рассказать обо всём мужу. (Со слезами на глазах она смогла об этом сообщить по секрету лишь княгине Вяземской, а чуть позже – и сестре Александре.) Однако шила в мешке не утаишь: вскоре об этом узнал и Пушкин. Трудно передать ту бурю чувств, которая овладела рассерженным мужем. Первыми приняли удар листы писчей бумаги.
Из неотправленного письма Пушкина барону Геккерену:
«…Вы, барон, – Вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, истощенный лекарствами, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней…»[43]
Задуманный Геккеренами «мат» сорвался. Любезность Натали быстро сменилась холодностью. Французу было указано на дверь; Пушкины прекратили все сношения с «шаромыжником». Даже в собственных глазах Дантес оказался унижен и растоптан…
23
Жуковский, Василий Андреевич (1783–1852); поэт, наставник великого князя и наследника престола Александра Николаевича Романова (будущего императора Александра II).
24
Наст. Полетыка.
25
Вяземская, Вера Фёдоровна (ур. княжна Гагарина, 1790–1886), княгиня; в 1811 году вышла замуж за П.А. Вяземского.